- Эй, - чужой локоть достаточно болезненно ткнулся под ребра, и блондин шумно вздохнул, открывая глаза. Тело затекло от долгого сна в неудобной позе; сотни невидимых иголок вонзились в мышцы, когда он вытянулся, зевая, в не слишком удобном кресле туристического автобуса, распрямляя ноги и застывший позвоночник. - Просыпайся. 

        - Нельзя немного нежнее?

        От окна ощутимо тянуло сырым утренним холодом, но за стеклом уже догорал, превращаясь в солнечный день, тот невообразимый холодно-золотой рассвет, какой бывает только среди скал. 

        - Кофе еще остался, если хочешь. 

        - То жидкое месиво, которое всю ночь болталось в термосе? Воздержусь, спасибо, - Богдан пальцами расчесал растрепавшиеся волосы, заново собрал их в тугой хвост, по-прежнему не в силах отвести взгляд от таких уже близких ослепительно-белых снежных вершин, от подножий, утопающих в позднеосенней зелени низких лесов, от темных пятен прогалин на склонах, от быстро приближающихся деревянных домиков базы... Было во всем этом что-то такое, что из года в год тянуло его в горы, заставляя мерзнуть, выбиваться из сил, забираться все выше и выше, таща на себе тяжеленный рюкзак и порой рискуя жизнью. – Йен договорился с пилотом?

        - Да. Нас закинут в передовой лагерь, остальные уже там.

        Автобус остановился, чтобы высадить только их двоих у края расчищенной взлетной площадки за пределами базы, где уже ждал вертолет. Лопасти его винтов с шумом рассекали воздух, поднимая пыль и заставляя танцевать каменное крошево на земле; эта мелкая дрожь под ногами передавалась Богдану сквозь толстые подошвы ботинок, накладывалась на общее взбудораженное настроение, и он всем телом ощущал приближение того странного состояния, которое всегда накатывало на него в горах – когда ты движешься, будто во сне, а время и события пролетают мимо, едва касаясь сознания, оставляя за собой лишь сотни мелочей, которые в итоге навечно врежутся в память: отблески солнца на склонах, переливающееся мерцание снежных крупинок, случайное касание напарника, едва слышный скрип «кошек» обуви, впивающихся в плотный фирн, мерное гудение скал…

        Ветер от набирающих обороты лопастей ударил парня в лицо, сбивая налет горной романтичности, скользнул по щекам холодными пальцами. Встряхнувшись, Богдан забросил внутрь этого ужасно шумного агрегата тяжелый рюкзак и запрыгнул следом, устроился на жестком сиденье, натягивая на лицо плотную ткань бафа… блондин не любил летать. Не то, чтобы он боялся высоты: смотреть вниз с обрыва на вершине скалы и испытывать все, что угодно, кроме страха, было для него нормальным, но полеты – даже короткие, даже невысоко, - вселяли чувство первобытного ужаса, пусть даже и привычного. Это всегда было с ним, сколько он себя помнил; вот и сейчас пальцы против воли сжались на коротком стальном поручне до побелевших костяшек. Ощущение сидящего рядом друга, - непоколебимого, невозмутимого, всегда сдержанного, - помогало слабо, но позволяло хотя бы отвлечься.

        - Ты опять пялишься, - Савва, не оборачиваясь, скорее констатировал факт, чем спросил.

        - Лучше на тебя, чем вниз, - блондин уже в который раз рассматривал давно изученный до мелочей профиль грека, в котором греческим было, на его взгляд, абсолютно все: грубоватые черты лица, высокий лоб, совершенной прямой нос и неглубокая переносица, оливковый оттенок загара, вьющиеся, несмотря на относительно короткую стрижку, волосы… до которых хотелось дотронуться. Это было их вечное противостояние, начавшееся с первых минут знакомства еще в детстве: Богдан, воспринимающий мир на ощупь и стремящийся постоянно прикасаться ко всему новому и интересному, и Савва, ревностно оберегающий свое личное пространство. Совершенные противоположности, по непонятным причинам ставшие друзьями и неизвестно как сохраняющие свою дружбу уже много лет.

        Он отдернул руку за секунду до того, как грек попытался по ней ударить. 

        - Еще раз - и я тебя из вертолета выкину. 

        - Совесть потом замучает.

