Это имеет смысл.

Как, в принципе, и всё, что ему предлагает Сьюзен.

У «леди Певенси» всё схвачено: встречи, проекты, прямые эфиры, бесконечное обаяние и тонкая игра на чужих эмоциях, — всё, что нужно для этого огромного нового мира. И отдельная маленькая тележка железно-логичных доводов для любимого младшего брата, который не ведётся на её провокации уже очень и очень давно.

— Просто попробуй, — небрежно машет она стилусом, сидя в шортах и неприлично застиранной растянутой футболке на его кухне, пока Эдмунд щёлкает по экрану кофемашины. — Подумай сам, денег на это уйдёт даже меньше, чем на тот чёртов ролик, и единственное, что мы потеряем, если что-то пойдёт не так — немного времени. Зато если всё выгорит, в выигрыше останешься в первую очередь именно ты. А я найду подходящие слова, чтобы объяснить Люси и Питеру, почему их вмешательство с этого момента будет крайне неправильным.

Около получаса назад они с трудом убедили их выключить сериальный марафон и уйти отдохнуть под предлогом того, что завтра Люси всё равно нужно будет отметиться на лекциях.

И — Эдмунд давит смешок — спустя десять минут блаженной тишины Сьюзен ожидаемо не выдержала.

Они спорили по этому поводу уже довольно долгое время с переменным успехом: профессиональные переговорщики, прирождённые провокаторы, опытные политики — они не пытались доказать свою правоту. Они обрабатывали всевозможные нюансы и предполагаемые проблемы, пытаясь найти наиболее удачное решение.

Это было ещё одной привычкой, болезненным наследием Нарнии, пережевавшей их и выкинувшей обратно в страну техники и небоскрëбов.

О, Нарния многому их научила. Намертво вбила в них собственные негласные правила и выжгла нужные навыки по всей поверхности восторженно-гудящих нервов. Им пришлось быть и жертвами, и убийцами, и моряками, и юристами, и казначеями, и бюрократами, и лжецами, — сложно вспомнить всё, что им пришлось зазубрить в срочном порядке.

Но однажды заученное уже не стиралось из памяти. Ведь — как там говорилось? — кто однажды был правителем Нарнии, тот её король навсегда?

И после десятка лет, проведённого в сказочной стране с совершенно несказочными условиями, свет мониторов приятно резал глаза, а гул моторов успокаивал лучше самой сладкой колыбельной.

Родной мир с лёгкостью принял их обратно, просто согласившись с теми необратимыми изменениями, которые с ними произошли.

Позволив им приспосабливаться к прежней жизни так, как они сочтут нужным. Позволив им на этот раз не ломать привычный уклад, а просто оставаться собой.

И они остались — по-своему, конечно — великой правящей семьёй. Пусть и немного на новый лад.

Конечно, это была идея Сьюзен.

Это всегда были идеи Сьюзен — дерзкие, амбициозные, вырывающиеся далеко за рамки привычного быта. Она просто в очередной раз собирала всю свою небольшую семью рядом и предлагала безумные на первый взгляд планы, надеясь на их помощь; их сильные стороны так замечательно дополняли слабости друг друга, что вместе они казались действительно непобедимыми.

И это нельзя было не использовать.

Они заново учились быть важными и занимать ведущие позиции.

И, хотя у любого высокого положения есть своя цена, возражать никто не стал.

— Просто подумай, — повторяет Великодушная королева, обезоруживающе улыбаясь и принимая кружку с латте из рук младшего брата. — Можешь относиться к этому, как к раздражающей формальности. Тебе даже необязательно заниматься заказом лично, достаточно просто согласиться. К тому же, разве я хоть когда-нибудь давала тебе плохие советы?

Эдмунд неопределённо качает головой, отпивая свой кофе. Возможно, Питер с его холодным разумом и яркими принципами и нашёл бы, что возразить на этот открыто-манипулятивный вопрос. Но сам Эд, пожалуй, скорее вынужден согласиться: несмотря на то, что её жизненный опыт трансформировался в мудрость весьма специфическими способами, Сьюзен всегда была для них опорой, а эффективность советов как правило перевешивала их специфичность.

Так что если представить своеобразную статистику их жизней, то факт оставался фактом: такой высокой результативностью они во многом были обязаны именно её идеям.

— Ладно, подумаю, — наконец, негромко роняет парень, опуская голову на плечо сестры. В конце концов, ему всё равно придётся поразмыслить над этой проблемой и её возможными решениями. Так что Сьюзен права: он ровным счётом ничего не теряет.

