Проследите, чтобы при пересадке земляной ком был умеренно-влажным: не прилипал к рукам, но и не был пересушенным, иначе повредятся корни. Листики у растений должны оставаться сухими, тогда они меньше загрязнятся во время пересадки. 

Отпив кофе, я лениво перевернул очередную глянцевую страницу энциклопедии фиалок. Сюжет, конечно, с головой не затягивает и интрига так себе, зато много ярких фото. Для полусонного утреннего кофепития в собственной постели вполне годится, раз уж попалось. Потом надо будет отдать Шурфу. Фиалки он вряд ли будет разводить, ну хоть библиотеку орденскую пополнит. И вообще, кому ж еще.

Очередная глава называлась «Секреты обильного цветения». Я скользнул глазами дальше, потом вернулся обратно к заголовку. Хм. Кстати, о Шурфе. Кстати, о всяких отдельных личностях (не будем тыкать пальцем), которые, по словам Джуффина, могут «телом приторговывать за бесполезные секреты». Хммм.

Захлопнув книгу, я ухмыльнулся и предвкушающе потянулся. Не то чтобы я собирался делать из этого затяжное шоу, но разговор повернуть на нужную тему во время вечернего визита хватит, а больше ничего и не надо.

…Уже в сумерках оказавшись в кабинете нашего благостного, я приблизился к сидевшему за столом Шурфу и выразительно помахал перед ним энциклопедией.

— Видел? — изрек я многозначительно. — Новая книга из моего мира.

Шурф протянул руку, но я отшагнул назад и мурлыкнул:

— Не так быстро. Это, знаешь ли, очень ценная и редкая книга. Еще и о каких-то секретах. Цветочных, но все равно.

Шурф помедлил, пристально меня разглядывая. Чуть склонил голову, еле заметно улыбнулся.

— Понятно. И что же ты хочешь взамен?

Ну то есть начиналось все как по маслу. Судя по чуть тягучей интонации, он прекрасно меня понял и явно намеревался подыграть. Казалось бы — вот и все, можно переходить к делу. Собственно, я и попытался: положил книгу на стол и протянулся к застежке на лоохи Шурфа, однако он тут же перехватил мою руку и отвел ее в сторону.

— Не так быстро, — где-то за горизонтом его интонаций чудилось ехидство. — Я сейчас принадлежу Ордену, знаешь ли. Соответственно, такой вид продажи должен быть надлежащим образом оформлен.

Я вытаращил глаза:

— Ты хочешь провести продажу собственного тела через ведомости?!

— А ты думал, что купить ночь с Великим Магистром можно мимоходом, как пирожок с лотка?

Тааак. Оказывается, я не все знал о его фантазиях.

— Хорошо, — я развел руками, — зови, кто там у тебя за это отвечает. Будем оформлять. Все равно нам давно уже пора перестать скрывать отношения, а это будет таки достаточно пикантным вступлением. Газетчики обрадуются.

— С оформлением нового экземпляра для орденской библиотеки, думаю, я сам разберусь, но оплата должна соответствовать, гм, товару. — Шурф схватил книгу, повертел ее в руках, перелистнул пару страниц и снова чуть ехидно посмотрел мне в глаза. — А это издание мне кажется… как говорят в вашем мире — подарочным? Оно не похоже на раритетное. Такие «подарочные» есть и у нас, их держат для красоты, не для пользы. И картинок тут больше, чем текста. И цветы не входят в сферу моих интересов и не слишком полезны для Ордена. То, что ты хочешь — очень много. Поцелуй, и то недолго.

Что ж… Хоть изначальный план и сорвался, это оказалось неожиданно азартно. Отлично, играем по-честному. Я пожал плечами.

— Поцелуй так поцелуй. Хоть что-то.

Я шагнул к нему. Шурф смотрел так же прямо и спокойно, не делая ни единого движения навстречу. Не пошевелился он и тогда, когда я склонился ближе.

Потом я поцеловал его: просто на пару секунд прижался губами к теплым губам. Казалось, что Шурф улыбается — но когда я отстранился, его лицо по-прежнему было каменным. Отвернувшись, он осторожно взял книгу и сунул ее в ящик стола — и это почему-то взбудоражило еще сильнее.

Что ж, лиха беда начало.

Потом мы поужинали, болтая о какой-то ерунде, потом покурили на крыше Иафаха — а потом я отправился домой, как будто так и надо было. Шурф не стал меня задерживать.

