Праздничный прием, хоть и был запланирован уже давно, все равно застает Кита врасплох. Со дня свадьбы прошел уже месяц, а в своем новом доме он до сих пор чувствует себя словно кошка в воде.
Но Кит сможет выдержать это, даже если такая жизнь никогда не будет ему в удовольствие. Он способен адаптироваться ко всему. Иногда он достает Хэнка и Лэнса вопросами, на которые заранее знает ответы, дергает струны лиры, хоть и не знает, как на ней играть, или находит новые и необычные способы сбежать от своих стражников. Кит очень серьезно относится к выбору имен для щенков, что, конечно же, не так захватывающе, как вести армию в бой, но всё равно по-своему интересно. Широ сказал, что он может взять одного щенка к ним в покои. На самом деле, он сказал, что Кит может взять хоть всех пятерых, но кому-то из них нужно быть голосом разума. Так что одного будет достаточно.
Кит получил письмо из дома, в котором говорилось о возвращении армии в родные края. Список потерь выглядел не таким уж и длинным, что слегка заглушило его боль, но он умеет читать между строк. Сейчас пришло время восстановить разрушенное, зализать раны и, наконец, осесть, благодарить каждую толику удачи за то, что хоть что-то ещё осталось и надеяться, что теперь удача их не покинет. Широ отправил им необходимые материалы и строителей, чтобы восстановить мосты и дороги, разрушенные в ходе военных действий, а ещё еду взамен пропавшему в этом году урожаю. Вполне возможно, что это ложь. Но Кит надеется, что нет.
Но когда Широ сообщал эти хорошие новости Киту, их правдивость подтверждало выражение лица Айверсона. Не то чтобы Айверсон злой или жестокий. Он просто хочет того, чего хотел бы и Кит на его месте: безопасности и достаточного количества запасов для своих людей вместо того, чтобы видеть, как все эти ресурсы направляются тем, кто ещё месяц назад пытался всех их убить.
Киту интересно, когда Широ позволит ему навестить родных, и в глубине души он понимает, что, стоит ему попросить, это случится хоть завтра. Но его советники ни за что не одобрят это. Возможно, Широ мог бы даже отправить его одного. Но, внезапно, он не уверен, хочет ли этого.
Нарисованная его воображением картина с Широ, одиноко лежащим в их кровати, воспринимается болезненнее, чем следовало бы. Кит представляет пышногрудую служанку, занимающую его место, а затем её сменяет щетинистый стражник. Ему становится неловко от собственных же мыслей, и он прикрывает глаза рукой. Со временем Кит пододвигается ближе к Широ во время сна, но не настолько, чтобы дотронуться до него. Прикосновение — это слишком. Сейчас он просто не хочет быть зарезанным посреди ночи, хочет, чтобы его люди могли пережить зиму без отчаяния, и он хочет жить.
Здесь у него всё это есть. Это жизнь. Может быть, не такая, о какой он всегда мечтал, но до этого у него и не было времени, чтобы попробовать.
Первый праздничный вечер устраивают в самый разгар зимы. Широ называет это «праздничным вечером», хотя больше это похоже на торжественный прием, но Кит всё равно не понимает разницы между этими понятиями.
Они решили устроить пир в день зимнего солнцестояния. Они — не Кит. Никто не спросил его, но даже если бы это и случилось, у него всё равно не нашлось бы ответа. Помимо всего прочего, он считал абсолютно пустой тратой времени собирать людей для того, чтобы все они притворно улыбались друг другу весь вечер.
— Мне снова придётся надеть кружево? — спрашивает Кит с другого угла комнаты. Наученный опытом свадьбы, воспоминания о которой теперь представляли собой лишь бесформенную массу незнакомых лиц, он предположил, что слуги снова оденут его так. Широ смеется.
— Только если ты этого захочешь.
Не то чтобы он был против, но такая одежда слишком изящна для него, и весь свадебный день он чувствовал себя так, словно мог разорвать ткань, стоило ему шевельнуться слишком резко. В этот же раз он выбирает угольно-чёрный наряд, который выглядит достаточно просто и удобно. У него не осталось его старых вещей, и он не особо жалеет об этом, потому что одежда, в которой он прибыл в город, по большей части состояла из грязи. Так что это не потеря. Он накидывает на плечи красный плащ и, выходя из комнаты, совершенно не ожидает увидеть одобрение во взгляде Широ. Кинжал Кит тоже берет с собой. Он закрепляет его на бедре так, чтобы край удлиненной рубашки мог скрыть его. Нет смысла держать его при себе, если он не будет готов использовать в любой момент.
Они идут по холлу, и Киту кажется, что его ведут прямиком к виселице. Широ, наконец, останавливается и поворачивается к нему.
— Ты боишься? — Он имеет в виду и сам праздничный вечер, и гостей.
Кит фыркает.
— Нет.
— Я волнуюсь за тебя. К тому же, ты заставляешь их нервничать, — говорит Широ, указывая на стражников. Все четверо сняли свои привычные доспехи на время праздника, но мечи были всё ещё при них. Кит понимает, что имеет в виду Широ. Он видит пот на висках Хэнка, а новая девушка выглядит так, словно перед ней стоит привидение. Кит думает, что это волнение вызвано тем, что никто не может предположить, что у него на уме. — Если ты не хочешь идти, мы можем устроить это. Тебя никто не заставляет.
