Субботы всегда странные дни. Илья пинает пустую банку из-под газировки так, чтобы она отскакивала от бордюра назад к нему, спокойно пропуская сквозь себя огромный поток информации, исходящий от Сергея. По началу были сказаны пара фраз о учёбе и экзаменах, немного о семье и беспокойстве за Антона, но после десяти минут еле проскальзывающие намеки на Диму превратились в сплошной монолог о нём же. Скорее эта несчастная помятая банка снова наполнится, чем Сергей перестанет рассказывать всем оду в перемешку с самобичеванием об их отношениях. Или их подобия. Но не заостряем внимание, Макаров правда не любит влазить в чужие взаимоотношения.

— Лазарев, у тебя в голове что-нибудь осталось? Неужели не видишь, что это ненормально. Хотя бы поговорить нормально с ним можешь? Если уж у вас всё так серьёзно.

— Мы говорили. Но он потом всё равно обижается. И мне не разрешает, а сам опять, я настолько пло…

— Нет. Блять. Нужно вбить ему в голову всё это. Не просто говорить, а, наконец-то, достучаться друг до друга, — Илья уже устал повторять каждый день одно и тоже, но его вроде бы не очень глупых советов никто не слушал, — Если у вас всё хорошо, он должен понять, если я хоть что-то смыслю в нормальных отношениях.

Он выделил голосом «нормальных», на что Сергей только вздохнул и постарался переменить тему. Но все его рассказы неизбежно приводили назад к Кузнецову. Сергей просто делает недостаточно, а Дима боится, что его не любят, не привык к этому. На этом месте Макаров с радостью бы заткнул уши и убежал, но кидать друзей всё же нехорошо. Бедная жестяная банка в сотый раз отлетела к бордюру.

***

Матвиенко смеётся, когда его приятели показательно дуются из-за Оксаны. Ты нас так совсем забудешь, говорят они в один голос. Но это глупости на самом деле, его маленькая подруга просто чаще рядом, просто ходит за ним хвостиком в те моменты, когда он не бегает за ней. Почему-то, когда у всех вокруг мир рушится, у них он уходит из-под ног. Они не падают — летят. Оксане немного стыдно за это, но быть счастливой хочется сильнее. Глупости это всё, у каждого свой, не зависящий от других, путь, верно?

— В кальянную с нами, Серый?

— И с Оксаной?

В их компании вопросов обычно не было, все они превращались в факты, стоило их лишь озвучить.

— Твоя девчонка-одуванчик с нами?

Матвиенко пожимает плечами, лицо его не выражает ничего кроме похуизма.

Они не заходят за девушкой, а встречают её на площади. Фролова в компании из пяти парней чувствует себя комфортно, не жмётся к парню и легко поддерживает разговор. Сергей спокоен, мимолетный оттенок ревности проскальзывает на его лице, когда Оксана улыбается особенно радостной улыбкой, показывая белые зубки. В кальянной она и вовсе оказывается в центре внимания. Никто не ждал, что хрупкая девочка-солнце легко относится к таким посиделкам и умеет быть настолько громкой в своих жестах и эмоциях. Разговоры ни о чём — любимые разговоры Сергея. И они говорят так много и долго, как только могут. В десять Оксане звонит мама, парни улыбаются этому сочетанию открытости и буйству с пай-девочкой.

Друзья зря жалуются, ведь изменилось немногое — переписывается Сергей почти всегда с девушкой и домой возвращается с ней, а не с ними. Эта идеальность немного страшит обоих, но они хотят жить ею так долго, как это возможно.

Матвиенко вызывает такси до дома Оксаны и едет с ней. Они делают много фотографий: сначала кривляются, но после делают очень хорошие снимки. Сергей знает, что ночью ему обязательно придёт уведомление о новой публикации в Инстаграм. Оксана попытается сделать всё, чтобы первым оценил не он, потому что «слишком ванильно», пусть она и обожает это.

Иногда Оксана не может описать свои чувства. Но она твёрдо уверена, что Серёжа сможет помочь ей. Ведь это то, что действительно важно — доверять. Верно?

***

Субботы у всех разные. Антон субботы любит больше всего. Ведь у тебя есть весь вечер и ночь — это единственный день в неделе, когда такое бывает. По субботам Антону обычно везёт, если хоть что-то в его жизни ещё можно назвать этим словом. И сейчас он искренне надеется, что вновь повезёт. Совсем чуть-чуть.

Арсений пришёл в пять часов, познакомился с родителями Шастуна, посюсюкался с младшим братом, улыбался всем так открыто, как умел он один. И самое главное, спросил про ночёвку так просто и умело, что вопросов даже не возникло. Антон отчаянно краснел от боязни, что мама обязательно выговорит за то, что её не спросили и предупредили заранее. Но, видимо, Арсений настоящий волшебник, раз так просто и быстро околдовал не только Антона, но и его родителей.

После совместного ужина, на котором Антон краснел от осознания, что родители знакомятся с его парнем, мама взяла в свои руки разговор. Арсений был допрошен по всем параметрам: от детского прозвища до оценок и места работы отца.

