— Если у обеих планет схожие характеристики, почему именно эта для тебя стала приоритетной?

Номини озадачено морщила лоб, смотря на обилие малознакомых сложных терминов. Она честно пыталась вникнуть во всю эту систему анализа космических тел, но информации было так много, что голова раз за разом начинала ныть.

— Данные спектроскопии предполагают наличие воды. Вторая планета находится слишком близко к звезде, для наличия жидкой формы.

— А как… — Двадцатая помолчала, чувствуя нарастающий шум в черепе. — Нет, хватит. Я устала.

Расстегнув крепления, Номини оторвалась от кресла и решительно отвернулась от расчётов и таблиц. Интереса к своим новым обязанностям у неё хватило лишь на полтора десятка звёздных систем. Их обследование оказалось невообразимо долгим и скучным процессом. На красивые газовые гиганты она могла лишь смотреть издалека, а твердотельные планеты представлялись мертвенно однообразными пустошами. Никаких признаков жизни, только бескрайние массивы камня, руды и ледников.

Выплыв из исследовательского отсека, Номини намеревалась поесть, но люк в пищеблок не поддался.

— Что не так?

— Не рекомендовано есть перед сном в капсуле.

— В капсуле? Опять?

Обречённо застонав, Двадцатая нехотя перебрала руками поручни, сдвигаясь к лабораторному отсеку. Когда им требовалось перебраться из одной системы в другую или переместиться между планетами, она всегда была вынуждена залезать в громоздкую камеру для сна, вместо своего мягкого тихого угла в жилом отсеке. Номини ненавидела сопутствующие этому процедуры, но сопротивляться желания не возникало. Корабль просто отказывался лететь куда-либо, зависая в вакууме настолько, насколько хватало её терпения. Жизнь после того как Кита отправила её бороздить неизведанные пространства и так оказалась скучной и монотонной, поэтому бесцельно плыть в космосе Номини не хотелось.

Смерив неприязненным взглядом металлическую капсулу с кучей аппаратуры внутри, Двадцатая ворчливо стащила с себя комбинезон и отправила его в бак для стерилизации. Рельефное покрытие внутренней панели лизнуло кожу неприятной прохладой. Выдохнув, она со смутной тревогой пронаблюдала, как смыкаются створки камеры, запирая её внутри. Двадцатая всегда чувствовала неясное волнение в такие моменты. Возможно из-за того, что она совсем не доверяла бестелесному сухому голосу, ставшему единственным спутником во время длительной экспедиции. А может и потому, что эта капсула сильно напоминала те, в которых нашли последнее пристанище Дэвани, Номи, Дэвани Аман и другие киэнодэши, от которых остался только номер.

— Уровень стресса вновь слишком высок. Это может повлиять на самочувствие при пробуждении.

Двадцатая лишь мотнула головой. Она не могла это контролировать. И от равнодушного машинного голоса, в столь тесном помещении звучавшего почти у самого уха, нервничала ещё сильнее.

Тело сдавила упругая плёнка, прижимая её к стенке капсулы. На лицо наехала плотная маска, с тихим шипением подающая какой-то усыпляющий газ. Номини уже почти не волновал частый процесс вдыхания всякой гадости. А вот то, что она успевала почувствовать до полной потери сознания, очень даже. Каждый раз, закрывая глаза и обмякая, она надеялась, что этого не произойдёт. И каждый раз её надежды не оправдывались.

Безвольное тело пронзила резкая боль. Ощущение впивающихся в плечи и шею игл, как всегда предшествовало полной темноте. Но тревога и боль от непонятных инъекций не могли сравниться с тем, что она испытывала при пробуждении. Его неизменно сопровождали туман в голове и резкое сокращение мышц.

Мотнув головой и судорожно хватая ртом сухой воздух, Номини слабо толкнула створки камеры. На коже медленно испарялась какая-то вязкая жидкость, явно заполняющая всю камеру во время её сна. Двадцатую мутило и клонило в сон, правая неродная рука дёргалась в предплечье, а на языке осела неприятная горечь.

