День выдался тяжелым и длинным. Колдун почти физически чувствовал, как время течет мимо него густым медовым сиропом, тянет свои секунды и минуты нехотя разрывающимися сладкими нитями, застывающими на морозном воздухе. Откинувшись спиной на багажник любимого мотоцикла, практически лежа на нем, он смотрел в остывшее серое небо, бугрящееся далекими ватными тучами, и редкие мелкие снежинки таяли, даже не долетая до его лица. Темная бесцельная злоба, всегда кипящая в нем после сложных ритуалов, постепенно исчезала, оставляя за собой теплую опустошенность, меховым клубочком свернувшуюся в груди, но отдыхать не хотелось – скорее просто отвлечься, чтобы забыть обо всем, избавиться от ощущения чужой шкуры, которую примерил на себя. Мелкие снежные брызги стекали по лицу, смывая усталость, впитывались в край шапки, собирались в тяжелые капли на мочках ушей и срывались вниз, на гладкие бока мотоцикла. 

       - Вам плохо?

       Он медленно повернул голову, взглянул недоуменно на незнакомую женщину с кучей цветастых новогодних пакетов в руках, остановившуюся немного в стороне. Она смотрела настороженно, пытаясь распознать в нем не то раненого, не то наркомана. 

       - Все хорошо. Просто устал. 

       - Точно? Может, вам помочь?

       - Да, - Ворон медленно сел, перекинув ногу через седло, и верный байк чуть качнулся на подножке. – Подскажите, где рядом можно гирлянду купить.

       - Давай елку поставим? 

       - Зачем? Мы же все равно отмечать будем у моих.

       - Не знаю, - Ворон, сам не замечая, расслабленно перебирал пальцами по чужой ладони, поглаживал тонкую кожу запястья, чувствуя выступающие вены и сухожилия. Он вроде бы помнил, как на Новый Год мама наряжала дома пушистую зеленую сосну, развешивая на колючих ветвях яркие шары и сосульки, как мерцала в свете огоньков разноцветная блестящая мишура – или только думал, что помнит это? Он был тогда еще слишком маленьким. – Ты прав, ерунда это все. Давай спать.

       Он отвернулся, спиной прижимаясь к твердому теплому плечу и закрывая глаза, устраиваясь между некромагом, стеной и скомканными, отброшенными в ноги пледами, как в уютном гнезде. 

       - Едешь завтра куда-нибудь?

       - У меня работа днем. 

       - Купи по дороге гирлянду и что там еще надо, - седой перевернулся следом, лениво и уже сонно обнял поперек груди, и колдун передернул плечами, привычно сталкивая его руку немного выше. – Я привезу елку.

       Магазин жил шумом голосов, металлическим грохотом тележек по кафельному полу, едва ли не слепящим светом ламп и сотнями людей, спешащих или неторопливо плетущихся по проходам. Черноволосый шел вдоль стеллажей, заставленных, казалось, тысячами прозрачных упаковок с елочными украшениями. Невесомо ведя подушечками пальцев по самому краю полки, мимо коробок с расписными шарами, шишками, снежинками, сосульками и фигурками, он понимал, что все это его совершенно не цепляет – и в итоге все же сдался, возвращаясь в самое начало ряда, туда, где простоял долгие, мучительно тягучие десять минут, пытаясь задавить в себе абсолютно необъяснимую, шаблонную и так раздражающую его тягу к блестящим предметам.

       - Ладно, какого черта, все равно от своей вороньей сущности не убежишь…

       Уже у кассы в кармане узких джинсов тихонько звякнул телефон, оповещая о новом сообщении.

       Аметист: Ушел в Пограничье. Позови, когда будешь дома.

       - Пакет?

       - Да. Спасибо. 

       Дорога была короткой. Снег понемногу усиливался, и теперь он уже сыпался в темнеющем небе тяжелой частой крупой, лежал белым налетом на все еще зеленой, но уже замерзшей траве газонов у дорог, на плечах прохожих, на крышах припаркованных у подъездов машин. Когда-то разбитый в похожую погоду затылок слабо и противно ныл – скорее от воспоминаний, чем от перемены погоды, и Ворону хотелось быстрее попасть домой, в уютное тепло, и наконец выпить кофе. У двери колдун по привычке дотронулся до охранных рун, выцарапанных на откосе, прежде чем войти.

       Квартира встретила его тишиной и знакомыми запахами, приглушенным светом из дальней комнаты, в которой Аметист сидел на полу, скрестив под собой ноги и закрыв глаза, держа спину неестественно прямо – похожий на натянутую струну, он был сейчас не здесь, не чувствовал своего тела. Бросив в прихожей куртку и рюкзак, колдун наконец снял с головы надоевшую тонкую шапку, с наслаждением запустил пальцы в волосы, по обыкновению резким движением перекидывая их к одному плечу и открывая коротко выбритый висок; узкая косичка, сплетенная из выгоревшей до яркой желтизны пряди, затерялась в распущенных иссиня-черных волосах. На ходу стянув с себя уличную одежду, он вместе с рюкзаком бросил ее в кресло, надел первые попавшиеся под руку домашние спортивные брюки – широкий пояс мгновенно сполз вниз, повисая на бедрах, мягкая плотная ткань приятно скользнула по коже.