Дома я взялся за дело с энтузиазмом. Ну подумаешь — всего-то нужно достать, скажем, единственный экземпляр трактата по какой-нибудь иномирной магии четырехсотого уровня. Еще и не такое вытаскивали.

…Не тут-то было. За час я обзавелся горой добротной макулатуры: устаревший учебник химии, пособие по мелиорации Узбекистана, куча потрепанных женских журналов, любовные и бандитские книжки в мягких обложках… Что-то мне подсказывало, что Шурф не до такой степени все готов читать, да и за подобную «ценность информации» я смогу разве что подол его лоохи поцеловать, и то не факт. Причем чем сильней я пытался сосредоточиться на чем-то крутом-магическом, тем ужаснее был результат.

Наконец изрядно уставшая рука извлекла из Щели сборник стихов настолько мерзкого пошиба, что, предъяви я их Шурфу, это могло бы стать бесславным финалом наших отношений. Я вздохнул, добыл себе чашку кофе (по счастью, хоть это получилось без труда) и попытался проанализировать свои желания.

Стоило притормозить, ответ пришел быстро. Я не хотел доставать «крутую магическую книгу». Я этого боялся. Не сомневаюсь, что могущественных книг много — но вдруг попадется что-то сродни Огненным страницам или того похлеще? Что-то, что навредит Шурфу или будет опасным в принципе? Известно же, что магические книги часто обладают подобием характера или воли — вдруг она окажется злой? Да и потом, вдруг эта книга начнет питаться энергией Стержня и изменит свои качества, как здесь происходит со многим «импортными» вещами?

Ладно, зайдем с другой стороны. Обойдемся без магических секретов. Какая сфера еще подойдет?

Может, добыть книги о каких-то полезных практиках, типа йоги или там цигун? Ага, щас. Если Шурфу это в самом деле покажется полезным, дайте угадаю, кто окажется первой жертвой прогресса. Идеальным вариантом были бы любовные трактаты — если бы все возможное на эту тему я не достал ему уже давно.

Ладно, зайдем с третьей стороны: любимые жанры. Может, достать фантастику типа Кинга?

Хотя нет, тоже сложно. Шурфу и раньше нравились далеко не все книги, которые я доставал, но если прежде мне и в голову не пришло бы стыдиться промаха — что выловил, то выловил, что поделаешь — то теперь было вопросом чести не подсунуть ему халтуру.

Подходящее-знакомое не вспоминалось, а новинки заранее читать некогда, тем более, что далеко не первая попытка может стать удачной. Со стихами тоже вдруг напала мнительность — ну, а вдруг конкретно на этот раз вкусы не совпадут и вообще? Ох.

Хорошо, подойдем с четвертой стороны.

…. На тридцать шестой стороне я понял, что все: Большой Коварный План не просто накрылся медным тазом. Это был предтеча, праотец всех медных тазов, Великий Медный Таз древности.

Я со стоном откинулся на подушку, запустив руки в волосы, потом схватил лежащую на коленях табличку с покрывавшими ее сложными расчетами и с наслаждением швырнул о стену. Не чангайская посуда, но тоже неплохо.

Потом свирепо подышал.

Впрочем, сдаваться я и не думал — это уже дело принципа. Тряхнув головой, я почти наобум злобно сунул руку под подушку — мало ли, а вдруг повезет или хоть зацепка какая-то появится.

Теперь добычей стала потрепанная книга в мягкой обложке. На ней был изображен мерзкий тип вроде буржуя, как их рисовали в советских карикатурах, с опутавшими глобус щупальцами вместо пальцев. Ну понятно, очередная теория заговора. Красный заголовок гласил: "Об этом знают всего 2% человечества!"

Сама-то книжонка явный бред, но может, пойти по этому пути? Какова ценность информации, если она известна, скажем… ну, скажем, 37% населения моего мира, никому неизвестна здесь и не является запретной? Допустим, обозначим это как икс. Теперь будем отталкиваться от уже известного факта: книга о комнатных цветах оценивается в один возмутительно невинный поцелуй.

Вот, все просто: чтобы понять ценность, скажем «одной единицы» информации, нужно разделить знание об уходе за фиалками на количество осведомленных людей, высчитать процентное содержание тех, кому эта информация здорово помогла в жизни и соотнести это со степенью приближения к сфере интересов Шурфа. Значит, для начала подсчетов мне нужны всего-то результаты соцопроса населения обоих миров. А потом умножить на поцелуй. Или разделить?..

