Рюноске открыл перед Гин дверь в столовую.

— Так вот, пусть она не подходит ко мне хотя бы до окончания поединка. Если справишься, буду должен.

Они прошли мимо кухни, свернули в зал со сценой и, через заднюю дверь, вышли во двор института. Гин обернулась с задумчивым лицом.

— Тебе точно не влетит за то, что ты меня так сюда провёл?

— Ты каждый раз будешь меня об этом спрашивать? — Рюноске укоризненно качнул головой. — Дальше ты сама справишься, главное — найди Хигучи. А я пока ещё поготовлюсь.

— Мне казалось, ты уже достаточно подготовился. И, к тому же, это твой четвёртый баттл. Почему ты так нервничаешь?

Рюноске вздохнул.

— Дазай сказал, что против меня будет тот самый.

— Но ведь раскрывать, кто будет твоим соперником — это нарушение правил...

— Он один из организаторов, так что это только на его совести. Я у него ничего не спрашивал, — о том, что он спрашивал у Чуи, Рюноске решил не говорить.

— Но ведь не факт, что это правда?

— Это же Дазай. Разумеется, не факт.

Тут из здания приёмной комиссии вышла Хигучи, и Гин, кивнув брату, направилась к ней. Рюноске же принялся искать в сквере пустую скамейку. Студенты уже начали собираться. Их было значительно больше, чем в прошлом году — поэтические поединки семинаров Фукузавы и Мори набирали популярность.

Рюноске сел так, чтобы видеть собравшихся у фонтана, но не быть у всех на виду. Он прикрыл глаза, в надежде ещё раз повторить текст, но в голову лезли только неприятные мысли: Рюноске с самого поступления хотел, чтобы его работы нравились Дазаю, но тот сначала не обращал внимания ни на него, ни на его произведения, а потом и вовсе перевёлся на другой семинар. А этот новый протеже Дазая не успел толком начать учиться, как его уже позвали участвовать в поединке!

— Извини, можно я тут сяду?

Рюноске открыл глаза. Перед ним стоял первокурсник, которого он пару раз видел в общежитии. Акутагава ничего про него толком не знал, и запомнил только из-за белых волос. Он сначала хотел сказать, что тут занято, но этот парень выглядел достаточно вежливым и спокойным, а почти все скамейки во дворе уже были заполнены, и сидеть с кем-то другим хотелось ещё меньше.

— Можно.

— Спасибо, — первокурсник сел рядом.

Какое-то время они молчали, Рюноске снова попытался начать повторять текст, но быстро понял, что в этом нет никакого смысла.

— Будешь? — Рюноске повернулся к первокурснику. Тот протягивал ему фляжку.

— Нет, спасибо, — он хотел сказать, что не пьёт, но это было бы неправдой, — я не пью крепкое.

— Тогда... — он поставил фляжку на скамейку и начал копаться в рюкзаке, — вот, — на этот раз он протянул ему термостакан, — тут вино. Только ты не подумай ничего такого.

— Какого? — Акутагава взял стакан.

— Ну, что я алкоголик.

И он отхлебнул из фляжки.

Рюноске вдруг стало смешно, но, разумеется, он не рассмеялся. Только открыл стакан и отпил из него.

— Ты не подумай, что я набиваюсь в друзья, — снова заговорил первокурсник. — Просто тот, кто притащил меня сюда, занимается своими делами и попросил его не отвлекать. А моя лучшая подруга пошла готовиться к завтрашнему докладу...

Тут Джон Стейнбек, бессменный ведущий поединка, запрыгнул на бортик фонтана и обвёл взглядом всех присутствующих.

— Господа, товарищи и все остальные! Пишущие и не пишущие! Пришедшие сюда добровольно и заманенные коварными друзьями! Приветствую вас на ежесеместровом баттле семинаров Огая Мори и Юкичи Фукузавы! Здесь не важно — прозаик вы, поэт или вовсе драматург: главное, чтобы ваш текст был лучше, чем текст соперника. Ведь от этого зависит, будете вы пить за чужой счёт или кто-то будет пить за ваш. А... Ну, и честь семинара тоже зависит от этого.

Студенты рассмеялись.