        Сердце стучало в груди вдвое быстрее обычного, дышать стало куда тяжелее то ли от скопившегося в горле комка паники, то ли оттого, что с каждым набранным метром высоты кислорода в воздухе становилось все меньше. Пальцы на поручне немного сводило от напряжения, но заставить себя отпустить бесполезный кусок железа Богдан смог лишь в тот момент, когда полозья вертолета едва коснулись твердой корки наста, сминая ее под собой. Садиться здесь пилот не собирался. Пользуясь редким моментом, блондин на короткое мгновенье зарылся в жесткие волосы друга обеими руками, поерошил, спутывая кудри, – и сам выпрыгнул наружу, не дожидаясь, когда Савва выполнит свою угрозу. 

        Это не было страшно. Это больше не был полет.

        Снег хрустнул под тяжелыми альпинистскими ботинками совершенно бесшумно на фоне гула вновь поднимающегося в небо вертолета, сверкнул яркими преломляющимися отблесками солнца… и неожиданно вывалился на голову Багдана из рук раздраженного грека, забиваясь за воротник и баф, обжигая морозом и мгновенно растаивая в тепле, стекая холодными каплями по шее. Волна мурашек и дрожи прокатилась по спине от плеч до поясницы, заставив блондина поежиться и мелко вздрогнуть, замерев на месте.

        - Не. На. Ви. Жу.

        Белая крупа в ладонях была рассыпчатой, сухой, совершенно не липкой – и из-за невозможности слепить шар они еще несколько минут кидали друг в друга просто горсти снега, уворачиваясь и убегая, постепенно приближаясь к палаткам передового лагеря, пока очередная пригоршня не попала случайно в плечо парня, вышедшего навстречу.

        - Вы двое хоть раз можете появиться на склоне нормально, а не вот это все? – он приветственно махнул рукой Савве, зная его нелюбовь к прикосновениям, и коротко обнял Богдана. 

        - Йен, - из-под перчатки, хлопнувшей по плечу, взметнулось и осело облачко снежной пыли; в памяти всплыли и погасли далекие уже воспоминания, почти не задевая сознания: бархатная на ощупь кожа, чужие руки, в темноте изучающие тело, слишком горячее дыхание на губах, выдохи и шепот, не слышные за шумом ветра, снежная буря, бьющая в тонкие стены палатки, затерянной слишком высоко на пике и не защищающей от холода, пробирающего до костей, как только они хоть на сантиметр отдалялись друг от друга… 

        - Рад вас видеть, парни, - пальцы в плотных перчатках едва заметно сжали плечо блондина прежде, чем они разомкнули объятие. Йен убрал руки, отстраняясь медленно, куда медленнее необходимого, и этот едва заметный жест почему-то вдруг заставил сердце пропустить удар. Они дошли вместе до просторной и теплой штабной палатки, едва запорошенной снегом, просто болтая на ходу о какой-то настолько незначительной ерунде, будто не виделись всего пару дней. – Отдохнете или сразу в бой?

        - Кофе бы. Нормального… - Богдан сбросил рюкзак у входа и распрямил спину, слегка потягиваясь в попытке разгрузить позвоночник, которому в ближайшие дни придется еще тяжелее. 

        - Когда инструктаж? - грек вытянул ноги, почти расслабленно разваливаясь в легком туристическом кресле, и на вопросительно поднятую американцем кружку только отрицательно качнул головой. На столике в углу угрюмо ворчала простенькая кофемашина, распространяя вокруг аромат сильно обжаренных и перемолотых почти в пыль зерен; кто бы что ни говорил – альпинисты из любой точки мира и на любом склоне очень любят комфорт.  

        - Все здесь со вчерашнего вечера, ждали только вас, - Йен протянул блондину до краев полную кружку, исходящую паром; забирая, Богдан едва задел его руку, почувствовав на мгновенье шершавую поверхность обветренной кожи, обнял горячие керамические бока. Тепло приятно впитывалось в пальцы, покалывая тонкими иглами. – Я позову остальных.

        Холодный воздух, ворвавшийся из приоткрывшегося полога, когда американец выходил, успел лишь коротко коснуться лица – и растворился, согреваясь, выпадая на прозрачных окнах крохотными и частыми каплями конденсата. Богдан равнодушно следил за тем, как одна из этих частичек воды медленно сползает вниз, оставляя за собой тонкую пустую дорожку, и делал вид, что не замечает на себе вопросительно-издевательского взгляда друга и его насмешливой, но все равно по-дружески необидной ухмылки. Кофе отдавал терпкой, вкусной горечью и ореховым сладким сиропом, слабый ветер снаружи тихо шелестел стенками штабной палатки, скрипел снег под чьими-то ботинками…

        - Все, достал, спрашивай уже, - блондин не выдержал первым, раздраженно бросив в друга вязаной шапкой.