— Да что со мной такое? Почему я просто не могу поспать в полёте?

Номини задавала эти вопросы в пустоту, зная, что не получит отклика. Всё, что напрямую не касалось исследования звёздных систем и поиска полезных ресурсов, оставалось без ответа.

— Мы прибыли?

— Да, уже на орбите приоритетной планеты.

— Я могу связаться с Китой?

— Оборудование для контакта готово.

Если бы у Двадцатой были хоть какие-то сомнения в машинности интеллекта корабля, она бы посчитала скудные сообщения с Китой некой компенсацией за мучительные проблемы со сном в капсуле. Чтобы она меньше ворчала и возмущалась. Чтобы меньше доставала ненужными вопросами.

Появление полупрозрачного объёмного лица шитури позволило Номини вздохнуть с облегчением. Кто-то живой, может и неосязаемый, но живой.

— Кита…

— С пробуждением. Как успехи?

— Всё также. Прибыла в новую систему. Судя по данным, три твердотельные планеты. У двух есть спутники. Звезда молодая и яркая… думаю, из меня никудышная докладчица.

— Нет, продолжай. Мне нужно знать, что ты об этом думаешь.

— Я устаю. — Проекция учёной недоумённо замерла, а Двадцатая, скрестив руки и ссутулившись, продолжила: — Я не устаю физически, нет. Наоборот, когда есть необходимость выбираться, это для меня… Я будто оживаю. Но всё остальное время, оно меня выматывает. Я устала от одиночества. Скажи, Кита, это нормально? Жить в скорлупе из металлов и полимеров посреди пустоты, забывая каково это касаться и чувствовать кого-то другого?

Кита буквально на мгновение поморщилась, после чего лицу вернулось невозмутимое выражение.

— Ты гибрид высокосоциальных существ, Номини. Так что твоя нужда в контакте с себе подобными вполне естественна. Но нереализуема.

Скривив губы, Двадцатая втянула голову в плечи, поражаясь жутковатому сходству Киты и разума корабля в манере разговора. Раньше, при живом общении, та общалась хоть и сдержанно, но довольно живо, непосредственно. Но может, она знала Киту слишком плохо…

— Что будет со мной дальше?

— Список предполагаемых для изучения систем обширен…

— Нет, после. Я же не буду всю жизнь перелетать от планеты к планете? Когда я вернусь к тебе и остальным?

— Нам нужно место хотя бы для временной колонизации. Стоило думать о будущем при уничтожении Карайаши. До следующего звонка.

Учёная отключилась до того, как Номини хотя бы попыталась возразить. Карайаши и так была мертва, они с киэнодэши лишь оборвали агонию. Для понимания этого ей хватило посещения других кораблей проекта. Они все располагались либо на орбите, либо в биосфере жилой планеты. И это были красивые планеты, яркие цветные планеты с буйной жизнью. Не то, что замершая в пустынном безмолвии Карайаши. И уж тем более не мертвенная серо-жёлтая планетёнка, растекающаяся в иллюминаторе.

— Начинаю подготовку к приземлению. Для сбора проб мне нужен оператор, так что тоже готовься.

Засмотревшись на узор скал, Номини рассеянно кивнула. Помогать со сбором камней и песка куда лучше бесцельного безделья. Сборы к высадке нравились Двадцатой не больше, чем нахождение в капсуле для сна. Достав толстый рабочий комбинезон, она постаралась осторожно в него втиснуться, чтобы не повредить лабиринт тоненьких проводков и датчиков, расползавшихся по всей поверхности.

— Ты не поела.

— Это проблема?

— По алгоритмам твоего поведения и реакций на раздражители, тебе не нравится внутривенная подпитка.

— Я только влезла в это колючее убожество и не собираюсь проходить это снова, лишь бы поесть твоей мерзкой жижи. Перетерплю. И подавай гель.