Боже.

Нет. Стоп. Нужно просто ориентироваться на редкость, хотя бы в моем мире. Раритетное издание тоже может оказаться полным бредом, конечно, но стоит хоть попробовать.

Я медленно выдохнул сквозь зубы. Я хочу редкую, очень редкую, прям исключительно редкую книгу.

Невольно задержав дыхание, я сунул руку под подушку — а в следующее мгновение завопил от боли в обожженной руке, шарахнулся назад и вскочил на ноги. На кровати пылала книга, и от нее уже начала загораться простынь; еще пара секунд, и вспыхнула бы вся добытая макулатура. Чуть не поскуливая и сунув уже покрывшуюся волдырями ладонь под мышку, я ногой накинул на горящую книгу одеяло, забыв даже о магии, и принялся ее топтать.

Кажется, огонь потух. Я отдышался. Убрал ожоги, откинул одеяло, заклинанием выветрил вонь от почерневшей простыни.

Некоторое время я с опасением рассматривал полусгоревшую и порядком смятую от моих пожарных порывов книгу. Неужели-таки вытянул дрянь вроде той, что чуть меня не погубила? Или просто кто-то книгосжигательством занимается, как в средние века?

Наконец я осторожно подтолкнул страницы. На уцелевших участках был виден незнакомый язык: насколько хватало моих познаний в лингвистике, северный. Норвежский, что ли? Я осторожно взял остаток книги в руки. Сквозь запах гари пробивался легкий запах спиртного.

Нет, вроде не магическая, ничего такого не ощущается, и вон даже выходные данные есть. Ладно.

Забавно — письменность Угуланда я разбирал легко, а вот чужой язык моего мира по-прежнему представлял собой набор загадочных закорючек. Впрочем, на все есть свои заклинания.

Сосредоточившись на выходных данных (они казались мне самыми безопасными — мало ли что в самом тексте все-таки), я воспользовался заклинанием перевода. Усилия увенчались успехом: вскоре Útgáfa «Tunglið» превратилось в Издательство «Луна». Ага, вот и страна — Исландия. Все-таки север. Я полистал полусгоревшие страницы. Кто-то кого-то приглашал на чай, говорили о каком-то яде… Детектив, что ли? За что его так, интересно? Или просто книга в пожар попала? А вот… что? Тираж — всего 69 экземпляров? Хм. Таки да, это была редкость. Жаль, что так с ней обошлись.

Ну вот что — хочу еще одну такую книгу этого же тиража. Выдохнув, я закусил губу и снова отважно сунул руку под подушку.

На сей раз трофеем стала пригоршня еще горячего пепла. Тааак. Пожар в типографии? Жалко, но дело житейское, пожалуй. Только вот почему такой маленький тираж? Или автор заказал книги самиздатом, уж насколько денег хватило, а потом разочаровался и решил их сжечь? Очевидно, по пьяни, раз уж спиртным пахнет?

Некоторое время я задумчиво пропускал между пальцами пепел (все равно в спальне уборку делать). Теперь мне хотелось понять суть происходящего.

Ну вот что. Я хочу не книги этого издательства, а информацию о самом издательстве. Может, в газеты уже попало, что там у них за пожар был?

Видимо, измученная моими предыдущими противоречивыми капризами реальность легко пошла навстречу: трофеем стала развлекательная газетенка обо всем на свете. Быстро ее полистав, я обнаружил искомое.

Самое странное в мире издательство — исландское издательство Tunglið («Луна»). Оно печатает книги только в ночью в полнолуние, причем любой тираж составляет лишь 69 экземпляров. Если вы хотите купить книгу, это нужно сделать той же ночью: наутро весь нераспроданный тираж обливается французским коньяком и сжигается.

Некоторое время я молча смотрел в одну точку. Так. Странные ребята, но сейчас вопрос даже не в них. В этом определенно что-то есть.

Что, если тираж книги, которую я подыскиваю для Шурфа, должен быть ограничен не только по количеству экземпляров, но и по времени? Книга, которая в любом случае исчезнет?

Ну… ну если так рассуждать, то можно просто найти редкое издание и заколдовать его на «самоуничтожение» после прочтения, однако я был уверен, что Шурфу такой подход будет резко неприятен. Да было в нем что-то инфантильное. А как еще?

