Ты всегда один, и тебя это устраивает. Ты знаешь, что так лучше, проще, спокойней. Ты привык разбавлять одиночество короткими знакомствами, дающими вспышки радости, но никогда не затягивающимися достаточно долго, чтобы надоесть или наоборот привязать к себе, перерасти в нечто большее.

Ты не хочешь становиться зависимым.

Но сегодня ты опять один, и тебе грустно. Сидишь на скамейке в парке и глядишь в темноту перед собой. Ближайший фонарь так далеко, что до тебя достают лишь случайные блики. Мир словно закончился, и никого больше не осталось, никого больше не будет… никогда не было.

Хочется тепла, хочется, чтобы кто-нибудь с тобой поговорил, был рядом. Ты думаешь, что настала пора что-то менять, когда возле тебя звучит голос:

— Пойдём со мной, Льявир.

Чистый и звонкий, словно маленькие колокольчики переливаются на весеннем лугу. Пробуждающий в твоей душе всё забытое, наивное, светлое. Воскрешающий из небытия детскую веру в фей и эльфов. И правда, будто запахло луговыми цветами.

Обладатель голоса и сам словно эльф. Тонкий, хрупкий, манящий. Будто драгоценность, фарфор и бирюза. Тронешь — и рассыплется мелкими осколками, маленькими блестящими звездочками.

Поэтому ты не трогаешь. Молча встаёшь и идёшь следом, словно завороженный, да так оно и есть. Ты не запоминаешь дорогу, потому что смотришь только на него, видишь только его. Тёмные волосы, почти прозрачная кожа, запах лаванды.

Ты не знаешь, куда пришёл, тебе всё равно, ведь он льнёт к тебе, гладит по лицу, касается плеч, рук. Тянет вниз, чтобы поцеловать в губы, и ты думаешь, что вы очень похожи: тёмные волосы, светлая кожа, одиночество и печаль во взгляде… Только ты гораздо выше и намного сильнее, поэтому боишься дотронуться до него, боишься сломать, и с запозданием ощущаешь тяжёлые цепи, сковавшие запястья.

— Зачем это? Я не причиню тебе вреда, поверь.

Тебя удивляют даже не сами цепи, а то, как легко и привычно он управляется с такой тяжестью. Ты готов помочь ему, приковать себя, раз ему нравится <i>так</i>.

Он ластится к тебе, целует глаза, перебирает в пальцах волосы. Весь словно любовь и нежность. Словно дороже тебя у него никого нет и никогда не было.

Ты ловишь его пальцы губами, трёшься щекой о ладонь, а он смеётся — будто ангелы играют на арфах.

— Никому нельзя верить, Льявир. Никому.

И смеётся снова, уходя. Раньше чем ты успеваешь осознать смысл его слов. Смех затихает, удаляясь, продолжая звучать в твоей голове. Он оставляет тебя одного, в темноте, скованного тяжёлыми кандалами, и ты понимаешь, что тебя никто никогда не найдёт здесь. Ты умрёшь, так больше никогда и не увидев солнца, так больше никогда и не увидев его. И его смех станет последним звуком, что ты услышишь перед смертью.

Ты бросаешься вперёд, в бессильной ярости раня себя о железо, ты кричишь:

— Я убью тебя, Ольйем! Я найду и прикончу тебя!

Не злость и не жажда справедливости: обида и горечь предательства — это то, что даёт тебе силы. Ты ломаешь железные оковы, так, словно они сделаны из тонкого пластика. Бежишь за ним, пачкая бетонный пол своей кровью, но его нигде нет.

Он ушёл.

Только смех продолжает звенеть у тебя в ушах, гулко отдаваясь в пустых коридорах.

Сказочный, манящий, чарующий.