Его голос звучит твердо. Но это первый послевоенный прием. Это первое публичное появление Кита со дня свадьбы, а также со дня, когда он совершенно случайно ворвался на встречу, на которую не был приглашен.
— Там нужно будет танцевать? — спрашивает он.
И пусть это может прозвучать забавно, но мысль об этом не выходит из его головы. Может быть, Широ прав. Может быть, Кит тоже нервничает, потому что чувствует, как начинает потеть. Не то чтобы он не умеет танцевать. Он просто не знает, может ли. Он никогда не пробовал. В их стране не бывает торжественных приемов. Вместо этого у них устраиваются пиры, и всё, что ты должен делать на них — это есть и пить и, возможно, петь, если вдруг кто-то решит забраться на стол.
Широ кладет руку ему на плечо.
— Тебе не придется танцевать.
Кит вздыхает и кивает.
— Хорошо.
— Я тоже не могу танцевать, — добавляет Широ. Кит думает, что это ложь, но затем один из стражников фыркает, и король поворачивается к нему. — Ты помнишь…
— Да. Ты почти что опрокинул стол. И это случилось, когда у тебя были ещё обе руки. И Аллура помогала, — они оба смеются. И этого достаточно для того, чтобы улыбка озарила и лицо Кита. Широ, теряющий равновесие, представляется очень забавным. Он может быть воином с выдающимися способностями, но, возможно, не только Кит тут немного не к месту.
Напряжение в теле Кита начинает исчезать. Немного глупо бояться такого события, когда ему довелось пережить и войну, и свадьбу.
***
— Просто держись ближе, — шепчет Широ, когда перед ними открываются огромные двери.
Все остальные уже собрались. Киту доводилось сталкиваться с армиями настолько большими, что понадобилось бы помещение в пять раз больше этого, чтобы вместить всех людей, но происходящее сейчас всё равно заставляет его кровь застыть, а сердце — пропустить удар.
Широ дотрагивается до его кисти тыльной стороной руки. Это не случайное прикосновение, а предложение, и Кит отчаянно хочет его принять, чему сам же и удивляется. Вместо этого он сжимает кулаки с такой силой, словно в каждом из них он держит по мечу, а первое правило, которое он выучил на тренировке — никогда не выпускать рукоять. Спустя мгновение Широ убирает свою руку.
Краем глаза Кит осматривает короля. На его лице сияет ни на миг не угасающая улыбка, она словно бы всегда при нем, как и эмблема на его груди. Интересно, как много людей видели Широ без неё. Как много людей видели короля с кровью на зубах и потом, застилающим его глаза, измазанного грязью и задыхающегося. Возможно, такой шанс выпал только Киту.
И он не может определить свое отношение к этой мысли, нравится она ему или же он больше ненавидит ее.
В зале пахнет вкусной едой и вином. Все блюда в избытке наставлены на столах, и это представляет собой невообразимую картину. Еда во дворце Кита была простой. Свежий хлеб, жареные мясо и овощи стояли на неукрашенном столе, к которому было придвинуто два стула. Не было ничего похожего на это пиршество.
Четыре торта, на каждой тарелке по целой запеченной рыбе, всюду расставлено бесконечное количество тарелок с маленькими пирогами, очищенными яйцами и нарезанным мясом. Он не может назвать и половины блюд. Вся эта еда не будет съедена. Интересно, позволят ли слугам доесть её или же просто выкинут или скормят собакам и свиньям.
Даже на одном столе еды больше, чем Киту доводилось видеть за целый месяц во время войны. Тогда они выживали на объедках. Иногда приходилось выбирать, накормить лошадей или людей. Теперь Киту стало интересно, была ли в королевском лагере палатка с обеденными столами. Кучи и кучи тарелок, предназначенных для людей короля. Чтоб они могли полакомиться после того, как заканчивали с убийствами. Чтобы они могли уснуть сытыми, а потом, устав отдыхать, вернуться к бою. Даже если так и было, Киту не довелось увидеть этого. Во всяком случае в той палатке, куда его привели и где держали, таких столов не было.
Широ вновь тянется и хватает Кита за руку, после чего тянет его вперёд. Кит осознает, что всё это время он смотрел на еду, пока все остальные разглядывали его.
Сильнее всего он хочет одёрнуть руку. Но вместо этого сжимает чужую в ответ, использует это прикосновение как опору, и входит в зал.
Разговоры вокруг них продолжаются, сначала это шепот, напоминающий мягкий ветерок в лесу, но вскоре он превращается в шторм. Похожий звук предвещал о начале бури и означал, что нужно останавливаться и разбивать лагерь. Он был бы дураком, если бы решил вести войско через такой шторм. Кит ощущает себя дураком, находясь здесь. На самом деле, они оба немного дураки. Это то, в чём они с Широ похожи, — и единственное, в чём они похожи.
Широ отпускает его руку, но свою далеко не убирает. Она скользит по бедру Кита, задевает ремешки на штанах и тянется к пояснице, где они пересекаются. Это прикосновение ощущается сильнее, чем прилегающая к голой коже одежда.
Рука Широ лежит на талии так, словно для них обоих это уже привычное дело. Кит думает, намеренно ли сделал это Широ, и обратит ли кто-либо на это внимание.
Первая группа людей, к которой они подходят, стоит возле огромного окна, блестящего серебристым инеем на фоне черноты ранней ночи. Хотя бы одного человека из этой компании Кит узнает: девушку с белыми волосами. Сегодня она с головы до ног облачена в сапфировый и полуночно-синий цвета, ткань её платья выглядит настолько воздушной, что девушка будто бы окутана грозовым облаком. Она улыбается, когда они подходят ближе.