Связать книгу с определенными действиями? Их-то точно никогда не скопируешь точь-в-точь такими же, вот и получится «единственный экземпляр». Вроде как Книга огненных страниц, не к ночи будь помянута, только со знаком «+».

Так. Нужно подумать. Решение уже близко. Что интересно Шурфу и при этом можно «отыграть»? Вода? Что-то о море? О стихах? Я искоса взглянул на раскрытую обгоревшую страницу. О чае?.. Хмммм. А вот это уже в самом деле ближе к делу. Вот заодно и действие увязать можно будет… Так-так-так! Замерев от предвкушения, я очередной раз сунул руку в Щель.

Наконец-то, это определенно и совершенно точно было то, что я искал. В руке у меня оказалась не слишком пафосная, но вполне объемистая и явно толковая книжка по чайной церемонии.

***

На следующий вечер я позвал Шурфа к себе. Постельное белье из спальни я убрал, и сейчас здесь были только два небольших пуфика, жаровня с уже тлеющими углями и простая белая утварь. Я держал книгу на коленях.

Шурф с любопытством осмотрелся, смерил меня изучающим взглядом с ног до головы.

— Сейчас требуются какие-то ритуальные действия?

— Не-а. Располагайся, как удобно. Вот, я нашел тебе книгу по чайной церемонии. Это в одной из стран моего мира есть такой ритуал — не просто так пить чай, а… осмысленно, что ли. Считай эту книгу моей платой, и сам реши, чего она стоит. — Я усмехнулся. — Я верю в твою честность.

Шурф с любопытством взял книгу. На сей раз ему явно стало интересно. Поглубже вдохнув, я продолжил:

— Сразу предупреждаю, что когда ты начнешь ее читать, найдешь в нынешней церемонии много неправильностей, нарушений и отсебятины. Честно говоря, я хотел сначала сделать все максимально точно, даже одежду достать той страны и пару фраз заучить, но потом понял, что это будет фарсом, причем плохо отыгранным. А сама эта традиция предполагает искренность. Я решил, что важнее передать дух, а не буквально следовать мелочам, в которых я сам увижу так же мало смысла, как и ты. Это просто дополнение к самой книге, вот и все. Можешь читать ее, пока будем пить чай. Чтоб уж все в комплекте.

С этими словами я поставил на жаровню чайник; пока он закипал, спросил, как дела в Ордене. Потом мы смеялись над проделками его любимцев и над их наивными экспериментами в магии, и вдруг мне почудилось в этом что-то щемящее — будто за этими рассказами он представлял собственное прошлое без темноты. Хотя было ясно: даже будь возможность каким-то образом вернуться в прошлое и превратить его в пай-мальчика, это только все испортило бы; и что нужно было примириться и с темнотой, и с ошибками, чтобы было то, что было.

Когда чай заварился, я с небольшим замиранием сердца достал чашки — магически выточенные сегодня из найденных на побережье урдерских камней. Я наполнил одну из них; как полагается, она тут же засветилась синим изнутри.

— По традиции первый раз пьют из одной чашки. Ты не против?

— Нет, конечно.

Потом Шурф наконец открыл книгу, на которую уже давно косился. Я наблюдал за ним, время от времени наполняя чашку.

Изредка Шурф отрывался от чтения, чтобы что-то прокомментировать или обсудить. Мы передавали чашку друг другу; не сговариваясь, избегали прикосновения пальцев, но старались касаться тех же мест, где только что были губы друг друга.

Во время этих коротких диалогов, тоже чем-то похожих на неявное касание, Шурф пристально рассматривал меня, и это отзывалось предвкушением. Время от времени я заваривал новый чай. Вторую чашку мы так и не стали использовать: я ее даже наполнил, а потом мы машинально продолжили передавать первую. Свет не включали — скоро взошла Луна, да и чашка светилась синим. Надо сказать, белая одежда Шурфа с такой подсветкой смотрелась особенно хорошо.

Наконец последняя страница была перевернута и я даже не удивился, что это совпало с последними глотками чая. Такой уж это был вечер. С минуту мы помолчали, слушая исходящий от чашки шум прибоя.

— Хорошо, — негромко сказал Шурф. — Меня вполне устраивает такая оплата. Хочешь здесь?

— Идите к себе, Великий Магистр. Мне нужно тут убрать. Я скоро приду.