***

Конечно, после возвращения из Нарнии в них осталась весьма ощутимая пустота; нелегко расставаться с красивыми сказками, даже если не можешь избавиться от стойкого ощущения, что ты всего лишь массовка, фон для основной истории о великом противостоянии.

Ну, они были более чем счастливой массовкой, пока могли быть вместе. Так что смена декораций не сильно изменила суть происходящего, пусть и сбивала с толку.

А они довольно быстро нашли, чем можно эту пустоту заполнить.

Вниманием.

Ведь как там говорилось: проще всего управлять тем, кто тобой восхищается? И Сьюзен, сделавшая эту фразочку своим кредо, снова устроила всё так, чтобы от них нельзя было оторвать взгляд.

Разумеется, на это потребовалось время и поддержка; она бы никогда не справилась без Питера в роли блестящего защитника, Эдмунда, прочно зачищающего формально-социальные тылы и Люси, способной кого угодно обезоружить сияющим обаянием.

Так что когда блогерша и активистка леди Пэвенси перезванивает, чтобы слегка смущённым тоном попросить помощи в подборе и поблагодарить за быстрый и качественный сервис, она не сомневается, что в итоге получит всё точно в срок и в лучшем виде.

Эдмунд только закатывает глаза, — формально он своего согласия всё ещё не дал. Он просто согласился посмотреть, что могут предложить различные компании в ответ на его запросы, но под этим бешеным напором упираться становится всё сложнее. Так что он безразлично пожимает плечами, — мол, понимай как хочешь, делай как знаешь (всё равно в итоге всё обернётся так как ты скажешь) — и уходит проверять её последние договора. Он вроде бы как опять слишком занят.

***

Видите ли, дело не совсем в том, что Эдмунд слишком доверяет своей семье. В данном конкретном случае дело, скорее, в том, что ему абсолютно — совершенно — феерически — похуй.

Так что он благодарно кивает курьеру, жмякает капчу о доставке, пробегается глазами по условиям гарантии, чисто для формальности делает вид, что сверяется с описанием, отказывается от визуальной проверки товара на месте и бросает на прощание пару вежливых фраз для поддержания общего имиджа их потрясающей медийной семейки.

После чего ставит коробку в шкаф возле гардеробной, — она выделяется своими размерами среди прочего хлама, который туда напихан, но на фоне всеобщего срача не сильно бросается в глаза — аккуратно складывает чек, талон и договор в отдельный файл, кладёт это дело к остальным документам, и… благополучно забывает о случившемся — скорее, забивает на него, но это мелочи.

Подумаешь, ещё одна коробка, которую у них никак руки не дойдут разобрать; после переезда у них до сих пор есть куча всякой ерунды, которую они никак не решатся вытащить. Какие-то вещи, оставшиеся от родителей, мелочи, неприятно царапающие глотку напоминаниями о детстве в Нарнии, старый декор, нужный чисто для галочки.

Короче, идеальное оправдание.

***

Если честно, проблема даже не в чёртовом андроиде. Нет, Эдмунд действительно ужасно не хочет открывать коробку и активировать содержимое, что бы там Сьюзен не заказала. Но на самом деле затык совершенно не в этом.

Затык в том, что все его дражайшие невыносиблинги будто разом свихнулись на очень неожиданной почве. На заботе об его, Эдмунда, душевном состоянии.

Наверное, знаете, как это случается: сначала двадцать с лишним лет никто не обращает на тебя внимания, если ты не выкидываешь что-то из ряда вон выходящее, вроде живого крысиного короля в учительской. А потом вдруг резко всем становится крайне важно, сколько ты спал, что ел на обед и когда в последний раз дышал свежим воздухом. И, главное, есть ли у тебя кто-нибудь, на кого ты можешь тратить свои и без того небольшие запасы свободного времени.

С одной стороны, конечно, было ужасно приятно чувствовать заботу со стороны семьи. Но с другой… Знаете, он всегда старался держаться особняком. Сначала — после стычки с ведьмой — чтобы больше никого не подвести своим доверчивым идиотизмом. Потом — пока они правили — чтобы не выдавать лишней информации и не отвлекаться от действительно важных дел. В конце концов — первые годы после возвращения — потому что все люди, кроме брата с сёстрами, вызывали исключительно глухое раздражение.

Сейчас это было, скорее, всё и сразу. И ещё немного в силу привычки.

К тому же, в последнее время у него было по-настоящему много дел, по большей части, появившихся из-за общественной деятельности Сьюзен или невнимательности Питера. Прямо как в старые-добрые.