— Для пришедших в первый раз объясняю: участники сами ещё не знают, в каком порядке и против кого они будут выступать. Они знают только темы. Всего будет пять поединков, каждый из которых оценивается отдельно тремя независимыми судьями. Но оценки объявляются только в конце баттла, чтобы участники не расслаблялись. В этот раз судьями будут: Александр Пушкин, который самыми лучшими всё равно считает свои стихи, Эдгар Алан По, который настолько не уверен в себе, что его решений мы будем ждать год, и Райнер Мария Рильке, который, возможно, даже не заметил, что его назначили судьёй, потому что не отлипает от телефона.

Все трое под аплодисменты вышли к фонтану.

— Итак, дорогие участники, теперь вы знаете, кого во всём винить. Поэтому начнём. Я не буду просить вас всех, чтобы вы пошумели, потому что если мы пошумим, из деканата заочки выйдет Максим Горький и даст нам люлей, как в прошлом году. В первом раунде друг против друга выступают... Эдогава Ранпо, — Ранпо резво взобрался на бортик фонтана рядом со Стейнбеком, — и Накахара Чуя, — Чуя вышел из толпы, приподнял шляпу и шутливо поклонился. — Тема раунда — "Амфиболия".

Рюноске позволил себе немного отвлечься. У Стейбека был громкий голос, и вряд ли бы Акутагава пропустил свою очередь. Поэтому он снова отпил из стакана.

Весь первый раунд они промолчали, но потом подвыпившего соседа по скамейке опять понесло.

— Мне так нравится здесь. Правда, иногда ничего не понятно.

Рюноске хмыкнул:

— Кажется, это можно сделать девизом нашего института. "Поступай в ИЛит. ИЛит — ничего не понятно".

Первокурсник заулыбался. Рюноске подумал, что ему хватит пить, ведь этот парень начал казаться милым.

— Но зато здесь очень приятные люди, — первокурсник посмотрел прямо в глаза Акутагаве. Глаза у первокурсника были золотистыми. Рюноске отвёл взгляд.

— Не факт, — ответил он, глядя на вышедшего к фонтану Дазая. Третий раунд только начинался, а Акутагава уже знал, что Каджи продует.

— Почему? — спросил первокурсник почти испуганно.

Рюноске вздохнул:

— Ну вот представь себе, что ты поступаешь в институт, вдохновившись работами человека, который там учится. Ты очень хочешь, чтобы тебя заметили, но ему на тебя наплевать...

— Но то, что кто-то тебя не замечает, не значит, что он плохой человек, — возразил первокурсник.

Рюноске понял, что сболтнул лишнего.

— А кто тебе сказал, что это про меня?

Он отвернулся и стал смотреть раунд Дазая, стараясь игнорировать пристальный и почти физически ощутимый взгляд первокурсника. Отпираться было бессмысленно, и во время четвёртого раунда не выдержал сам Рюноске:

— Кроме того, — собственный голос показался ему чересчур громким и раздражённым, — у этого человека есть человек, работы которого ему очень нравятся. И он постоянно мне об этом говорит!

— Может, тебе стоит самому сравнить ваши работы? — робко предложил первокурсник. — Я уверен, что твои лучше.

Акутагава скептически посмотрел на него:

— Во-первых, ты знаешь меня первый день и понятия не имеешь, как я пишу. Во-вторых, я даже имени этого человека не знаю — я же не какой-нибудь сталкер, чтобы выискивать его работы. И вообще, сегодня я как раз против него выступаю — вот и выясним, кто лучше.

Тут снова раздался громкий голос Стейнбека:

— А в последнем раунде выступают Рюноске Акутагава... — ведущий нашёл его взглядом и кивнул.

Рюноске поднялся.

— Ну ладно, я пойду.

Он повернулся к скамейке и увидел, что первокурсник смотрит на него с ужасом.

— Что? — спросил он, совсем не понимая, в чём дело.

— ...и Ацуши Накаджима, — между тем продолжил Стейнбек. — Господа товарищи, я надеюсь, вы там не начали раунд без нас?

Ацуши Накаджима убрал фляжку в карман и поднялся со скамейки.

— Ну, — неуверенно сказал он, — давай выясним.