С Арсением тяжело. Арсений слишком хороший и правильный, он совершенно вне того круга людей, к которым Антон привык. Даже от Матвиенко он отличается. Но в этом и есть его огромное преимущество. Забывается всё: ссоры, печали, тревоги, только в животе (непонятно, почему там про бабочек говорят) тепло.

Но забывать обо всём опасно. И сейчас, открывая сообщения, Антону хочется удалить всё и, желательно, себя. Возможно, рассказывать все о своих чувствах было лишним, возможно, ему надо меньше ныть в Твиттер, возможно, он должен был перестать общаться с другом во имя спокойствия другого. Но он этого не сделал. И сейчас, глядя на расплывающиеся в глазах строчки, хочется кричать, жить не хочется

Дима

Смешной ты. Эгоист. Всё это из-за тебя. Носишься со своими проблемами, как будто у других их нет. Ты всё портишь.

20:03

Антон думает, что он прав, потому что иначе и быть не может. На ком-то должна лежать ответственность. Так почему же не на нём?

Антон лежит на полу, бездумно уставясь в потолок. Все стадии ненависти прошли, оставалось только лежать и бездействовать. Воздух холодный и какой-то сырой, будто квартира прогнила, впрочем, и он сам тоже.

Утром Антон отправляет сообщение Илье, а в обед уже встречается с ним во дворе. Антон прячется в одежду, всё время отводит глаза и ничего не рассказывает, только спрашивает, смеётся и строит похуиста так хорошо, что поверить не составило бы труда. Но Илья понимает всё, не хочет, но понимает. Молчит, не лезет, каждый сам должен разобраться со своими тараканами, они же уже не пятилетки. Наверное.

— Мир-то существует, и в нём надо жить, — Шастун жмёт плечами, вроде не отрицая.

Илья ещё понимает, что должно произойти что-то, и оказывается прав. Приходит Арсений. Он хороший, улыбается ярко, может, поделиться своей энергией с этим загнанным червяком-Шастуном. На такого можно оставить своего друга, решает Илья и возвращается домой — не любитель он по улицам ходить.

— Все твои друзья всё знают?

— Почти. Точнее, они все догадываются, я прямо никому не говорил. Ну, а что? — уже возмущается Антон на покачивающего головой Арсения, — Вот взять Илью. Он не понимает, пытается поддержать меня, но, когда я говорил о таких вещах, видно же, что он не понимает. Никто не понимает. Наверное, поэтому я и ушел от всех людей.

— Но сейчас вернулся.

— Нет. Я к тебе пришёл. Это новое место, а возвращаются в старые.

— Пойдём в парк, а?

***

Лазарев смотрит на сообщение и нервно заламывает пальцы. Он виноват. Снова. И будет ещё виноват, снова и снова. Ему открывают сердце, заботятся, а он не может сделать того, чего от него хотят, для него это непривычно, чуждо. И так он ранит. Нужно позвонить. Но Дима не берёт трубку. Он никогда ее не берёт, не любит говорить по телефону. Сергей накидывает кофту и выбегает из дома. Надо успеть вернуться до темноты.

Кузнецов упрямо включает музыку громче, только чтобы не слышать просьбы Сергея. Увы, в маленькой однушке слышно все, что творится в подъезде. Да, Лазарев опять пришёл к нему под дверь и сидит там уже час. А он ведь просто просил отстать и идти к кому-нибудь другому, кто его выслушает и поймет. Диме надоело таскаться с ним. Да, он ревнует, но это ведь в порядке вещей, здесь и объяснять нечего. А тот все стоит под дверью и просит поговорить, а зачем, всё равно увидятся на и перед экзаменом.

Дверь он не открывает. Сергей стоит ещё час, потом смеётся и идёт домой, шепотом давая себе обещание приходить каждый день, пока не случится чудо и Дима не откроет ему. Они объяснятся, и всё будет по-старому. Наверное.

Но у Антона и Арсения этот день заканчивался намного лучше, чем у их знакомых. Парни вот уже около часа ходили по торговому центру, то выбирая Арсению футболки, то присматривая парные кольца, надолго застряли в продуктовом, а после в канцелярском отделе.