— А вы неплохо смотритесь вместе.
Но Кит не идёт ни в какое сравнение с ней. И не идёт ни в какое сравнение с Широ. Хоть её замечание и не звучит как оскорбление, он напрягается, пока Широ не подталкивает его вперед.
— Это Аллура, — говорит он Киту.
Аллура. Это имя кажется знакомым. Для Кита всё происходящее с ним сейчас впервые, а вот Широ, должно быть, был обручен до того, как ему пришлось вступить в этот внезапный союз. Кит не был. Кому захочется связывать свою жизнь с «умирающей лошадью»? Но в случае с Широ всё иначе. Они с Аллурой идеально подходят друг другу: светлые волосы, идеальная осанка и красота. Они подходят атмосфере этого дворца, белоснежному снегу за окном и серебристому инею на окнах.
— Надеюсь, ты тут освоился, — добавляет девушка, когда Кит забывает, что он должен что-то сказать. Она толкает локтем стоящего рядом с ней мужчину, а он в свою очередь привлекает внимание светловолосой девушки подле него, и они оба улыбаются Киту. Выражения их лиц выглядят не особо искренними, а их улыбки напоминают ужасные старые портреты в тронном зале. Те самые, что выглядят так, словно художник, писавший их, никогда до этого не видел реального человека или даже животное и пытался работать по чьему-то не самому удачному описанию.
«Освоился» — это громко сказано. Самые лучшие дни для Кита — это когда ему удается убедить кого-нибудь выйти с ним на улицу. Широ как-то предлагал ему прокатиться на лошадях за пределами королевского двора, может быть даже где-то за городом, и Кит начал понимать, что он — слепое пятно для Широ, и это пятно гораздо больше, чем ему следовало бы быть. Его советники будут в гневе, если узнают об этом.
Кит кивает, а затем понимает, что это невежливо.
— Да. Спасибо, — добавляет он, и это всё равно звучит не многим вежливее.
Улыбка Аллуры ни капли не меняется, даже несмотря на его краткие ответы.
— Это хорошо. Если тебе что-то понадобится, дай мне знать. Коран и Ромелль, — девушка указывает на своих спутников, — тоже будут рады помочь тебе. — Её тон ясно дает понять, что у них нет иного выбора.
— Спасибо, — повторяет Кит, в этот раз мягче, и надеется, что его слова звучат искренне.
Широ тянет его в сторону спустя ещё одну минуту мучительных разговоров. После Корана, Ромелль и Аллуры они подходят к генералам Айверсону и Холту, последнего сопровождает девушка в завораживающем зеленом платье, и они оба машут одному из стражников Широ, который вскоре смущается и прячется за столом с высоким тортом. После этого Широ подводит Кита к группе дипломатов из стран, о которых Кит до этого и не слышал, и все они смотрят на него так, словно он — бомба замедленного действия. Далее идут свободные от дежурства стражники, ещё дипломаты, и вскоре голова Кита начинает кружиться от вина, бокал которого кто-то всунул ему. Он уже знает, что не запомнит большинство имен и лиц.
Киту приходится держать и принадлежавший Широ бокал с вином, потому что тот отказывается убирать свою руку с его талии. Кит думает, что таким образом он пытается контролировать его, но потом осознает, что Широ в этом месте чувствует себя так же некомфортно, как и сам Кит. И это прикосновение — опора для них обоих.
И конечно же Широ оставляет лучшее напоследок.
Женщина, к которой они подходят, выглядит явным лидером окружившей её группки людей. Она одета в серое платье, цвет которого практически полностью повторяет оттенок её волос, и в этом есть своя красота. Её руки скрещены на груди.
— Адмирал Санда, — говорит Широ, приближаясь. — Как вы?
Она не отвечает. В стране Широ есть морские порты и, соответственно, есть выход к океану. В отличие от родины Кита. Именно поэтому все военные действия проходили на суше. Так что неудивительно, что Кит незнаком с адмиралом, а она, в свою очередь, смотрит на него, поджав губы. Наверняка она была раздражена тем, что её первоклассный флот не мог принять участие в стремительно развивающихся военных действиях. Женщина осматривает Кита, её взгляд задерживается на его голове без короны. Это ювелирное изделие казалось ему излишним, но Широ так не считает. Но Кит хотя бы обул новые ботинки.
— Он выглядит опрятно, — мягко говорит женщина. — Полагаю, это ваша заслуга.
Её слова неприятно оседают на плечи Кита, и в них скрыто гораздо больше смысла, чем кажется, и он не хочет даже пытаться разгадать его. Иногда незнание — лучшая защита. Он не понимает, чего хочет добиться адмирал, в отличие от Широ. Изменение в его настроении невозможно заметить со стороны, Кит его больше чувствует.
— Это не так. Вы бы видели, что я собирался надеть, пока он не настоял на своем, — Широ говорит это с напускной мягкостью, словно подражая тону женщины.
Эти слова звучат очень нежно и интимно, а когда Кит поднимает взгляд, чтобы взглянуть на Широ, на его лице он видит привычную легкую улыбку. Человек, который может улыбаться и одновременно лгать, опасен.
— А я уж думала, что это будет всё равно, что держать кошку, — отвечает женщина.