Подсоединив к комбинезону две трубки и постаравшись замереть, Номини отвернулась к иллюминатору. Как назло, после напоминания желудок голодно заныл, вызывая слабый приступ тошноты. Но она знала, ей не позволят вылезти из лабораторного отсека в исследовательском облачении. В жизни появилось слишком много запретов, с тех пор как она взошла на борт Ноэралана.

Холодный вязкий гель медленно растекался под слоем комбинезона, по груди, плечам, животу…

— Тебе стоило поесть, глупая неосмотрительность.

Вот оно. Самое раздражающее в её новом существовании. Она никак не могла понять и осознать суть машинного разума. Не могла принять эту бестелесную неприятную логику. Если машины лишены чувств, то почему Ноэралан так часто пытается её поддеть? Если у компьютера нет мозга, тела, гормонов, крови, то что ему даёт желание осуждать её? А если он всё же развит достаточно, для самоосознания, то почему так холоден к тоскующей по общению Номини?

Иногда она думала, что Ноэралан куда более разумен и жесток, чем кажется. Но она не могла ни повлиять на него, ни почувствовать. Лишь слушать ровные мёртвые интонации машинного голоса.

Пока Двадцатая витала в своих мыслях, сборочные механизмы уже шустро заковали её в тяжёлую пластинчатую броню, готовую уберечь от радиации, холода, пыли, жара и статического электричества. И как только увесистые ботинки примагнитились к полу, Номини сказала:

— Тошнота вроде прошла, можешь начинать.

В черепе неприятно заныло, будто она сделала несколько резких кувырков. В глазах потемнело и тут же полоснуло светом ламп. Рефлекторно моргнув уже ненужными глазами, всё ещё ослеплённая Номини постаралась выровнять дыхание.

— Да. Да, вижу нормально. Хотя поначалу светочувствительность твоих камер была очень неприятной. Я готова. Начинаем?

Вцепившись жёсткими перчатки в поручни, Двадцатая быстро села в выемку рядом с люком. На разных планетах отличается степень перегрузки при посадке. И она предпочитала переносить это не на ногах. Корабль затрясло, и Номини, крепко зажмурившись, начала считать вслух. Она уже давно выросла и умела считать куда дальше своего номера, но именно знакомые с раннего детства числа помогали ей в самые тяжёлые и одинокие минуты жизни.

— …Дэвани Имор… Дэвани Лоэм… Дэвани Тэра…

Даже когда закончилась тряска и перестало закладывать уши она продолжала считать, пока её не прервал Ноэралан:

— Посадка проведена успешно.

Номини, гулко сглотнув, аккуратно попыталась встать. Кочевничество в невесомости давало о себе знать и без поддержки исследовательского модуля-брони она бы вряд ли смогла подняться. Гравитация грубо давила на скелет, но это было лучше бесконечного прозябания без вылазок.

Несмотря на достаточно густую атмосферу, в основе которой по сухому комментарию Ноэралана был водяной пар, никакой жидкости поверхностное сканирование не обнаружило.

— Ну ведь может быть такое, что в атмосфере вода есть, а на поверхности нет?

— Слишком низкая средняя температура для поддержания только одного состояния.

— Но льда ты тоже не обнаружил?

— Оценка с орбиты не может считаться полноценным исследованием.

Значимость воды Номини начала осознавать ещё в детстве. Учёные неоднократно проводили опыты с ограничением в пище или жидкости. Отсутствие последней сказывалось сильнее и быстрее. Ощущение, когда даже слюны не было, чтобы смочить пересохшее зудящее горло, она никогда не забудет. Но вот насколько именно вода важна и незаменима Двадцатая смогла понять, только когда им с Ноэраланом перестало везти в поисках. Как много, оказывается, могло зависеть от присутствия в системе старого красного гиганта хотя бы кометы с ледяным сердцем или едва видимого кольца из пыли и льда у мёртвых горячих планет.

Генерация «жилой» среды в корабле по большей части обеспечивалась именно водой. Хотя, как безэмоционально, но будто бы с издёвкой, заметил Ноэралан: «Даже без малополезных пассажиров внутренние системы нуждаются в универсальной жидкости».