Так что он откладывает распаковку до последнего, и совершенно не испытывает по этому поводу ни малейших угрызений совести.

***

— То есть на праздник с нами ты не пойдёшь? — как бы невзначай уточняет Питер, забавно задерживая дыхание, прежде чем нормально втянуть дым.

Старший брат «не курит», — Эдмунд язвит, что не пристало бывшему королю опускаться до подобных пагубных привычек — поэтому в руке у него тлеет какая-то вишнёвая дрянь, вытащенная из кармана Сьюзен, и с непривычки слегка слезятся глаза.

— Неа, — фыркает в ответ Эдмунд, отпивая свой чай в бумажном стаканчике. — Вот она сейчас выйдет, и как думаешь, сколько мне потом придётся редактировать новое видео и подбирать слова для поста так, чтобы заткнуть недовольных?

Питер кривится, но ничего не отвечает; в принципе, они сами на это согласились. Поэтому как только Сьюзен покинет зал, он для начала сменит личного охранника, выведет её из здания и отвезёт домой. Затем созвонится с ЧОПом и выяснит расписание на ближайшее время: если сестре за время их отсутствия захочется куда-то уехать, всё должно быть заблаговременно готово. И только после этого он сможет забрать Люси и радостно свалить с ней в парк развлечений, где младшую Пэвенси поджидают одногруппницы, а самого Питера — та смешливая блондинка с глазами-звёздами, которую он всё никак не решится представить семье.

(Эдмунд со Сьюзен уже вычислили её страничку в Facebook, а Люси успела познакомиться и пригласить на ужин в начала следующего месяца, но брату знать об этом было совершенно не обязательно.)

— То есть ты будешь просто один сидеть дома и поглощать остатки еды? — Питер шутливо толкает его под ребро, и Эдмунд недовольно шипит, несмотря на то, что уголки губ разъезжаются в ухмылке.

— Точно, родное сердце, именно этим я и займусь, спасибо за идею! — хмыкает он и бросает взгляд на трекер на запястье, небрежным чирканьем о предплечье другой руки активируя сенсорный экран и проверяя список уведомлений.

— Ну вот и хорошо, тебе полезно, — важно кивает Питер, и Эдмунд уже готовит какую-нибудь ответную колкость, чтобы брат не сильно расслаблялся, но не успевает. — К тому же, Сьюзен сказала, вы решили остановиться на заказе андроида? Это здорово, но мы совсем не давали тебе свободного времени: может, как раз сегодня попробуешь разобраться?

Эдмунд искренне надеется, что его улыбка не превратилась в кровожадный оскал, несмотря на то, как явно дрогнули губы. Конечно же, Сьюзен должна была сообщить об этом остальным. Хотя бы потому, что в случае его согласия она пообещала пресечь бесконечные попытки Люси и Питера познакомить его с кем-нибудь достаточно интересным, а заодно и научить правильно общаться с людьми.

Но, наверное, какая-то часть его до сих пор надеялась, что у семьи хватит такта действительно больше не вмешиваться. А у него самого — ловкости обходиться недомолвками и уклончивыми ответами.

Зря, собственно, надеялся.

— Точно, — он кивает, шкрябая кончиками пальцев горячий картон, — совсем забегался с этой вашей новой идеей для краудфандинга. Надо будет сегодня попробовать разобраться.

Питер гордо улыбается, убедившись, что его часть заботы и наставлений выполнена безукоризненно. И резко меняется в лице, переводя встревоженный взгляд на дверь, из-за которой раздаются неуместно громкие голоса.

— Так, а не пора ли нам спасать нашу Великодушную королеву?

***

Активация андроида — очень лёгкая процедура. Ничего такого, с чем не смог бы справиться даже пятилетний ребёнок.

Достаточно просто трижды погладить робота по макушке.

Пять секунд — и подключится голосовой модуль, который сильно облегчит дальнейшую настройку желаемого поведения: все андроиды умеют подстраиваться под прямые и косвенные команды пользователя-владельца. При желании можно ещё и запариться со специальной программой на смартфоне или лэптопе, чтобы с помощью интуитивно понятного интерфейса подправить какие-то мелкие детали вроде цвета глаз или текстуры кожи. В принципе, можно даже модули ведущей программы настроить, если знать, что и где переписывать.

Это не сложнее, чем вытащить картинки из кода страницы в браузере. Короче, может показаться запарным, но в целом ничего такого, с чем Эдмунд не смог бы справиться, имея в запасе пару часов свободного времени и свободный доступ в интернет за всякими подсказками.