       - Аметист? – сев на корточки перед некромагом, Ворон осторожно коснулся обнаженного плеча, застывшего в неподвижности, и орнамент Печати на теле каменного на мгновенье встопорщился угольно-черными призрачными перьями в ответ на прикосновение. Поправив выбившуюся из узла прядь седых волос, он наклонился ближе, тихо шепнул на ухо: - Демьян…

       Он не отзывался, и только опущенные веки едва заметно подрагивали от движений глаз, видевших сейчас изнанку живого мира. 

       - Слишком далеко ушел?

       Колдун провел кончиками пальцев по резким скулам и выступающей переносице, по тонким губам, погладил по щеке, едва касаясь, ненадолго давая волю нежности, обычно тщательно скрытой от всех, спрятанной в самый дальний угол души. Снова поднявшись на ноги, он неторопливо прошелся по квартире, открывая все двери и заглядывая в комнаты, но так и не нашел ни в одной из них ни коробки с искусственной елкой, ни живого дерева. 

       – Хочешь сказать, я зря это все покупал? – взгляд черноволосого упал на пакет из магазина, брошенный на полу у двери, и он в последний момент поймал за хвост промелькнувшую, едва было не сбежавшую мысль, бросил короткий взгляд на Аметиста, по-прежнему неподвижно сидящего, и без лишних угрызений совести достал первую коробку.

       Длинная гирлянда то и дело цеплялась разноцветными лампочками за ворох заговоренных браслетов на запястьях Ворона и спутывалась, пока он тщательно оборачивал проводом руки и тело седого некромага, пропускал между неподвижных и будто окаменевших пальцев, обматывал вокруг тугого пучка волос на затылке. Подтянув поближе удлинитель, черноволосый щелкнул кнопкой предохранителя, и цветные огоньки вспыхнули, подсвечивая гладкую светлую кожу. Легкие шарики из следующей упаковки были будто полностью обернуты в жатую золотую фольгу, постоянно мерцающую и отблескивающую крупицами; он развешивал их прямо на гирлянду, стараясь расположить так, чтобы не было слишком пустых или чересчур заполненных мест, и почти закончив, накинул на плечи длинную пушистую мишуру, свободно обернув вокруг шеи, как теплый шарф. Осторожно вынув из мочки уха тонкое кольцо, - самую обычную сережку, не амулет, - колдун напоследок бережно продел на его место нить от самого маленького золотого шара и завязал на узел, не придумав, как можно закрепить иначе.

       Слегка закусив губу от сосредоточенности, Ворон критически смотрел на седого, сидя прямо напротив него в точно такой же позе. Чувства удовлетворения почему-то не было, как будто для завершенности не хватало какой-то маленькой детали, и только пару минут спустя он понял, в чем дело. Достав из рюкзака завернутый в бумагу обломок мягкого уголька, оставшегося после ритуала, колдун быстрыми черточками вывел на лбу Аметиста короткую надпись.

       Забыл купить елку.

       - Возвращайся, - Ворон коротко коснулся губами теплых, таких уже знакомых и изученных губ некромага, прежде чем оставить его в одиночестве. – Я тебя жду.

       Кофейная пенка медленно оседала в кружке, наполняя кухню уютным, привычным ароматом, керамические глянцевые бока почти обжигали пальцы; надев куртку прямо на голое тело, черноволосый задержался ненадолго на пороге спальни, чтобы сделать единственное фото все еще неподвижного Аметиста, отправившееся сразу в чат его семьи – и вышел в подъезд, тихо прикрывая за собой входную дверь. 

       Знакомый путь на крышу занял всего пару минут. Ворон стоял у высокого кирпичного парапета, опираясь на него и всматриваясь в вечерние огни предновогоднего южного города, который всегда так любил. Люди далеко внизу, кажущиеся с такого расстояния крошечными, спешили куда-то с пакетами в руках, машины медленно ползли по ставшим скользкими дорогам, окрашивая мокрый асфальт желтым и красным светом фар, окна домов размеренно светились или мерцали вразнобой яркими разноцветными огнями гирлянд. Слабый дневной ветер стих, и огромные хлопья снега медленно опускались почти отвесной стеной, оседая на иссиня-черных волосах, растаивая над исходящей паром кружкой с горьким крепким кофе, оставаясь каплями на экране телефона, часто и тихо вибрирующего от посыпавшихся в группу сообщений; колдун просматривал их краем глаза, выхватывая отдельные фразы, и от этих острых, саркастичных, но все же по-доброму необидных комментариев и шуток Каменного Рода ему было необъяснимо тепло. 

       Аметист: Елка на балконе, бестолочь.

       Сообщения сыпались без остановки, цепляясь одно за другое, менялись темы разговора, иногда вновь возвращаясь к мимоходом сделанной фотографии, но Ворон не собирался больше ничего писать. За спиной тихо скрипнула дверь, и седой молча встал рядом, чиркнул колесиком дешевой пластмассовой зажигалки - огонек на конце сигареты яркой точкой вспыхнул в темноте; они стояли в тишине несколько минут, привалившись друг к другу плечами, молча разглядывая ночной город и докуривая одну на двоих сигарету, пока Аметист не затушил ее о парапет, щелчком отправляя вниз.

       - Ты идешь? – седой у выхода обернулся через плечо, вопросительно глядя на колдуна, по-прежнему стоящего у края. – Скоро ехать, а нам еще надо елку поставить. 

       Открыв настройки незамолкающего чата, Ворон легко коснулся экрана, выбирая «Переименовать – только у себя», и удалил очень давно установленное название «Каменные», возвращая группе имя по умолчанию. В шапке над едкими комментариями высветилось короткое «Семья».

       - Да. Я иду.