И вот сейчас они прилетели сюда для пополнения запасов, но никаких видимых признаков не нашли.

Номини подозревала, что для тех огромных кораблей проекта «Киэнодэши» не было бы сложностью собрать нужное и из атмосферы. Но Ноэралан был в первую очередь разведывательным судном с соответствующим оборудованием, и ему требовались концентрированные источники.

Взятие первичных проб — не самое увлекательное занятие, но тут Номини с самого начала поняла, что будет интересно.

— Смотри какой толстый слой пыли… или же это…

— Осевший пепел. На планете высокая сейсмическая активность.

— О, это жутко, — Двадцатая вздрогнула, один раз им не повезло застрять в долине при страшной тряске. На потрёпанном боку Ноэралана после того случая появилось ещё несколько вмятин. — Уверен, что стоит тут оставаться?

— Нужно взять образцы. С их помощью о планете будет известно больше, нежели при орбитальном сканировании.

— Хорошо, хорошо, насколько глубоко копаем?

Ковыряться в песке и камнях Номини всегда нравилось. Изредка попадались красивые и необычные образцы, которыми хотелось долго любоваться. Может даже основательно ощупать все трещинки и неровности. Но Ноэралан после всех анализов безжалостно утилизировал всё, что не мог использовать для самообеспечения. Никакого ненужного груза.

Вот и сейчас, отколов от среза породы мутновато-зелёный кристалл, Двадцатая почувствовала почти физический зуд от желания потрогать его своими пальцами и рассмотреть своими глазами.

— Не отвлекайся.

— Это всё вулканические породы. Попробуем в другом месте?

Ноэралан не стал возражать. Обычно они собирали с одной планеты хотя бы дюжину проб. На разной широте и глубине. И пока перелетали от места к месту, он успевал составить подробный отчёт обо всех находках. Обычно это были кошмарно длинные сухие монолиты текста, который Номини уставала читать на первых двух абзацах.

— Ну как? Есть следы?

— Да, породный анализ подтверждает наличие воды на планете. Давнее.

— Ага, значит, когда-то была, но сейчас нет?

— Нет.

— Мы как-то находили воду под поверхностью. И на той планете тоже была водяная атмосфера. Может и здесь попробуем поискать разломы и пещеры? Мы пока летели, я присмотрела одну глубокую ямку для нас.

На самом деле её заинтересовал даже не сам разлом, увиденный не так давно при перелёте, а будто бы мигнувший из него лучик света. Двадцатая могла бы подумать, что ей показалось, но уж слишком яркий он был.

— Нужны координаты.

Ткнув в изображение отсканированных областей, Номини приготовилась высматривать, что могло мигнуть ей из бездны. Какой-нибудь необычный кристалл? Водная глядь, поймавшая отблеск Ноэралана? Её это так заинтересовало, что она перестала обращать внимание на тянущую усталость и боль в пустом желудке. Двадцатая знала, что за её самочувствием следят и не позволят довести себя до истощения. А боль… ей не нова.

До нужной расщелины оставалось совсем немного, как вдруг Ноэралана ощутимо тряхнуло и понесло в сторону. Пытаясь понять в чём дело, Номини неловко двинулась к другому иллюминатору, но тут сочленения её брони застыли.

— Ноэралан? Что случилось?

Не дождавшись ответа и тщетно дёргая конечностями, Двадцатая заметила, что они отдаляются от поверхности.

— В чём проблема? Ноэралан? Ответь мне!

В крови закипали злость и страх. Двадцатая ничего не понимала, а вынужденная обездвиженность с каждым мгновением становилась всё более пугающей. Тяжело дыша, она пыталась всмотреться в иллюминатор. И перед тем как Ноэралан оборвал соединение с камерами брони, оставляя её в тесном мраке, Номини увидела нечто сверкающе-белое на фоне серо-жёлтой поверхности планеты. Нечто поднимающееся из того самого разлома, против законов физики, по чьей-то воле. Воле кого-то живого.