Но вот он уже пятнадцать минут тупо сидит на полу с кружкой кофе и сверлит взглядом с огромным трудом — и помощью Питера — вытащенную в его комнату коробку, не решаясь даже заглянуть внутрь.

Знаете, это странное ощущение неправильности, какого-то внутреннего неприятия происходящего, возможно, немного паники от того, что ты не совсем контролируешь ситуацию и должен сделать то, что тебе не сильно по душе. Ощущение того, что происходит какая-то непонятная хрень, от которой лучше бы держаться подальше. Как во сне, когда знаешь, почему нельзя что-то делать, но объяснить не можешь.

Вот что-то такое.

И в противовес этому — обещание сегодня разобраться.

Эдмунд довольно долго выстраивал свою репутацию человека слова, — да, он может играть формулировками и хитрить, но если пообещал, значит, сделает. И нарушить годы упорной работы ради минутной слабости ему совершенно не хочется.

Он, наконец, со вздохом отставляет кружку. Снимает плёнку, срезает кое-где скрепляющий её скотч, сматывает это всё в один большой ком и кидает в угол. Немного думает, прежде чем подцепить край крышки контейнера и с щелчком открыть его, явив миру содержимое. И…

Ну, знаете, в некоторых вещах он привык безоговорочно доверять Сьюзен и её вкусам, — и кажется, не зря. К внешности андроида было практически не придраться; объективно тот явно должен был быть довольно симпатичным. Правда, на вкус Эдмунда он оказался смазливым, — но не настолько, чтобы это вызывало серьёзное раздражение. Возможно, их с сестрой предпочтения просто в чём-то несколько да расходились, хотя до сих пор они не слишком с этим сталкивались.

К чёрной футболке был приколот лист с кратким описанием модели и начальной инструкцией.

«Каспиан =Х= NE2130, андроид-компаньон.

Для активации андроида три раза погладьте

его по макушке. Для дополнительной настройки

отсканируйте QR-код.

p.s. вы не уточнили, что именно хотите получить, поэтому

мы взяли на себя смелость добавить дополнительные

модули поведения от андроида-гида. их можно отключить

в приложении в любой момент.

надеемся, вам понравится.»

— Каспиан, значит… — пробормотал Эдмунд, на всякий случай заранее сканируя код. — Ну что ж, будем знакомиться.

В принципе, ничего особенного, кроме сомнительной интуитивной неприязни. Ладно, проехали.

Он кладёт ладонь на макушку робота (интересно, что они используют для моделирования волос? слишком мягкое и пушистое для парика, да и для обычных волос как-то… слишком), на пробу слегка царапая кончиками пальцев кожу головы. И медленно проглаживает.

И-раз-и-два-и… три.

Андроид поспешно распахивает глаза, — будто боится, что Эдмунд сейчас передумает и мгновенно отключит его обратно (можно подумать он знает как это сделать), и неловко дёргается ему навстречу в креплениях (Эдмунд же не идиот, чтобы выпускать на волю что бы то ни было, пока не сможет убедиться в отсутствии агрессии или наличии контроля). Раскрывает рот, явно собираясь что-то сказать, но парень очень невежливо перебивает.

— Каспиан, верно?

Андроид кивает, растерянно окидывая комнату взглядом и, наконец, концентрируется на своём… хозяине.

— Приятно познакомиться. Я — Эдмунд, — он дарит новому знакомому свою любимую, «домашнюю» и на первый вид не самую дружелюбную усмешку и наклоняется, чтобы раскрыть замки и снять остатки упаковки. — Боюсь, с этого момента нам придётся проводить вместе довольно много времени.

***

Это довольно странно. Не в плохом смысле, если что, просто… странно.

Они общаются (если это можно так назвать, конечно) каких-то полчаса, и он вынужден признать, что «Каспиан» — это просто огромный поток абсолютного внимания. Он слушает, смотрит, иногда пытается прикоснуться, и впитывает, впитывает, впитывает, стараясь не отвлекаться ни на что другое.

Это… непривычно. И вообще-то немного сбивает с толку, потому что Эдмунд привык, скорее, слушать и изредка отвечать, чем рассказывать и в принципе быть центром происходящего.

Но с другой стороны, такое поведение до чёртиков логично. Что ещё делать новенькому андроиду, если не следить за поведением своего хозяина и пытаться под него подстроиться?

— Может, есть что-нибудь, что тебе было бы особенно интересно? — Эдмунд ни на что не надеется, конечно, но если у него получится перевести тему на что-то нейтральное, чтобы хоть как-то сбить эту явную фокусировку на нём, то будет просто волшебно. — Ну, знаешь, в тебе же есть модули от гида — они подразумевают достаточно широкий кругозор, да?

