С каждым шагом идти всё противнее. Раскалённый полуденным солнцем песок набивался в сандалии, да и сами они – грубые, с толстой подошвой и ремнями из тростника, только ногу уродующие и режущие, как лезвия. Люди говорили, что в таких самый раз ходить по пустыне даже в самые жаркие дни. Ноги останутся целы, обжечься труднее и, быть может, даже от стоп что-то останется… Исет[1] боялась представить, во что превратились бы её ноги даже без такой защиты, пусть и крайне сомнительной.
Вокруг лишь бескрайная, чужая и злая пустыня. Красноватый песок, такой же жгучий, как глаза братоубийцы. Следы копыт пустынных антилоп, следы чрев кобр и песчаных гадюк, пара колючек, непонятно, как выживших без капли воды – наверное, вот и все, что было живого в пустыне. Следы казались насмешкой, очередным коварством и ложью Сета. Сколько дней богини шли по пескам, столько они их видели и столько же дней не встречали тех, кто их оставляет. Иногда Исет казалось, что стоит только свернуть за гребень дюны, и там обязательно окажется что-нибудь живое. Небетхут[2] смотрела на неё, как на безумную – она слишком хорошо знала владения бывшего мужа, чтобы на что-то надеяться. В первые дни пути бывшая царица действительно огибала дюны в поисках жизни, но её не было.
Но каждый раз её не было…
- Отдохнём, - коротко бросила Исет и, раскинув на том же месте, где только что прошла, цветастое покрывало, села на него.
Небетхут со вздохом облегчения опустилась рядом. Она совсем осунулась, стала худой и зыбкой, как никогда раньше. Её лицо потеряло бледность и стало красным из-за палящих солнечных лучей, а белые волосы, сейчас неровно обрезанные по плечи, посерели от дорожной пыли. У Исет не было под рукой зеркала, но она знала, что и сама выглядела не лучше. Юная и свежая прелесть царевен дома Геба, яркая страстная красота цариц Обеих земель – всё стёрлось о острые скалы, унеслось ветром, что жестоко бьёт в лицо, вытравилось лучами солнца и едкими, словно натрон, слезами.
Всё, что было у вчерашних цариц – обрезанные для удобства волосы да давно изношенные траурные одежды.
Исет сняла с плеча мех с водой и подала его сестре. Небетхут благодарно кивнула и взяла его, сделала пару добрых глотков. Хрящи и связки на её истончившейся шее заходили вверх-вниз, и белая кожа давала увидеть их во всех подробностях. Небетхут истощена, истощена намного больше, чем может выдержать.
Исет с отвращением вспомнила, что когда-то действительно желала ей такой убогой судьбы – вечно странствовать, не имея приюта, не зная даже, куда устроиться на ночь. И причина была глупая, глупейшая из причин. Разве можно винить Небетхут за то, что она возжелала прикоснуться к самой жизни? За то, что она хотя бы раз хотела вместо жгучей пустыни, что только ранят тело и душу, опуститься на ложе к буйной природе, прекрасной, цветущей и питающей всякого страждущего? Когда-то Исет была готова сама опустить руки на тонкую бледную шею и сжать её до хруста. Когда-то Исет кричала на супруга за то, что он, никогда не ведавший лжи, стал её жертвой. Сказала ему убираться прочь, к его любовнице, если так ему угодно… У Исет в горле встал ком. Она так и не извинилась перед супругом. Она была готова проклясть сестру даже за то, что она позволила себе прикоснуться к руке владыки их сердец.
Теперь ту самую руку Небетхут бережно обернула в белые пелены и носила в мешке за плечами, как величайшее сокровище.
Всё, что осталось от владыки их сердец – расчленённое тело, разбросанное по Обеим землям, и собирать его вновь – мучительнейшее из всего, что может выпасть на долю богини.
- Ты уверена, что мы идём куда нужно? – Небетхут закончила пить, хрупкой рукой вытерла рот и передала мех сестре. – Мы в этой пустыне который день, и ничего не меняется…
- Двенадцать раз выходило, а ты всё сомневаешься в тринадцатом? – Исет усмехнулась, но веселья в ней давно не осталось.
Не осталось и счастья, и радости, и сил смеяться… всё, что было у бывшей царицы – траур да злая тоска.
- Если мы поторопимся, мы достигнем места ещё до того, как Ра станет Атумом[3], - Исет указала на юго-запад. – Идти недолго.
- Только до Абджу[4] путь не близкий…
Исет посмотрела на сестру, на её красное и огрубевшее лицо, на её воспалённые светло-голубые глаза… Небетхут казалась такой же мёртвой, как и всё вокруг. В ней не было силы, не было жизни. Всё, что осталось в сестре – тоска, скорбь, усталость и горе. Горе такое кипучее, что оно до сих пор толкало её вперёд. Быть может, если бы не она, Инпу[5] пришлось готовиться делать два сах[6] вместо одного… Где сейчас Инпу? Смог ли он выкрасть голень своего отца прямо из-под стен Мен-Нефер[7]? Или он сам лежит под стенами, пронзённый вражеской стрелой, и плоть его превращается в червей? Сколько ещё смертей придётся увидеть Исет прежде чем этот затянувшийся кошмар прекратится?