Теперь её голос звучит иначе, и Кит понимает скрытый смысл. Его щёки вот-вот зальются румянцем. Ничто из того, что он может придумать, не сможет задеть её так сильно, как он этого хочет. Он хорош в прямолинейности, в честности, в сражениях, но это — совсем иная битва, гораздо более утомительная. И в ней куда сложнее одержать победу.
Широ позволяет этой реплике остаться без ответа. Он лишь немного поворачивается, чтобы бесстыдно вернуть свою руку на талию Кита. Возможно, это всегда было одно из их главных отличий: Широ знает, какую битву стоит принять, а какую — нет, Кит же сломя голову бросается в каждую.
Но сейчас он безоружен, у него нет разработанной тактики, ни один план действий не озвучен. Он думает о том, чтобы выбить бокал с напитком из руки женщины или пойти во все тяжкие и опрокинуть стол возле них. Это, как минимум, произведёт впечатление. Он оборачивается на Широ и замечает небольшую красную отметку на его коже возле воротника. Кит знает, что этот след появился после их последней прогулки в саду от низко висящей зимней розы, пропущенной садовником.
Кит протягивает руку, чтобы якобы поправить Широ воротник, но делает так, что ещё больше обнажает шею мужчины.
— Я царапаюсь сильнее, — говорит он и молится, чтобы его улыбка выглядела так же беззаботно, как он себе её и представляет. Это смело. Слишком смело. Но, если они представляют его таким, Кит может это устроить.
Нет смысла продолжать. Лицо женщины превращается в камень. Некоторое время они просто молча стоят, и Кит надеется, что смотреть на стену, а не на человека, с которым ведёшь беседу, достаточно вежливо. Он пытается делать вид, что сказанного им и вовсе не было.
Широ кашляет, а затем прочищает горло.
— Вы пробовали устрицы? Я думаю, что мы… — он склоняет голову в сторону одного из столов и тянет Кита за пояс, что, должно быть, означает «пожалуйста, ради моего достоинства, давай сделаем вид, что этого не было».
Кит залпом выпивает вино из своего бокала.
***
— А вы с Аллурой были… — Кит пытается подобрать подходящее слово, которое не звучало бы так серьезно и прямо, как «обручены». Он не хочет знать настолько много. После их неловкого побега, знакомства Кита с морепродуктами и как минимум ещё трёх бокалов крепкого вина они удалились в свои покои. Теперь они сидят за небольшим столом, за которым обычно обедают или ужинают, и Кит жалеет лишь о том, что они не захватили с собой чего-нибудь из еды. Или хотя бы немного вина, у них ведь огромные запасы.
Широ наклоняется на пару сантиметров вперед. Между его бровей вновь появляется складка.
— Нет. Никогда. Что насчет тебя? — он сглатывает. — Я имею в виду, у тебя был кто-нибудь?
Кит смеётся, чем удивляет сам себя. Растрепанные волосы, пот, шрам, начинающийся на одной щеке и заканчивающийся на другой. Даже если бы он выглядел как Широ, все вокруг него были в два раза больше, чем он, в два раза более потными и абсолютно не заинтересованными в нём. Кит хорош в сражениях, но не в общении с людьми, и уж тем более не в выстраивании отношений с ними. Возможно, виновато вино, но он вновь смеётся и слегка икает.
— Нет, — говорит он, повторяя слова Широ. — Никогда.
Он потерял счёт времени. Вино течёт по его венам словно огонь. Широ смотрит на него с другого конца стола, а затем переводит свой взгляд на свечу, стоящую между ними, улыбка трогает уголки его губ.
— Никогда, — повторяет он и делает ещё один большой глоток вина. — Могу я спросить тебя кое о чем?
Кит кивает.
— Мы ведь можем быть друзьями, да?
Даже если бы Широ сейчас потянулся и выбил бокал с вином из рук Кита, тот удивился бы меньше. Широ затаил дыхание, словно ему потребовалась вся его храбрость, чтобы задать этот вопрос. Он уже не в том возрасте, чтобы просить о таком.
— Но мы уже супруги, — отвечает Кит, растерявшись.
— Кит, можешь не верить, но я слышал, что люди, состоящие в браке, иногда тоже неплохо ладят, — Широ крутит свой бокал в руках, лёгкая улыбка озаряет его лицо перед тем, как он делает очередной глоток вина. Большой глоток. Кит делает то же самое, потому что ему кажется грубым не сделать этого. Легкий румянец появляется на скулах Широ. Кит уверен, что его лицо тоже красное, так что они подходят друг другу.
Быть друзьями не кажется чем-то слишком сложным. Это не приказ, которого он не может ослушаться, да и его просили о худшем.
— Конечно.
Глаза Широ расширяются, его взгляд падает на губы Кита, а затем на стол, словно он жалеет о том, что спросил. Это был неверный ответ. Он шутил, а Кит, как обычно, полный профан во всех разговорах, которые не предполагают использование клинка вместо слов.
Он встает из-за стола и успевает сделать целых три шага, прежде чем рука, схватившая его за локоть, останавливает его.
— Кит. Спасибо тебе.
Это не то, за что стоит благодарить. Широ заслужил это. Он заслужил гораздо больше. Кит словно находится в тумане, когда Широ тянет его к кровати и толкает его в постель, прежде чем сам плюхается на подушки.
— Мне не стоило пить так много, — он смотрит на Кита из-под падающей на глаза чёлки. — Как ты до сих пор можешь оставаться трезвым?
Кит не трезв, но гордость — забавная штука.