Каспиан неловко опускает взгляд.

— Я… не знаю, — бормочет он себе под нос, но тут же вскидывается и пристыженно повторяет ещё раз, громче. — Я не…

— Забей, я и в первый раз тебя отлично услышал, — Эдмунд лениво отмахивается от компаньона и выщёлкивает себе ещё одну чашку латте с сиропом. — Тебя же можно кормить всякой дрянью, если захочу, чтобы ты составил мне компанию? Не сломаешься?

— Нет, не должен… а что?

— Какой кофе хочешь? — абсолютно серьёзно переспрашивает Эд, и чуть поворачивает голову. Достаточно, чтобы краем глаза заметить промелькнувшую озадаченность в огромных карих глазах. — Не люблю, когда на всякую ерунду отвлекаюсь только я.

Каспиану требуется какое-то время на свои внутренние подгоны алгоритмов, чтобы всё ещё неуверенно пробормотать «любой, главное, сладкий».

Сладкий так сладкий. Эдмунд молча делает ещё один латте, на этот раз добавляя к сиропу две ложки сахара (прямо как для Люси), и так же молча впихивает кружку андроиду, указывая на диван. Ему не нравится то, сколько усилий приходится прикладывать для установления контакта: в комфортной для него зоне он обычно молча кайфует от общей атмосферы, а не тащит за собой.

— Расскажи что-нибудь, — наконец роняет он и тут же добавляет, перебивая Каспиана, уже открывшего рот для вопроса. — Что угодно. Я не очень люблю разговаривать, мне удобнее слушать, так что даю тебе разрешение заполнять тишину на свое усмотрение.

— Что угодно? — судя по интонации, он уже знает, о чём хочет рассказать (или, скорее, спросить?), но всё равно решает уточнить. Эдмунду интересно, это из-за базовых настроек чего-то вроде вежливости или те самые дополнительные модули, которые поставили ребята из письма?

— Абсолютно.

***

Оказывается, Каспиан «любит» море и приторные сюжетные тропы. И сильно переживает из-за того, что что-то делает не так; Эдмунд подозревает, что ему не совсем хватает точности в настройках из-за того, что он не стал ничего корректировать, но так выглядит даже лучше.

«Живее», что ли.

Эдмунду тяжело перестать мысленно ставить кавычки, но он честно старается. Хотя бы потому, что Каспиан тоже очень старательно пытается под него подстроиться; настолько, что становится даже неловко от этого неотрывного щенячьего взгляда и пристального внимания к мелочам.

Эдмунду непривычно и неудобно быть главным объектом исследований.

Но не то чтобы неприятно.

Вообще, сначала он действительно допускал мысль о том, чтобы вместо беглого знакомства провести прицельный разбор, — и обязательно найти какую-нибудь ошибку. Написать недовольное письмо и вернуть товар по месту выдачи. Но потягивая кофе и слушая спутанный пересказ «Короля Лира» (андроид забавно запинался и пару раз поменял местами куски из разных глав), Эдмунд понял, что этим он всего лишь оттянет неизбежное.

В конце концов, кому, как не ему знать, насколько упорна бывает Сьюзен, когда видит перед собой желаемую цель?

Да и что он выиграет, если потратит время на беспричинные доёбки: несколько дней и пару более тонких настроек?

Затраченные нервы и время это точно не окупит.

Так что он решает просто приспособиться. Хотя бы подождать и привыкнуть к происходящему, а там уже сориентироваться по ситуации. И у него, между прочим, почти получается. Почти. Ровно до того момента, как Каспиан устраивается поудобнее и абсолютно бесцеремонно уточняет:

— Но разве меня заказывали не для… человека, особенно сильно любящего внимание?

Что ж, видимо, атмосфера казалось тому уже достаточно спокойной и подходящей, — кажется, это и был тот самый вопрос, который андроид планировал задать с самого начала их небольшой беседы.

Эдмунд изо всех сил старается сохранять благожелательный вид, но мерзкую усмешку подавить всё равно не может. Так что Каспиан начинает нервничать.

— Нет, — коротко роняет человек, прежде чем отхлебнуть кофе и тихо рассмеяться при виде того, как выражение лица компаньона становится максимально пристыженным и извиняющимся.

В эту игру с людьми можно играть довольно долго; недомолвками протащить по всему спектру эмоций от растерянности и смущения до стыда и самоненависти, раздавить до ощущения жалости, заставить слушать и подчиняться. Можно. Но не всегда нужно.