В последнее время Антона тянуло к рисованию, что не могло не радовать Попова. Он говорил, что постоянное хобби может помочь отвлечься или просто занять руки чем-то неопасным. Антон усмехается с формулировки, но всё же пытается рисовать, смотрит обучающие видео. И сейчас они выбирают ему хорошие кисточки.

— Правильная кисть — половина работы, — с поучительным видом сообщает Арсений, тыкая колонковой кистью по носу Антона.

— Откуда такая осведомленность?

— Я два года ходил в художественную школу.

— Почему бросил?

— Так вышло, — жмёт плечами, — родители не одобряют несерьёзные вещи.

Корзинка в руках Антона наполняется кистями из колонка и синтетики, какими-то карандашами и смешной стирательной резинкой, мнущейся и гнущейся во все стороны. Художественные ряды выглядят красиво и ярко, даже как-то богато. Шастуна привлекают ряды развешанных тюбиков с масляными и акриловыми, если верить этикеткам, красками. Они похожи на гирлянды или ветки дерева со всевозможными фруктами.

— Говорят, что Ван Гог ел жёлтую краску, чтобы почувствовать себя счастливым, - говорит Шастун, глядя  в пол и крутя тюбик в руках, — Он думал, что окрасив органы изнутри жёлтый цветом, цветом счастья, сам станет счастливее.

Попов немного встревоженно пытается поймать его взгляд.

— Почему никто не говорит, чувствовал ли он себя счастливее или нет? — И сам поворачивается, заглядывая в глаза, как будто там есть все ответы.

— А зачем тебе?

— Хочу узнать, стоит ли пробовать.

Антон задумчиво смотрит на надпись «жёлтый» и кладет тюбик в корзину. Вдруг пригодится.

Заходящее солнце провожает парней до дома Попова, и только там его лучи перестают доставать их. Антон ещё раз звонит маме, напоминая о ночёвке у друга, и только после этого позволяет себе расслабиться, облокотившись на спинку качалей. Они соревнуются, кто раскачается сильнее, до тех пор пока Арсений чуть не вылетает из них. Смеющиеся и счастливые поднимаются на седьмой этаж в квартиру и безуспешно пытаются нормально сфотографировать красно-фиолетовые облака на западе.

Они засыпают в пустой квартире на диване Арсения, под вторую часть Гарри Поттера, которого Антон отказывается смотреть один.

— Арс?

— Ай? — Арсений, почти отрубившийся, через силу открывает глаза, сладко зевая.

— Я сказал романтизированную версию, а знаешь, зачем Ван Гог на самом деле ел краску? — Сон немного отступил от Антона.

— Зачем?

— Краска токсична. Он хотел отравиться.

— А почему ты говорил другое?

— Убеждал себя. И я, и он. Но ему не помогло, а мне, кажется — да. Ты моя жёлтая краска.

Антон осторожно, целомудренно целует Арсения. Просто прикасается губами к его губам и отворачивается к стенке. Арсений обнимает его со спины и молчит. Засыпают.

***

Спустя два месяца

Антон не смотрит на Арсения, облака ведь гораздо интереснее и мягче, и светлее, и дальше… чёртовы облака. Да, он сказал ещё месяц назад. Но всё равно слишком поздно, слишком больно. Арсений уезжает в Москву уже сегодня ночью. После того, как Антон начал во что-то верить — уезжает. Но это правильно. У Арса будет большое, хорошее будущее, отучится в музыкальном, будет работать, станет известным, такой как он не может не стать. Антон и здесь выживет и без него. Наверное.

— Если ты будешь бороться за себя, то я буду бороться вместе с тобой, — Арсений берёт его руку и прижимает к своей груди.

— Но ты уезжаешь.

— Да, из города. Но не отсюда, — он кладёт руку на его сердце.

Любить кого-то недосягаемого — значит всё время тянуться вверх, развиваться и самосовершенствоваться.

Если  у тебя недостаточно сил, и ты влюбляешься в такого человека, ты можешь упасть, забить на всё.

Но ты должен быть сильным, тогда ты вырастешь.