Почуяв густой дымный запах, Номини с неохотой открыла глаза. Над ней всё также мерцали тусклые светопанели, успевшие опостылеть за долгие дни, проведённые здесь. Аромат усилился и над ней склонилось плоское лицо с зажатой между зубами трубкой. Узкие ноздри выпустили струйку дыма и лицо исчезло.

      — Третий день ты не пытаешься проявлять агрессию, Номини. Я уже могу попробовать поднести ладонь к твоему лицу? Укусишь?

      Длинные белые пальцы и в самом деле медленно прошлись перед носом, но Двадцатая их проигнорировала. Слишком хорошо помнила, что было в прошлый раз.

      Очнувшись на операционном столе, Номини была в таком ужасе, что не сразу попыталась понять, кто рядом с ней. Не обращая внимания на взрезавший щёку скальпель, она вцепилась в чужую руку, надеясь промыть мозги неосторожному шитури. Но в тот же момент мир будто раскололся на сотни осколков, впиваясь ими в череп. Боль, в прошлый раз выбившая из неё сознание, теперь захватила и парализовала каждую частичку в теле. Она была настолько всеобъемлюща, что Двадцатая не заметила ни того, как её пытались осматривать, ни вколотого препарата. И только при следующем пробуждении всё же попыталась рассмотреть и услышать пленившего её учёного.

      — Может ещё скажешь, как твоё самочувствие? Или я уже слишком много прошу?

      Это могло бы быть издёвкой, но ею не было. При редких прямых прикосновениях Номини тщетно старалась различить чужие эмоции, но в ответ доносились лишь слабые отголоски сухого спокойствия.

      В ноздрях вновь защекотало от травянистого дыма, и Двадцатая глубоко вдохнула. Он был приятным и чужеродным в этом стерильном сером мире.

      — Тебе нравится? — Её лицо обдало густым дурманом. — Если скажешь мне это словами, я дам тебе трубку. Правда, не сейчас. Не уверена, что подключённое оборудование будет хорошо сочетаться с курением.

      Номини перевела взгляд на источник звука. У изголовья кровати стояла крошечная тонкая шитури. Её лицо почти полностью покрывала фиолетовая краска, означавшая у плосколицых траур.

      «Я скорблю по планете, что вы уничтожили. По миллионам видов животных и растений. По давно больной, но всё же живущей экосистеме».

      Кита никогда не была на Карайаши. Родившись в отдалённой небольшой колонии и рано выбрав для себя стезю учёной, она лишь несколько раз оказывалась на орбите родной планеты шитури, но никогда по ней не ходила. И, наверное, только это спасло Номини от мучительной смерти. Кита часто с ней разговаривала, не смущаясь односторонней беседы, и однажды упомянула, что благодаря вмешательству прибывших киэнодэши смогла собрать и запереть в одном месте подопытных из своей ветки, а затем заживо растворить их до сырья, которое потом можно было бы съесть. До этого она провела на захваченном корабле больше одного местного года на воде и пищевых брикетах, запершись в личной каюте, зная, что, как только попробует выйти, окажется в лапах бунтовщиков Тэра-Аши.

Номини никогда не встречала шитури, так спокойно говоривших о своих мучениях, так равнодушно относящихся к переработке живых существ в пищу. В том ли дело, что Кита была учёной, как и пугающий её Иезрашил? Или в её возрасте? Кита прожила почти пятьдесят восемь циклов. Пятьдесят восемь против двух, что прожила Номини.

      — Не хочешь говорить? Твоя воля. —Тонкие пальцы обхватили и приподняли голову, Двадцатая тут же почувствовала тянущее жжение. — Да, пожалуй, курить тебе пока не стоит. Сегодня тебе нужно поспать, Номини.

      Киэнодэши не видела, но почувствовала, как Кита перебирает трубки, всунутые ей в затылок, и протестующе замычала. «Поспать» — значит дышать газом и проснуться от боли, пока чужие руки лезут под кожу и кости. Кита не ставила над ней опытов, но уже несколько раз оперировала под препаратом, который не подходил. Так она и говорила своим сухим бесчувственным голосом, когда Номини, очнувшись, выла от взрезающего плоть скальпеля: «Эта анестезия разрабатывалась для моей ветви, а тебе она не подходит. Но это лучше, чем ничего, ты умрёшь без моего лечения».