— Галра лучше во всем, что касается пьянок, сражений и с… — Кит резко замолкает, алкоголь заставляет его произнести старую пословицу, прежде чем он успевает это осознать, — …содружества, — неловко заканчивает он. — Думал, все знают об этом.
Широ поворачивается в кровати, и, когда Кит оглядывается, он смотрит на него с расстояния в несколько сантиметров, его глаза блестят.
— Уверен, всё именно так, как и говорят.
Это не так.
***
Они говорят целый час перед сном, спорят о том, кто какое сражение выиграл и в чем галра лучше или хуже Широ. Вино делает их беседу лёгкой и непринужденной.
Но из-за вина также становится невозможным уснуть.
Это ложь — люди Кита не переносят алкоголь лучше. Они просто отказываются показывать это чисто из принципа. Или, возможно, это потому что Кит лишь наполовину галра, так что эта особенность обошла его стороной. Где-то к полуночи он начинает сильно потеть, поэтому старается найти прохладное местечко, шаря по постели руками и ногами и стараясь не разбудить при этом Широ. Внутри все жжёт, сердце настойчиво стучит в его груди, и легкое головокружение накрывает его, когда он поворачивает голову на подушке.
Должно быть, он отключается, засыпает. Потому что начинает видеть сон.
Кит не замечает эту перемену состояний. Когда он открывает глаза, вся комната кажется синей. В камине всё ещё можно видеть слабый огонь на тёмных, мерцающих нетипичным цветом, углях.
Кровь, текущая по его венам, всё ещё горячая. Он сдвигается в сторону, буквально на пару сантиметров ближе к Широ, в попытках найти место, которое было бы хотя бы на градус прохладнее.
Кит теряется, когда обнаруживает, что лежит в луже, холодной, словно лёд. Жидкости так много, что рука Кита скользит, когда он приподнимается, чтобы осмотреться. Это не пот. Это что-то слишком липкое, слишком густое.
— Широ? — зовет он, но в ответ нет ни движения, ни даже звука дыхания со стороны мужчины.
Кит срывает одеяла.
Широ бледный, словно снег за окном, и неподвижный, как замерший ручей, петляющий в саду. Единственное цветное пятно — это алая лужа крови, растекающаяся и пропитывающая их постель. Кровь вытекает из его рта, окрашивая его губы в черный. Кит знает, как выглядят трупы. Он видел тысячи таких.
Здесь присутствуют все признаки. Это труп. Широ мёртв.
Весь жар от вина выходит из Кита за один вздох, когда он тянется к мужчине, чтобы проверить пульс. Но когда он пытается сделать это, то понимает, что в его руке что-то есть. Его затуманенным глазам требуется некоторое время, чтобы сфокусироваться, но, чувствуя знакомый вес, он уже знает, что это.
Его клинок, тёмный и влажный от крови.
При виде этого он сразу же просыпается, сбрасывает с себя одеяла и резко садится, хватая ртом воздух. Он протягивает руку, чтобы отбросить клинок, но в ней ничего нет. Всё вокруг кажется слишком чётким и режет глаза. Он пытается сфокусироваться на чем-то одном, чтобы прийти в себя, но не может.
Здесь нет крови. Широ лежит рядом с ним, он мягко вздыхает, когда сдвигается, живой и здоровый.
Это был сон. Всего лишь сон.
Широ поворачивается к нему и приподнимается.
— Что? Что происходит? — он массирует заднюю часть шеи и сонно моргает. Он выглядит таким живым, что это застает Кита врасплох. Он знает, что это был сон. Он знает это, но затем Широ садится и одеяла полностью спадают и обнажают его тело. Он снимает с себя рубашку, чтобы вновь уснуть, и оставшаяся часть его правой руки теперь впервые предстает перед Китом в полном виде.
Кит помнит слухи, которые можно было услышать одновременно из кучи разных мест. Великого генерала лишили руки, и никто не мог выяснить, кто заслуживал поздравлений за это. Они придумывали много разных шуток, одобрительно хлопали друг друга по спинам. Кит избегал собраний возле костра на протяжении двух недель. Это не было чем-то смешным. Это не было поводом для празднования. Это была ещё одна часть войны, и на месте короля мог оказаться сам Кит, лишившийся руки, ноги или ещё чего хуже. Смерть не пугала его, но неспособность сражаться — да.
Конечно же Широ справился даже при таких неравных условиях.
— Твоя рука, — шепчет Кит, но он имеет в виду вовсе не руку. Он имеет в виду стекающую с клинка кровь, расползающуюся огромной лужей по постели. Он имеет в виду шрам на переносице Широ, даже несмотря на то, что тот получил его ещё до начала войны. Он имеет в виду все это. — Прости. Мне так жаль. Я не…
Расстояние между ними настолько маленькое, что Широ может протянуть руку и обхватить лицо Кита. Он проводит пальцем под его глазом, и на одно ужасное мгновение Киту кажется, что он начал плакать, но это не так.
— Моя рука? Кит. Почему ты извиняешься? Ты не делал этого, — он спускается пальцем ниже и проводит по шраму на скуле Кита. Его кожа на пальцах грубая и мозолистая, у Кита и самого такая же после стольких лет тренировок, но кожа шрама не такая чувствительная. Он ощущает лишь вес этого прикосновения и ничего более. — Я сделал это.