— Как хорошо, что Антон наконец-то подружился с таким хорошим парнем. А то часами сидит за компьютером или в ванной, — уже начала жаловаться женщина Арсению, — Так и утонет скоро либо в интернете, либо в воде.

Или в человеке. В нем быстрее, мам. В нём я уже утонул.

Арсений почему-то с тревогой оглядывает Антона. По его спине сразу пробегает табун мурашек. Желание рассказать об этом уменьшается с каждой секундой, так что Антон аккуратно вытаскивает его из кухни, неосознанно вцепляясь в ладонь. Арсений довольно жмурится.

Около десяти минут Шастун пытается начать необходимый для него разговор. Но лишь хмурится, прыгает с темы на тему, не зная как перейти к главному и елозит по кровати, на которой оба устроились. Арсений быстро соображает, что к чему.

— О чем ты хочешь поговорить? — требовательно останавливает метания Антона.

— Не о…

— Не ври. Давай мы больше не будем врать друг другу?

Слово «больше» режет слух, но его никто не исправляет. Антон вздыхает и упрямо молчит, включает музыку на уже открытом ноутбуке, но сразу ставит на паузу. Тишина ясно даёт понять, что если ложь под запретом, то молчание — лучший выход. Встаёт, закрывает дверь на замок, медленно идёт к шкафу и так же медленно достаёт плед, пытаясь оттянуть неизбежный уже разговор. Попов терпеливо ждёт, наблюдая за каждым его движением.

— Ты уже замечал, — Антон тяжело вздыхает, еле выдавливая из себя  слова, — Хотел спросить, но бросал. Казалось, что глупости.

Садится ближе к Арсению, встряхивает руками, привлекая к ним внимание, закатывает рукава рубашки. А потом стягивает с себе все кольца и часть браслетов. Уже чувствуя себя полуобнаженным, медленно, показательно избавляется от остальных браслетов и опускает руки на кровать. Арсений видит обычные запястья, но понимает, что всё неспроста, и неуверенно переворачивает руки ладонями вниз. На обеих видны несвежие  шрамы, слишком аккуратные, чтобы быть случайными, подкрадывается мысль.

— Это не то, о чём можно подумать?

Антон не уверен, что может говорить, думает, что лучше бы он молчал и дальше. Но мысль, что однажды Арс по чистой случайности поймёт сам, страшила сильнее. Тот смотрит требовательно, ждёт ответов, чтобы прервать молчание, тянется к чужим плечам, опираясь одной рукой на бедро. Антон, не удержавшись, шипит. Арсений осознаёт быстро, будто знает о подобном.

— Покажи, — спокойствие на грани крика, слышно по голосу.

Антон немного опускает свои домашние штаны, Арсений откидывает его руки и пытается найти сам, но аккуратно, чтобы не вызвать ещё боль. Порезы на ногах намного свежей.

— Блять. Идиот.

Арсений зол. Это естественно, не прыгать же ему от радости, отворачивается на минуту, замирая. Антон натягивает одежду назад и укутывается в плед. Но укрытие резко срывают.

— И-ди-от, — шепчет Попов, смотря в глаза, — Зачем, скажи мне пожалуйста.

Голос не звучит как просьба, но он не кричит. Антон правда рад, он бы сбежал из собственного дома хоть через окно, если бы был крик.

Никто не должен знать, мне очень жаль, что ты теперь не в неведении.

Арсений сжимает его руки так сильно, что у самого белеют пальцы, игнорирует слабые попытки вырваться, только разглядывает лицо, будто читает на нём как в книге ответы на все вопросы.

— Ладно, что мне сделать?

— Ты ни при чём.

— А я думал, что хоть немного при чём для тебя, — снова переходит на какое-то, не шепот — шипение.

— Прости, я же не про то.

— Хорошо, ладно, — он пытается быть спокойным, правда, — Что я вообще могу?.. Ладно. Просто обещай что в следующий раз, когда ты захочешь вот это всё, — он в воздухе обвел рукой его руки и ноги, — Ты пишешь мне. Я не могу прилететь к тебе на крыльях и разрулить все проблемы, но пока что в моей голове больше ничего нет. Ты понял?

— Да, Арс, мне правда жаль.

— Мне жаль, что это происходит, — резко перебивает.

— Наверное, я не должен был вступать в отношения пока не разберусь…

— Заткнись, пожалуйста.

Арсений зол, обеспокоен, но больше всего он растерян. Закутывая их обоих в плед одной рукой и второй включая негромко музыку, он мысленно делает пометку изучить больше информации, чем он уже знает.

— Шастун, да что с тобой всё время не так? — Всё же вздыхает Арсений.

— Мне плевать, просто не хочу чтобы ты волновался. Я не знаю, что это, но блять, мне абсолютно всё равно, — звучит намного отчаяннее, чем простое: «помоги».

Антон не понимает, почему Арсений так быстро стал его. Тот словно спешит куда-то, старается успеть. Это немного пугало.

Иногда Антон не может описать свои чувства. Он бы с радостью умер сейчас. Всего слишком «слишком». И это не плохо, а трудно, он слаб для такого. И не уверен. Описать свои чувства сложно, но Антон надеется, что Арсений не будет требовать это от него. Он ведь знает, что Антон утонул, и знает, где.