        - Так и знал. Ты спал с ним.

        - Единственный раз, очень давно. На Казбеке, когда мы попали в бурю. Надо же было как-то согреваться, - он перебирал пальцами по ободку кружки, разглядывая постепенно исчезающие пузырьки пены. 

        - То есть… - грек подался вперед, уперся локтями в колени, и с не слишком добрым прищуром уставился на парня. – То есть, пока я там сходил с ума на базе, пытаясь дождаться нормальной погоды и не зная, живы вы или нет…

        Шорох полога раздался так вовремя, что Богдан не смог сдержать тихого выдоха облегчения. Савва на секунду сузил глаза, но почти сразу усмехнулся каким-то своим мыслям и отбросил этот незаконченный разговор в сторону, обернулся ко входу, откуда вместе с морозом уже влетала в палатку невысокая, хрупкая и порой слишком энергичная азиатка, хорошо знакомая им по прошлым совместным восхождениям. Этот маленький цунами по имени Юки захлестнул парней своей безудержной, заразительной энергетикой, втянул в объятия и болтовню, в знакомства с появившимися следом альпинистами, с кем до сих пор не встречались на склонах – блондин запоминал их не столько по лицам, сколько по ощущениям: уверенные движения и крепкое рукопожатие европейца Майка, сдержанная отстраненность его напарника, имя которого мгновенно вылетело из головы, шелковая ухоженная кожа и прохладный цитрусовый запах Алисы. Он мельком подумал, что она слишком молодая, чтобы быть в этой группе, а не на более легких маршрутах, среди новичков, но почти сразу же об этом забыл.

        - Так, ребята, давайте потише, слушаем сюда, - Йен, сев на край стола, терпеливо дождался, пока его подопечные устроятся вокруг на деревянных лавках и складных табуретах, и постепенно все затихли, отдавая американцу свое внимание. – Итак. Прописные истины вроде «не орать в горах» никому не надо объяснять, я надеюсь? Отлично. Сегодня мы к обеду должны дойти до нижнего южного седла, там бросаем вещи и идем дальше налегке еще пару-тройку часов, останавливаемся, перекусываем, немного приходим в себя и спускаемся обратно к седловине. Ставим штурмовой лагерь, ужинаем, отдыхаем до утра. Маршрут пока что простой, по пологому склону, так что каждый идет сам по себе. Если кто-то устанет, почувствует себя плохо, станет тяжело дышать, закружится голова – не молчите, горную болезнь здесь никто не отменял. Дан, Савва, вас двоих это сегодня особенно касается, остальные за ночь успели акклиматизироваться, а у вас и так уже большой набор высоты за утро. И еще один момент: если я сказал всей группе или кому-то одному поворачивать назад и спускаться, вы поворачиваете назад и спускаетесь. Это всем понятно? - забывшись, он отпил все еще теплый кофе из кружки блондина, оказавшейся рядом, и так и не поставил ее обратно на стол. – Есть вопросы?

        - У меня! – Богдан поднял руку, как первоклассник, положив вторую на стол, и дождался кивка американца. – Вкусный кофе?

        Несколько секунд Йен непонимающе смотрел ему в глаза, немного склонив голову набок, и блондин изо всех сил старался сохранять серьезное выражение лица, пока тот наконец не перевел взгляд на свои ладони.

        - Черт. Прости, я сварю тебе новый, - прежде собранный и серьезный лидер не смог сдержать улыбку, в одно мгновенье разрушившую строгую атмосферу инструктажа. Их маленькая группа в тот же момент будто расслабилась, позволив себе начать разговаривать, перекидываться короткими шутками. 

        - Ничего, пей на здоровье, - Дан откинулся на спинку стула, закинув за голову руки и сцепив пальцы в замок на затылке. - Во мне уже достаточно кофеина. 

        - Окей, альпинисты! Час на сборы, – поднявшись на ноги, американец слегка хлопнул по столу, привлекая внимание, и поднял вверх кружку с остывающим кофе, как бокал во время тоста. – Давайте сделаем это.