Да, это сделал он. Это было давно, практически в их первую встречу — хотя нет, сейчас Кит понимает, что это не так. Это было не в самом начале. Широ повезло, думал тогда Кит, пока не узнал его лучше. Успех Широ никогда не был удачей. Он вырывал его из ужасающей пасти войны, полагаясь при этом всего на одну руку. Теперь Кит думает, почему же тот удар не разрубил его голову пополам. Он тянется рукой, чтобы дотронуться до шрама, но вместо этого натыкается на руку Широ и сжимает ее.
— Но ты нанес удар не в полную силу, — шепчет Кит.
И так было несколько раз. Кит никогда не отвечал тем же.
Выражение лица Широ не изменяется.
— Ты слишком высокого мнения обо мне.
Это не так.
— Давай спать, — добавляет Широ, когда Кит всё ещё кажется напряженным и не ложится, его голос звучит сонно. Сердце Кита бьется где-то в районе горла. Чтобы закончить этот разговор, Широ тянется к нему и обнимает за талию, притягивая к себе. Он не принимал ванну, поэтому от него не пахнет мылом или маслами. Широ пахнет собой. Кит пытается быть осторожным, когда утыкается носом в их широкую подушку, а потом понимает, что делает, и дает себе обещание больше никогда не прикасаться к вину.
— Я уже не думаю об этом, — бормочет Широ. — Две руки… это слишком много. Я даже не знаю, для чего нужна вторая.
— Чтобы надевать штаны?
Широ уже сопит.
***
Для них обоих это не первый и не последний ночной кошмар. Кит понимает, что ночь была неспокойной, когда просыпается и ощущает тепло и фантомное прикосновение руки на своей груди.
Он старается отплатить тем же. Если Широ ворочается, Кит тянется к нему и поглаживает его по спине, пока тот не успокоится и не заснет. Иногда, когда этого недостаточно, он пододвигается ближе и прижимается к спине Широ, представляя, будто бы он второй комплект доспехов, сопровождающий Широ в каждой войне, которую он ведёт в своих снах. И это работает. Э
то справедливо, говорит Кит сам себе. Это то, что сделал бы друг.
***
Война заканчивается поражением.
Позже все случившееся будет казаться чем-то слишком простым. Позже Кит будет вспоминать каждое свое движение, каждый свой вздох, сделанный в то время, когда у него мог появиться шанс изменить исход. Всё случилось меньше, чем за секунду — его нога скользнула по грязи, красной от пролитой крови и дождя. Кит блокировал мощные удары Широ своим клинком. Его кровь бурлила от каждой такой атаки, а в ушах звенело, словно ничего другого не существовало. Это был всего третий их бой один на один. В первом у Широ были обе руки. Во втором его лишили одной из. В третьем и последнем он был сильнее, чем прежде, и изменения в его лице и теле заставили Кита замедлиться.
Пауза на войне практически всегда фатальна.
Идёт уже четвертый день напряженных битв. Кит не спит всё это время. Его армия не так действенна на открытом поле боя — они прославились ведением партизанской войны. Они брали тем, что были слишком быстрыми и сообразительными, чтобы быть пойманными. То, что происходит сейчас, нельзя назвать разумным, но здравый смысл давно покинул это место. Они не были готовы к тому, насколько огромную армию приведет король против них. И в итоге их путь отступления становится ловушкой для них же.
На рассвете четвертого дня Кит отсылает Коливана с большей частью их оставшихся людей. Путь проходит по ущелью и ведет к перевалу. Сейчас у них ещё есть силы, чтобы отступить, зализать раны и приготовиться к следующему раунду. Они делали так годами, но в этот раз всё выходит иначе.
Коливан спорит с Китом по этому поводу. Он считает это глупой затеей, называет Кита дураком, пытается использовать свой возраст и опыт в качестве аргумента и останавливается только после неудачной попытки бунта.
— Ты не в состоянии принять такое решение, — говорит он в конце концов. — Ты слишком устал, — он тяжело дышит. Они шли большую часть дня, но на горизонте всё ещё виднеется дым из лагеря армии. Он поднимается к низким облакам, и они выглядят так грозно, словно готовы устроить собственную расправу.
— Я…
— Нет! Ты не спал несколько дней. Это не решение — это глупость, — теперь Коливан злится. Прошли годы с тех пор, как Кит последний раз выводил его из себя. Впервые за столько лет он повышает голос. — А ты не глупец.
Начинается дождь.
***
Позже он поймет, что это не поражение.
Дождь не прекращается. С наступлением ночи Кит наконец уговаривает Коливана уйти. Оставшаяся часть армии разбивает скромный лагерь вдоль скал, и этого хватает, чтобы укрыться от дождя. В каком-то смысле дождь — это благословение. Потоки воды вытекают из ущелья и создают временное наводнение, способное сдержать армию. Утром это уже не поможет, но мало кто захочет идти в гору по темноте, грязи и под дождём.
При дневном свете они всё ещё в меньшинстве и в невыгодном положении.
Сражения — это то, в чем Кит хорош. Это подзаряжает его, дает ему цель. Всё, что ему нужно делать по жизни для славы, — просто сражаться. Это звучит как что-то правильное, но Кит думает, что это нечестно. Ему нужно только сражаться. Только убивать, делать это быстро и красиво. Он не уверен, что умеет делать что-то другое. Тем не менее, четыре дня — это слишком много. Хотя нет, четыре дня было вчера. Сегодня идёт пятый.