      Перед лицом оказалась знакомая маска для дыхания. Двадцатая зажмурилась, задерживая воздух в лёгких.

      — Не… хочу.

      Шитури замерла.

      — Ты всё же заговорила. Увы, но твоё нежелание ничего не меняет. Ты же не хочешь пролежать здесь всю свою жизнь, прикованная к аппарату, выкачивающему из тебя жидкость?

      — Жид… кость?

      — Засыпай.

      Маска плотно легла на лицо, и Номини с первым же вдохом почувствовала кисловатую горечь. Склонившаяся над ней голова Киты смазалась в бело-фиолетовое пятно и исчезла вместе со всем миром.

***

      Завидев крошечную фигурку в конце коридора, Пятый ускорил шаг, окликая учёную. Никогда он не думал, что будет так спокойно говорить с кем-то из плосколицых. И уж тем более, добровольно даваться в руки. Дождавшись его, Кита не сказала ни слова, молча проведя в лабораторный отсек и пропустив в одну из прохладных стерильных зал.

      Всё ещё ёжась от знакомых запахов и освещения, Тэра безропотно сел на кушетку. Как бы противно не смердели металл и растворы, рана стала ныть слишком сильно.

      Обманула ли их Номини или поспешила с выводами, да только из-за её заверений, что пятая ветвь киэнодэши мертва, они попали в ловушку. В попытке исследовать корабль столкнулись с уродливыми озлобленными выходцами Тэра-Аши, скалившими чёрные зубы и таращившими жуткие многоцветные глаза. Они были вооружены, но не это оказалось самым страшным. Едва Тэра встретился с одним из них взглядом, как голову прошило чудовищной болью, а чёрная пелена лишила зрения. Он слышал, как кричали остальные, и кричал сам, пока на его череп не обрушился мощный удар.

      — Рана опять воспалилась, нужно промывать. — Тонкие маленькие пальчики осторожно прошлись по длинному жжённому следу. Тэра знал, что головной мозг — самый уязвимый орган у шитури, и не мог понять, как умудрился выжить. Воспалённо-красная полоса шла от прореженной брови до макушки, и Пятый часто думал, какой большой была рана изначально. Он видел похожую у Девятого. Рэабу тоже раскроили голову, но в отличие от него, бедняга не выжил. Как и ещё более двух десятков киэнодэши.

      Зашипев от жгучего раствора, Тэра стиснул зубы, вспоминая, как очнулся вместе с другими, с туго перевязанной головой, в тёмном помещении, не понимая, что происходит. Пока в соседней зале не включился свет, являя лежащих на полу уродцев из Тэра-Аши. Они были полностью обнажены, и тоже постепенно просыпались, перемигиваясь своими жуткими глазами. Пятый видел стекло, что отделяло их от остальных, но всё равно отполз подальше, стараясь вообще не смотреть в их лица. Он не знал, где они, почему разделены и чего ждать дальше. Тэра жался к сородичам и страстно хотел избавления от боли.

      Киэнодэши Тэра-Аши окончательно очнулись и начали шариться по своему закутку, злобно рыча. И когда раздался первый визг, Пятый ещё не понял, что пошло не так. Но через мгновение послышался негромкий, но отчётливый голос:

      — Я знаю, зачем вы сюда прибыли. А также знаю, что ни у вас, ни у меня нет дома. Предлагаю мирное существование, в котором никто из вас не будет пытаться меня убить. Этим я предлагала тоже самое, но они отказались.

      В соседней зале стало громче. Киэнодэши заметались, воя и крича. И Тэра наконец увидел, что на них что-то льётся с потолка.

      — Хочу заметить, что я предложила сосуществование не просто так. И на этом корабле, и на том, что использовали вы, сейчас полностью отключены имитационные интеллекты, и убив меня, вы не сможете управлять ими. Так что варианта выбора у вас даже три. Жить со мной в мире, сдохнуть от голода и жажды на заблокированном судне или кончить как они.