Так что Эдмунд со вздохом решает всё прояснить.

— Прости, но моим сёстрам и живых поклонников хватает. Не знаю, как они относятся к электронике, но ты был вроде как… для меня, — он пожимает плечами и практически слышит, как что-то щёлкает у Каспиана в программе.

— Тогда, может… стоит переписать мои основные настройки? — предлагает андроид, пытаясь как-то разобраться с возникшей неловкостью.

— В этом нет необходимости, — снова вздыхает Пэвенси, чувствуя себя абсолютным идиотом из-за того, что отказывается от такого шикарного шанса снова всё затянуть на неопределённый срок. — Ты и так отвратительно хорошенький, так что подстроимся какие-нибудь.

Каспиан заливается краской до самых ушей, и Эдмунд довольно думает, что это будет как минимум забавно.

***

Он издевается над Сьюзен по этому поводу ещё пару недель: как же так, даже в заботе о любимом брате тщеславие глаза застилает. Сьюзен хохлится, огрызаясь в ответ, и первое время ей довольно сложно вспомнить, что эти тычки происходят исключительно от большой любви. В конце концов, когда Эдмунд хочет, то может быть абсолютно невыносимым засранцем, а его старшая сестра очень переживает, что делает что-то не так. Тем более сейчас, когда именно она, а не родители или веление Аслана помогает им держаться вместе.

Но в остальном, всё идёт отлично; Каспиан нравится всем.

Ладно, иногда кажется, что всем, кроме Питера, но тот всегда с огромным подозрением относится к любому научному прорыву человечества. Особенно, если его проявления влияют на его привычную жизнь.

А Каспиан — он очень влияет на всё, что его окружает.

Каспиан влияет на Люси: они часто обсуждают всё на свете, шутят безобидные по-детски мягкие шутки и встревают в сомнительные ситуации. Именно такие, какие греют душу Отважной королеве. Каспиан влияет на Сьюзен: он восхищён ей, но как великим человеком, а не леди, и Великодушной королеве нравится такое внимание, лишённое и намёка на романтику, — кажется, это то, чего она всегда искала в своих безумных проектах. Каспиан влияет на Эдмунда: он никогда не оставляет своего компаньона по-настоящему одного со своим бесконечным ворохом мыслей, и Справедливый король способен оценить подобную поддержку.

Только к Великолепному — во всех смыслах — Питеру андроид никак не может найти правильный подход, но упорно пробует алгоритм за алгоритмом, и кажется, это упрямство по-своему их роднит.

Каспиан становится почти что членом семьи, и это так странно, если попытаться оценить ситуацию со стороны: Пэвенси всегда были наглухо отрезаны от всего остального мира, не выдавая тому и крупицы лишней информации. Но при этом являлись полностью независимыми, не теряя своего влияния на мир вокруг. И что-то в этом было не так. И в том, как они его приняли, и в них самих.

Но, помня о том, что далеко не все в этом доме так же лояльны к сомнительным вопросам, как Эдмунд… Каспиан так и не решается спросить, почему.

***

— Можешь сделать мне кофе? — хрипит Эдмунд, не открывая глаз и не высовываясь из-под одеяла. — Только сахар не клади, я не знаю, как вы пьёте этот приторный ужас.

Он пользуется своим положением на полную: у андроидов-компаньонов, конечно, и без того широкий спектр функций, но модули от андроида-гида добавляют ещё целую тучу бесполезной херни, которую можно активировать в любой момент. А невыносиблинги, помня о «том самом договоре», старательно пытаются не вмешиваться в их размеренное существование.

И то, что Эдмунд использует своего компаньона не совсем для того, чтобы играть во влюблённость, нежиться в объятиях и лечить душевные раны от одиночества, им знать совершенно не обязательно.

Серьёзно.

Они с Каспианом неплохо ладят, и кажется, тот даже не особо что-то перенастраивает, потому что продолжает постоянно следить за ним восхищённым тёмным взглядом и иногда занятно путается в показаниях.

Эдмунду нравится, хотя идея делить с кем бы то ни было личное пространство всё ещё превращает его в грёбанного параноика. Так что он держит андроида одновременно и на расстоянии, и на коротком поводке: пришлось перенастроить параметры конфиденциальности, чтобы хоть немного успокоиться и убедиться, что их неадекватная семейная изнанка нигде не всплывёт. Ни в каком виде.