Он немного поспал, но его всё ещё беспокоит то, что лишь от одного удара он может потерять равновесие и уснуть прямо в грязи. Тёмные точки в его глазах мешают ему видеть отчетливо, но Кит решает верить в то, что это лишь пролетающая мимо грязь. В предстоящем бою нет особого смысла, кроме как немного потянуть время. Возможно, некоторые из них смогут сбежать в горы, когда под солнцем грязь немного подсохнет и затвердеет. Он отдаст приказ к отступлению, когда придет время.
В полдень, говорит он себе. Осталось меньше часа. Солнце продолжает то появляться из-за облаков, то вновь скрываться за ними, ветер гонит их словно вереницу кораблей из книжки с картинками. Кит никогда не видел океан своими глазами, но он находится в списке вещей, который он хотел бы увидеть, попробовать и где хотел бы побывать. Может быть, он исполнит всё это в какой-нибудь другой жизни, точно не в этой. Когда он отдаст солдатам приказ к отступлению, то не пойдёт с ними.
Ему необходимо подстричь волосы. Они падают на глаза и мешаются, но он не убирает их, когда поднимает взгляд вверх и смотрит на небо.
Приближение человека он замечает слишком поздно для того, чтобы установить необходимую дистанцию между ними. Мужчина, должно быть, растерян не меньше, потому что на его лице — явное удивление. Кит в один момент убирает волосы с лица, зачесывает их назад всей той грязью, что была на его перчатках, и атакует.
Этот мужчина одет в простой и удобный доспех, его телосложение как раз подходит для того, чтобы носить стальное снаряжение поверх кожи. Но для Кита это не так. Такой доспех замедляет его, да и у них нет кузнецов, способных сделать что-то подобное. Конечно же такой доспех замедляет и этого мужчину. Основная сила Кита заключается в скорости, и он знает, как её использовать. Мужчина поднимает меч словно бы по принуждению. Меч выглядит массивным, таким же, как и его владелец, который использует только одну руку, чтобы держать его.
Нет — у него есть только одна рука. Кит уже заносит клинок для очередного удара, когда понимает, что к чему. Мужчина блокирует его удар и отталкивает Кита назад так сильно, что тот скользит по земле, спотыкается и теряет равновесие. Мужчина использует появившуюся дистанцию для того, чтобы снять шлем.
Белые, как снег, волосы, пылающий взгляд и шрам, рассекающий переносицу. Если бы Кит ещё мог испытывать страх, то тот определенно бы настиг его в этот момент.
За все пять дней — это его самая длинная битва один на один. Нет никого настолько же искусного, как Кит. Никого, кроме короля. К своему удивлению, он наслаждается этой битвой, его охватывает головокружение. Они оба устали, оба неуклюжи, оба напряжены до предела. Это риск для короля, но не для Кита. Это его последняя битва. В тот момент, когда чувство адреналина исчезает, он ощущает ужасное истощение. Он на пределе.
Ему не победить.
Боковым зрением Кит видит своих солдат, но они заняты своими битвами, поэтому не вмешаются в его бой. К тому же, у них тоже есть приказ. Никто не тронет этого мужчину, пока Кит сражается с ним.
Кит ныряет под клинок и пытается сделать обманный маневр, но он слишком устал, чтобы справиться с этим. Он поворачивается вокруг короля, но недостаточно быстро для того, чтобы нанести прямой удар. Спина короля плохо защищена. Должно быть, достаточно трудно надевать и закреплять доспех одной рукой. С этого ракурса доспех совсем не выглядит так, словно он сделан специально на заказ — слишком маленький. Или же король стал слишком громоздким для него.
Его белая рубашка под черной кожей и серебристым металлом теперь коричневая из-за грязи и пота, но каким-то образом его волосы всё ещё белоснежные. Как и всегда. Он красив.
«Ты слишком устал», — шепчет Коливан.
Чёрные пятна в глазах возвращаются. Они похожи на мотыльков, парящих между вспышками света, отражающегося от клинков и доспехов, когда солнце то выглядывает из-за облаков, то вновь прячется за ними.
Кит останавливается всего на полсекунды, даже меньше, но этого достаточно. Король поворачивает голову, его взгляд пылает, и когда он разворачивается и наносит удар, то вкладывает в него всю свою силу. Кит блокирует его и чувствует, как его ботинки скользят по грязи.
Всего одно неловкое движение, но этого достаточно, с учетом того, что меч короля все еще напирает на его клинок.
Этот удар оглушает его, выбивает воздух из его легких. Повсюду устанавливается тишина и покой, которые ощущаются тяжелее, чем звон в ушах Кита. Его солдаты, как и люди короля, наблюдают за ними, но сам Кит может лишь ошеломленно смотреть на мужчину.
Кит поднимается, по крайней мере, пытается, но истощение наконец настигает его. Он вновь поскальзывается в грязи и бросает тщетные попытки, хватая ртом воздух. Он прекрасно осознает, как жалко выглядит со стороны. Но он хотя бы продолжает крепко сжимать рукоять своего клинка. И пока он способен на это, он не уступит и не сдастся. Король знает это. Он всё ещё неподвижен, смотрит на Кита сверху вниз, лучи солнца словно запутались в его влажных волосах. Похоже на лёд.
Его меч до сих пор наготове.
Он оценивает ситуацию, но броня Кита просто смешна. Один хороший удар сможет закончить все это — просто перерезать ему горло или быстро воткнуть меч в его грудь, позволить жизни, как и крови, быстро вытечь из него. Отрубить змее голову. А потом попытаться заключить мир с Коливаном. Закончить наконец это. Кит закрывает глаза и открывает шею для удара.