Оставшись один, я призадумался. Вот теперь возник самый интересный вопрос. А что я от него хочу-то? Изначально я затевал все это ради самого вступления, так сказать, и особых изысков не ждал. Но теперь подразумевалось, наверно, что и продолжение должно быть соответствующим. Необычным.

Я осторожно взял чашку, из которой мы пили. Как безответно влюбленный подросток, прикоснулся губами к стороне Шурфа.

Страшно сказать, никаких «тайных грязных желаний» у меня не было. Если и возникали разного рода особые фантазии, мы довольно быстро воплощали их в жизнь, причем со многими любопытными вещами Шурф познакомил меня еще до того, как я выдумал бы что-то подобное.

Конечно, я был в курсе существования многих вещей, которые мы не практиковали — но потому и не, что интересными они не казались ни одному из нас.

Наклонив чашу, я слизнул последнюю горькую каплю, посмотрел на оставшийся от нее медленно гаснущий синий потек. Что ж, продолжим этот вечер так, как и начали. Искренне.

Когда я появился в спальне Шурфа, он одетым сидел на подоконнике.

— Итак?

— Раздевайся и просто полежи тихонько. Я хочу… распробовать происходящее.

Он выполнил просьбу, лег, чуть раскинув руки и с любопытством глядя на меня. Я сел рядом на коленях и некоторое время его рассматривал, как будто увидел впервые; потом, склонившись, чуть прикусил горчащую от чая губу и снова выпрямился.

Раньше всегда все было довольно пылко. Но стоило притормозить — и у предвкушения тоже оказался особый вкус. И раз уж ситуация давала возможность как следует его распробовать — почему нет?

Полуприкрыв глаза, я кончиками пальцев провел по руке Шурфа, обводя сухие мускулы и чуть выступающие под кожей вены; взял его ладонь в руку и по очереди поцеловал кончики пальцев, еле слышно пахнувшие книгой; склонившись, укусил за плечо. Шурф чуть слышно фыркнул, вздрогнул.

Я прижался губами к его шее. Не двигался, не целовал, просто ощущал пульсирующую жилку под губами. Потом несколько раз лизнул, с удовольствием услышав его тихий вздох. Шурф всегда был чуть горячее меня — эльфийская кровь, видимо. Сегодня это ощущалось особенно остро.

Я примостился рядом; прикоснулся губами к затвердевшему соску, чуть прикусил и снова помедлил, обводя пальцем ребра, вчувствуясь во вкус, в его дыхание и сердцебиение; отполз немного ниже и поцеловал солнечное сплетение.

Шурф тихо осведомился:

— Не наоборот должно быть?

— Нет.

Теперь меня заинтересовала жилка возле таза: прикоснувшись к ней губами, я замер на некоторое время. Мне нравилось ощущать его пульс — и очень нравилось то, насколько быстрым он стал. Игнорируя возбужденный член у самого лица, иногда касавшийся щеки и шеи, я некоторое время задумчиво обводил языком эту жилку. Потом поднял голову:

— На это моей оплаты еще хватает?

— Мгм. Угу.

— Ну хорошо. Говори, если что не так, — я поцеловал и чуть укусил бедро. Задумчиво провел по укушенному месту пальцем, смочив его слюной, потрогал пальцем его член. — А вообще нечестно платить вслепую, ты бы хоть прейскурант дал. А то кончится лимит в самый интересный момент.

— Мгм. — Шурф чуть потянулся. — Ладно уж, до утра ни в чем себе не отказывай. Хорошая книга.

Я задумчиво обхватил его за ягодицы, придвинулся поцелуем от жилки чуть ближе к центру. Тема прейскуранта меня увлекла.

— Впрочем, церебральный секс для посетителей у тебя бесплатно, я думаю. Причем, по доброте душевной, с полным комплектом унижений и пыток. И с документами в качестве «постороннего предмета».

Шурф неожиданно оживился:

— Угу. Такое приносят, что ты не поверишь, как эти самые «посторонние предметы», которые они по недоразумению называют «грамотно оформленными документами», хочется им… Впрочем, ладно.

— Кстати, других в Ордене припрячь не хочешь на отработку?

— Это было бы, конечно, занятным способом передать привет старине Нуфлину, но сейчас в Ордене все-таки уже больше моих людей, чем его. Так что, как истинный лидер, я готов взять весь удар на себя, — отозвался Шурф с некоторым надрывом.