      Тэра брезгливо обнажил зубы. С обречённых уродцев слезали кожа и волосы. Они чем-то напоминали ему обожжённую Номини, но ровно до того момента, когда с них поплыли серо-бурые мышцы и белёсые хрящи. Они выли так громко и страшно, что хотелось заткнуть уши. Пятый разрывался между желанием отвернуться и, наоборот, смотреть во все глаза, как живые существа превращаются в бесформенную жижу. Кто бы ни скрывался за этим тихим равнодушным голосом, Тэра уже боялся его или её.

      — Я закончила, но перед сном тебе стоит прийти ещё раз.

      Киэнодэши кивнул, слезая с кушетки. Он испугался одних только голоса и демонстрации силы, и был обескуражен, увидев их обладательницу вживую. Шитури оказалась совсем крохотной, больше похожей на ребёнка, с такими тонкими запястьями, что хотелось попробовать их сломать. Но в глазах шитури будто застыла вечность, она всегда была так спокойна, будто никогда и не испытывала каких-либо эмоций.

      Оглянувшись, Тэра заметил дверь в изолированный бокс, и это заставило его остановиться.

      — Она там?

      — Если ты о Номини твоей ветви, то да, она там.

      — Все, кого ты смогла оставить в живых, уже на ногах. Даже Моэд, хотя забавно видеть эту неугомонную такой молчаливой. Почему Номини до сих пор там?

      Убрав все инструменты и растворы, Кита включила стерилизаторы и проводила Пятого к выходу.

      — Она единственная Экхлайя среди вас. И попала под влияние моих подопытных не так, как остальные.

      — И что с ней?

      — Острая гидроцефалия, жидкость так быстро заполняет мозг, что без моего вмешательства она бы погибла в течение нескольких часов. Я спасла её от смерти.

      — А нужно ли было?

      Тэра хорошо помнил злость Номини, когда её обманом заперли в стыковочном шлюзе. Она всегда отличалась мстительностью, и вряд ли выйдет из своей палаты в дружелюбном настрое. Все киэнодэши боялись её, и он не был исключением.

      — Не думала, что вы будете так единодушно ненавидеть свою сестру по несчастью.

      — Вы?

      — Ты не первый, кто был бы не против того, чтобы она не выжила. Что с этой особью не так?

      — Она Экхлайя. Лоэм и Дэвани Номи до сих пор иногда будто забывают, кто они, после её фокусов.

      — Если дело только в этом, то вам нечего бояться.

      Тэра недоумённо дёрнул ухом, но встретившись взглядом с Китой, тут же отвернулся.

      — Я ведь говорила, то, как на вас давили мои подопытные, отличалось от их встречи с Номини. Вы были для них чужаками, кем-то пугающими и неизвестными. Они по большей части ослепляли и глушили вас. Номини же проявила свои способности первая, и мои подопытные почувствовали угрозу. Её не пытались оглушить, а давили ментально.

      — Слишком сложно.

      Остановившись, Кита тряхнула своими белыми, недостающими до плеч волосами.

      — Даже если мне удастся взять гидроцефалию под контроль, это дитя уже не сможет воспользоваться своими способностями. Её мозг поражён и каждое подобное усилие будет заканчиваться сильной болью.

      — Она… — Тэра воодушевлённо растопырил уши. — Она не сможет больше брать кого-то под контроль? Не сможет давать такой отпор?

      — Возможно, так…

      Киэнодэши не стал дослушивать и вприпрыжку понёсся в жилой отсек. Наверняка к концу дня об этом уже будут знать все. Кита качнула головой и свернула обратно в лабораторию. Работать с ветвями, о которых практически ничего не известно, было трудно и утомительно. Запершись и проверив сон Номини, шитури открыла холодильный шкаф, в котором хранились её наработки для этой особи. Если приживутся, то Двадцатой больше не нужно будет лежать подключённой к аппаратуре.

      — …а возможно, я помогу ей усовершенствоваться в своих силах.