- Ты туда не пойдёшь, - Исет безразлично пожала плечами.
Глаза Небетхут удивлённо расширились. В них появилась искра жизни – внезапная и потому такая ошеломляющая.
- Но… мы должны забрать голову! – Небетхут отрывисто задышала, и её исхудалая грудь быстро вздымалась и опадала. – Разве наш труд не будет напрасным, если мы не заберём её?
- Наш труд будет напрасным, если мы обе там сгинем, - Исет тяжело вздохнула. – Я знаю, предателю мало было разрушить всё, что мы… мы создали. Ему нужно убедиться, что ничего не будет восстановлено. Небетхут, ты должна вернуться вместе с тем, что мы найдём, и спрятать их вместе с остальными частями. Если я не вернусь, то пусть за мной придут Упуат и Инпу.
- Вот как… - взгляд Небетхут вновь умер. – Тогда я сделаю то, что ты сказала. Но мы всё ещё кое-что не нашли…
Исет пробрал смех. Она и забыла бы про эту неурядицу с последней частью, если бы не Небетхут! Интересно, почему из брат был супругом для Исет, но его мужская составляющая так интересует не её!..
- К Апопу её! – сквозь смех сказала Исет, и смех этот сменился булькающими всхлипами. – Мы слишком долго возились, и… без неё уже можно обойтись, не голова ведь! Всё равно её давно съел Себек. Не будем же мы из него ничего доставать?
- Исет, это не лучшая шутка.
- Кто тебе сказал, что я шучу?
Небетхут тяжело вздохнула и натянула на голову край ткани, чтобы прикрыть её от палящего солнца. Исет перестала смеяться. Едкие, жгучие, словно дурно растворённый в воде натрон, слёзы вновь поползли по щекам. Исет их смахнула. Ветер дул, и следы на песке становились всё более зыбкими и нечёткими. Ра сдвинулся с зенита и склонил ход своей ладьи к западу.
- Пойдём.
Небетхут тяжело поднялась с покрывала. Исет схватила его, встряхнула несколько раз, чтобы выбить из него песок, и накинула сверху, защищая себя от жгучих лучей. Впереди было ещё несколько часов пути.
Сет… Исет Сета ненавидела. Не было более порочного и ужасного существа во всех мирах, и тем более непонятно было ей стремление предателя строить святилища для всякой части тела брата, которого собственной рукой разрубил на куски. Это святилище, маленькое, с совсем крохотным игрушечным пилоном, собрано было из красного гранита и никем не охранялось. На крыше пилона Исет увидела гнездо коршунов, и хищные птицы, завидев двух посторонних в своих владениях, забили крыльями, пронзительно закричали и улетели прочь.
Во внутреннем дворике, скрытом за оградой из гранита, не было даже крыши и пола – всё там было завалено пустынным песком, словно кто-то просто обнёс участок пустыни оградой и забыл про него. Но оно было к лучшему – в центре этого дворца проросла сикомора. Слабая, чахлая, кривая из-за жестокого ветра – но такая удивительная посреди этого царства смерти. Сердце Исет замерло от восторга. Она на нетвёрдых ногах подошла к дереву и преклонила перед ним колени. Сикомора держалась корнями только за песок, до подземных вод её корням не достать, и обычный человек и непосвящённый бог никогда бы не поняли, что питало это дерево… Исет пальцами впилась в песок, такой прохладный по сравнению с песком снаружи, и принялась раскапывать его. Небетхут опустилась рядом и стала помогать.
Корни сикоморы обвивали стопу – маленькую, изящную, больше похожую на ногу изящной алебастровой статуи, выкрашенную мягкой зелёной краской, чем на часть жившего когда-то тела… Исет безжалостно разорвала корни, освобождая её, и подняла ногу из песка, заботливо очищая. Небетхут трясущимися от волнения руками приняла её, обернула в белые грубые пелены, что сохранят её от разложения. Сикомора уронила первый лист, такой зелёный и свежий, и Исет разочарованно вздохнула. Бесконечные подделки утомили её, но она взяла этот лист и прочла над ним заклятие. Получившаяся стопа теперь действительно казалась отрубленным куском статуи, да ещё и очень неряшливо сработанной. В ней совершенно не чувствовалось жизни, но для обмана её вполне достаточно. Исет опустила подделку в ту же яму, и сикомора обвила её корнями. Небетхут быстро засыпала песок обратно. Богини поднялись на ноги. Вновь подул ветер, и листья на слабом деревце зашумели.
- Мне не верится, что уже… почти всё… - тихо проговорила Небетхут, и глаза её сделались влажными. Исет ободряюще улыбнулась и взяла сестру за руку.
- Поверь, мне тоже. Я не верила, что даже этот момент настанет.
Богини оставили святилище за спиной, унося прочь с собой всё те же вещи, которые у них были, и ещё одну новую – очередную частицу того, кого они любят. И надежду на то, что они стали на шаг ближе к его возвращению.