Он с улыбкой треплет Каспиана по волосам, прежде чем забрать свой кофе и вполуха слушая рассуждения о погоде на сегодня открыть ленту новостей. Пусто, — это радует, и он пишет Питеру, чтобы уточнить, во сколько они выезжают.

Эдмунд всё ещё немного параноит, поэтому никак не может решить для себя, оставить Каспиана в квартире или взять с собой, и… ну, может, для остальных это не так уж важно. Но лично он сам справиться с этим не может до сих пор.

С тем, что они теперь здесь. И с того момента до самого конца — одни.

Они едут в машине — Каспиан с ними, потому что так Эдмунду спокойнее, потому что всё свое должно быть под рукой, потому что всё должно быть под контролем. Они едут в машине, а у Эдмунда перед глазами лёгкая качка вагона и шум колёс, бесконечные разговоры и предчувствие невыносимого сжимающего внутренности металлического лязга.

Эдмунд плохо переносит годовщину смерти родителей.

Тем хуже, что Каспиан беспокойно заглядывает ему в глаза и сжимает холодные кисти рук в своих огромных тёплых ладонях.

Потому что жалость Эдмунд переносит ещё хреновее.

***

Каспиан делает чай, Каспиан закрывает шторы, Каспиан блокирует посторонний шум, Каспиан вьётся вокруг и передаёт беспокойство как радиоэфир — всем вокруг, кто способен уловить нужную частоту.

Эдмунду остро хочется тишины и одиночества.

Ему остро хочется не вспоминать о том, что на какой-то миг среди прочего болезненного хаоса он явно видел разрушенный двор Кэр-Паравеля и силуэты старых друзей. Не вспоминать о том, чего их лишили. Что осталось там, за чертой какого-то неприятного разочарования и больничных коек.

Каспиану остро хочется не видеть, как Эдмунд рассыпается на части, и он осторожно пытается собрать его обратно; починить и переписать лагающие куски. Поэтому он осторожно берёт его руки и осторожно поглаживает запястье большим пальцем. Он заглядывает в глаза и садится рядом на полу, прислоняясь головой к бедру.

— Ты в порядке? — уточняет он, и нервно тянется ближе, когда Эдмунд вздрагивает, пытаясь отстраниться. — Тебе нужно устроиться в тепле и выспаться, это поможет. Это всё стрессовое состояние. Можно тёплую ванну и чай с травами, а потом, как выспишься, прогуляться. Или пробежаться. Главное, сначала переключиться на что-то другое, что-то отвлечённое…

Каспиан сбивчиво пересказывает всё, что может вспомнить по ликвидации стрессового фактора, путается в словах и старается пролистать несколько ссылок разом, чтобы вспомнить нужные формулировки, и не затыкается ни на секунду. Так что Эдмунд, прости господи, не выдерживает, и не глядя закрывает чересчур болтливый рот андроида так кстати освобождённой из мёртвой хватки ладонью.

— Переключиться? — хрипло переспрашивает он, не убирая руки, и Каспиан кивает, пытаясь облизнуть губы и нечаянно проходясь языком по пальцам. — И чай. Мне нравится этот план. Поможешь?

Андроид снова кивает, глядя не него широко распахнутыми глазами, которые кажутся чёрными из-за расширенных зрачков, и Эдмунд чувствует себя немного не в своей тарелке и слегка охуевшим — зарвавшимся в самом худшем смысле. Он убирает руку от обкусанных губ и хлопает по кровати рядом с собой, предлагая Каспиану подняться с пола и пересесть поближе.

Тот послушно переползает на диван и тянется навстречу, ныряя в распахнутые объятия. Тёплый. Ощутимо теплее, чем сам Эдмунд, и это так странно — даже у робота косить под человека получается лучше, чем у него. Эдмунд вжимается лицом в тёплое плечо и отчаянно стискивает чужие рёбра.

»…обнимите кота так сильно как только можете и держите так до тех пор, пока не поймёте, что ему сейчас ещё хуже, чем вам.»

Правда, Каспиан не кот, и ему совсем-совсем не хуже; Каспиан рассеянно гладит по спине и невесомо целует в волосы, и ему отвратительно хорошо вот так. Наконец-то близко к отстранённому замкнутому хозяину.

Эдмунд рвано сопит куда-то в основание шеи, пытаясь выровнять дыхание и успокоиться, чтобы позорно не разрыдаться от нахлынувших воспоминаний. Когда-то они были всем, когда-то они были свободными, когда-то они верили, что смогут вернуться и ждали, несмотря на то, что начали приспосабливаться. А потом поездка на каникулы, скрежет металла и ослепляющая иллюзия; казалось, что Аслан прошёл где-то совсем неподалёку и мазнул хвостом по щеке. Но не простил. Не простил и не забрал, хотя Эдмунд сбивчивым шёпотом молил о пощаде и знал, что Люси молча вспоминает все Нарнийские гимны.