— Ну да, ну да. Героически вытерпеть минет, который тебе же делают…

Наконец я прикоснулся губами к члену, проводя языком по жилкам, с силой впиваясь пальцами в его ягодицы. В этом, без сомнения, был особый вкус, который сегодня тоже предстояло оценить заново.

Вкус был и в его рваных выдохах, и в пальцах, поглаживающих мои волосы и плечи, и в невольных толчках бедер. Слизывая горчащую смазку, двигая ладонью на его будто окаменевшем, горячем, скользком от слюны члене, пытаясь взять поглубже, чувствуя его на нёбе, в горле, я все же не давал ему забывать, кому принадлежит эта ночь, глубоко царапая бедра в ответ на слишком сильные толчки и с рассерженным фырканьем уворачиваясь от попыток схватить за волосы. В его дыхании все отчетливее слышалось постанывание; запах смазки становился острее, а на коже начал выступать пот, так что пальцы скользили, когда я пытался его придержать; зато тем приятнее было тискать его влажные ягодицы. Время от времени, уже начиная проникать в него пальцами, я отстранялся, чтобы отдышаться, пытался укусить скользкие бедра и снова обхватывал губами его член. Рот был наполнен горьким и соленым, и это было невероятно хорошо.

Когда он наконец кончил мне в горло, я немного помедлил, переводя дыхание. Потом развел его ноги в стороны. Приподнявшись на руках, некоторое время всматривался в лицо. Шурф ответил прямым взглядом — спокойным, чуть разморенным после оргазма. Я склонился ниже, вглядываясь в глаза, ловя его все еще чуть рваное, постепенно замедляющееся дыхание. Облизнулся (я знал, что ему это нравится на это смотреть), провел пальцем по его губам, теснее прижался к нему напряженным членом. Взгляд Шурфа оставался таким же безмятежным, но в этом покое мерещилась насмешка.

Я пробормотал:

— Знаешь, есть в тебе что-то, что исключает даже возможность по-настоящему принадлежать другому человеку. Условно можно или купить тебя, или взять в плен, но в тебе все равно будет что-то, что будет сидеть внутри и насмехаться над «хозяином». И это прекрасно. И даже то, что иногда ты ведешь себя как последняя зараза… — я замолчал, пытаясь оформить ощущение словами.

—… Помогает тебе чувствовать, что ты общаешься с живым человеком, а не играешь сам с собой в куклы, Вершитель? Не переживай. Я обещаю вести себя как последняя зараза достаточное для поддержания твоего душевного равновесия количество времени.

Ну вот что с ним было делать? Разве что то, за чем пришел.

Наклонившись, я быстро поцеловал его в кончик носа; прикрыв глаза в самый самый острый, самый сладкий момент проникновения, изо всех сил вжался в него бедрами.

Это было не в первый раз — но сегодня было необычно, до зубовного скрежета хорошо. Слишком горячо, тесно и сладко было в нем, слишком горячими и влажными были его плечи под моими руками. И то, что можно было не ждать, и легкая насмешка в его глазах, постепенно плавившаяся и сменявшаяся поволокой, его встречные движения, то, как он выгибался, чуть закусив губу, вид его разметавшихся, прилипших к шее и плечам волос, легкие шлепки кожи о кожу, острое удовольствие от каждого движения, которое не помещалось в теле, вырывалось шипящими, всхлипывающими стонами, струйка пота, которую я чувствовал между своих лопаток, его влажная шея и ключица под моей рукой  — все было обжигающе прекрасным, и хотелось двигаться еще быстрее, входить еще глубже, чтобы окончательно утонуть, исчезнуть в этом удовольствии.

…Через некоторое время, таки исчезнув и снова благополучно возродившись, я отдыхал в объятиях Шурфа. Он рассеянно провел пальцем по моему позвоночнику, сообщил куда-то вверх:

— Это была хорошая затея. Знаешь… Ты похож на книгу, в которой каждый раз открывается новый смысл, сколько ее не перечитывай.

Я потянулся:

— М-м-м! Это значит, что у меня безлимит?

Он усмехнулся:

— Нет, конечно. Знаешь, мне очень понравилась идея каждый раз за секс еще и книги получать. Я вот думаю, что сезонное повышения тарифов на пряности из Куманского халифата и связанное с этим общее подорожаний зелий для Ордена может отразиться на расцен…

По счастью, тариф «до утра» позволил надежно заткнуть ему рот поцелуем.