Меч проносится гораздо левее Кита. Этот удар настолько сильный, что грязь разлетается по сторонам, каплями оседая на лице Кита. Он рефлекторно вздрагивает.
Когда Кит вновь открывает глаза, то видит перед собой протянутую руку. Он непонимающе смотрит на нее, а затем вертит головой из стороны в сторону и замечает меч, воткнутый в грязь позади него.
Решение. Король сделал выбор.
Кит старается не испытывать к нему ненависти за это.
— Я не хочу убивать тебя, — голос звучит хрипло и устало, точно так же ощущает себя и Кит. Король действительно красив, и красота его сдержана и спокойна. — Я не буду убивать тебя. Пожалуйста, — он протягивает руку ближе к Киту, настаивая.
Сейчас король беззащитен. Кит может поднять свой клинок в мгновение ока. Он может нанести ему удар между пластинами доспеха или ударить в незащищенное место под правым плечом. Он может придать мечу форму кинжала и перерезать королю горло, когда он склонится ещё ближе. Он может ударить его по руке, плюнуть ему в лицо, а потом сражаться ещё десять лет, двадцать, пока его армия не истощится, страна не развалится, а он сам не получит еще сотню шрамов. Он может передать эту войну кому-то другому, как её передали ему.
Но Кит сжимает протянутую руку. Его хватка сильная и крепкая. Поднимаясь, он вновь поскальзывается. Действие адреналина закончилось. Он не может устоять на ногах и падает, упираясь в плечо короля. Единственной рукой король обхватывает его за плечи, помогая устоять, и в этот момент Кит понимает, что он не просто устал — он уже за гранью своих возможностей.
Кит бросает кинжал и другой рукой хватается за доспех короля, он не уверен, хочет оттолкнуться или же остаться в этом положении, не уверен, хватит ли ему сил сделать это. Они оба молчат, затаив дыхание.
Все сражения вокруг них замедляются. Мимо проносится лошадь без всадника. Всё больше солдат и вовсе прекращают сражаться, собираясь в одну кучу, чтобы посмотреть на спектакль, устроенный их предводителями. Кто-то кричит. На секунду Кит думает, что может уснуть прямо здесь, лежа в грязи с этим незнакомцем до тех пор, пока война не перестанет существовать. Эта мысль принадлежит кому-то другому, исходит от какого-то другого сознания. Это должно быть так. Войско короля и остатки армии Кита окружают их, оружие каждого солдата опущено. Никто не нуждается в приказе остановить битву. Они сдаются.
Просто дело в том, что никто никогда не видел, как обе стороны делают это одновременно.
***
Им подают лошадей. Кит едет вместе с королем на его угольно-черном жеребце; у него нет собственного скакуна. Всё, что он может делать, — это стараться не уснуть, уткнувшись в спину короля перед ним, и тысячи устремлённых на них глаз помогают в этом. Черные точки всё ещё ухудшают обзор. Должно быть, король устал так же сильно, как и Кит, но при этом умеет лучше скрывать свое состояние.
Кита приводят в самую большую палатку, расположенную в центре лагеря. В палатке стоит широкий деревянный раскладной стол, повсюду, даже на стойках, являющихся каркасом для стен и потолка палатки, расставлены свечи. Меха навалены на то, что, должно быть, является кроватью, и Кит отчаянно в ней нуждается. Король подталкивает его к ней.
Кит садится на край кровати, словно бы находясь в трансе, и люди начинают наполнять палатку, заходя по три в раз. Анток и два других стражника вместе с ними, Кит замечает их и немного удивляется. Они подходят ближе и окружают Кита так уверенно, словно бы бросая вызов каждому, кто захочет возразить им.
— Мне жаль, — шепчет им Кит. Это его первые слова за последние часы. Он не волнуется, что кто-то другой тоже услышит это, просто его голос не способен на большую громкость.
Анток поворачивается к нему, Кит не может распознать, что значит его выражение лица. На нём гораздо больше эмоций, чем обычно. Анток слегка качает головой, а затем кладёт руку ему на плечо и сжимает. Он не говорит ни слова. Никто ничего не говорит. Некоторое время король стоит между своими генералами и Китом, всё ещё наблюдая за пленником.
— Вон. Все вы, — говорит он спустя какое-то время, дергая головой в сторону выхода. Это приказ.
Кит отправляет свою стражу наружу одним кивком. Пару минут король спорит с генералами, и затем они нехотя выходят из палатки. После этого он поворачивается к Киту.
— Чего ты хочешь? — спрашивает он. Этот вопрос звучит между ними впервые, но в скором времени это станет их мантрой.
Кит думает над ответом и затем сглатывает слюну, его горло пересохло, и слова даются ему с трудом.
— Я хочу закончить это, — даже когда он проговаривает эту фразу, она всё ещё кажется ему невозможной. Коливан ни за что не отступит, пока Кит их заложник. Не этому их учили. Не этому учил Коливан Кита. Ничто не заставит генералов короля прекратить боевые действия, не после того, что сделали предшественники Кита. Не после того, что сделал сам Кит. Его взгляд прикован к отсутствующей руке короля и тому, как свисает ткань рубашки и доспех. Это сделал не он, но это вполне мог быть и его удар. — Я не знаю, как, — добавляет Кит.
Король молча смотрит на него, а затем тень улыбки проскальзывает по его лицу.
— Возможно, у меня есть идея.