Аслан, в чём же они провинились так сильно, что потеряли шанс на твоё милосердие, если даже предателя ты когда-то простил?

Каспиан подтягивает одеяло, чтобы укутать хозяина, которого начинает бить дрожь. Его знобит, хотя в комнате тепло, и зубы сжимаются так, что пытаться разжать челюсти становится слишком больно. Каспиан и не пытается разжимать. Каспиан наклоняется и легко-легко прикусывает кончик носа, чтобы вырвать возмущённый возглас. Он целует линию челюсти, трётся носом о шею, оставляет след от губ на плече, с которого сползла видавшая виды домашняя футболка.

Он напоминает: говорящие львы и каменные замки в прошлом. А здесь и сейчас есть что-то намного лучше; здесь и сейчас его ждёт семья и огромный сетевой проект — новая Нарния, которую они создали исключительно для себя.

И Эдмунд успокаивается, замирая в нежных объятьях.

***

Эдмунд никогда не думал об андроидах в таком ключе.

Нет, конечно, он знал, что их используют для разных целей, и вроде как помнил о том, что и для него заказывали вообще-то именно компаньона — Сьюзен тактично никогда не произносила этого вслух, но явно подразумевала партнёра, который не будет доставлять лишних проблем.

Так что да, он знал, но серьёзно не задумывался, а это очень разные вещи. Так что когда Каспиан целует его в плечо, в голове что-то щёлкает, и он впервые правда думает о том, что это очень удобно.

Но всё равно хватается за собранные в хвост волосы андроида и оттаскивает его от себя.

Он не уверен, что его устраивает данная ситуация.

— Нет, — это звучит достаточно жёстко, и Каспиан вскидывает растерянный непонимающий взгляд, но щенячьих глазок — спасибо Сью — давно уже недостаточно, чтобы Эдмунд передумал хотя бы чуть-чуть. Хотя этого хватает, чтобы его голос слегка смягчился. — Ты обещал мне чай.

Эдмунд не уверен, что андроиды должны выглядеть разочарованными или недовольными, но в том, как его компаньон отворачивается, поспешно поднимаясь с дивана, что-то такое определённо есть. Так что парень негромко хмыкает, плотнее заворачиваясь в плед; ему становится немного легче, хотя на смену молчаливой истерике приходит ужасная слабость, и всё, чего сейчас хочется — это закрыть глаза и провалиться в глубокий сон без сновидений на ближайшие несколько дней.

Не то чтобы он мог себе такое позволить, но мечтать-то не вредно, верно?

Вскоре Каспиан возвращается и неловко топчется вокруг притихшего одеяльного кокона, примеряясь, куда приткнуть горячую кружку так, чтобы не навредить владельцу. В итоге, так и не найдя подходящее место, просто отставляет чай на стол и аккуратно присаживается рядом. Подтаскивает куль к себе и обхватывает его руками, слабо вибрируя всей поверхностью, чтобы вызвать лёгкое раздражение и выкурить человека из ловушки с ограниченным количеством воздуха.

— К… Что это за херня? — тут же вскидывается Пэвенси, выныривая из ткани, и ошарашенно вскидывает взгляд на андроида.

— Вибрация, — растерянно отвечает Каспиан и вопросительно приподнимает бровь. — Я принёс чай. Как ты просил. А ты решил в это время удушить себя куском ткани?

— Давай сюда, — Эдмунд закатывает глаза и садится так, чтобы больше не переносить большую часть своего веса на компаньона, принимая кружку руками, спрятанными в складках пледа.

Пить приходится медленно и маленькими глотками; чай жжёт горло, а беспокойно ёрзающий рядом андроид то и дело задевает локоть. Правда, он же перехватывает полупустую кружку, как только человек тянется отставить её обратно на стол, и Пэвенси насмешливо фыркает, позволяя сделать всё за него и снова крепко обнять.

Есть в этом что-то особенно греющее душу - в том, что что-то сделано специально и исключительно для тебя, в том, что что-то идеально подходит к тебе, к твоим вкусам и характеру. Так что Эдмунд просто откидывается на спину и прикрывает глаза, подставляясь под невесомые поцелуи, чувствуя огромное тёплое счастье и негромкое гудение процессора в механической груди.

У него ещё будет время подумать о происходящем и решить, что делать. Но не сейчас.