Штаты не стали для Чжаня Чжэнси чем-то вроде второго дома или родным местом, где хотелось остаться жить и создать что-то своё. С самого начала новая среда пришлась не по душе. Эта земля была не для него, а переломный период в подростковом характере пришёлся именно на переезд. Чем твёрже Чжань следовал за своей целью, тем бескомпромисснее становились издержки большого спорта. Получив сразу после приезда серьёзную травму на фоне перенапряжения сухожилий, усугубившуюся за полтора года до хронического состояния, Чжань вынужден был пропустить Игры, валяясь на операционном столе.  

Сбой.

Внутренне он был надломлен, опустошен, и никому не был слышен крик его одиночества, когда мир распадался на куски.

В обществе широкой доступности лук дополнился арбалетом, а тот сменился уже знакомой винтовкой. Здесь были тиры и клубы, возможность пострелять практически из любого оружия. Учёба в школе перешла к службе в армии. Обучение в приглянувшемся университете, стоило просто фантастических денег, а в лидирующую армию на планете брали, если постараться, с семнадцати лет. При удачном раскладе через четыре года он мог бы позволить себе обучение в очень серьёзном престижном вузе. Однако, за эти четыре года Чжэнси добился таких результатов, которых никто не добивался за восемь.  

Там же был край. Граница, за которой таилось непреодолимое. Пора было валить. Рисковое мероприятие обернулось ловушкой. Боевые действия, лавина ощущений «на пике» и других, с ними связанных, бескомпромиссно затягивали даже самых рациональных и хладнокровных. Совсем зелёный Чжань столкнулся со страхом, переросшим в страх стать неприспособленным к нормальной жизни. Те, кто не мог остановиться, чаще возвращались назад в деревянных ящиках, покрытых звёздно-полосатым полотном — которое не значило для него ничего.

Возможно, армия была тем, чего он хотел, но олицетворение данной, как и выполняемая им работа, Чжаня отвращали. Становилось тошно, когда его называли «сынок» белые американцы... Такое деду он бы не объяснил, будь тот жив. Для такой работы Чжань был слишком непокорным. И достаточно умён, чтобы понимать, чему он на самом деле служит…  

Его способности заметили сразу во время базовой подготовки. Вербовщик предложил ему продолжение службы в международном спецотряде за гораздо большие деньги. И Чжань согласился. Если это был отряд ликвидации, то логично начинать планомерно превращаться в головореза, которому день изо дня не забывали промывать мозг крайне качественной патриотической программой. Чжань никогда не планировал становиться наёмником… Явно сознавая, что происходит, и кому служат его руки, он не просто выполнял работу чужой стране, он служил чужому бизнесу. За гранью спорта и видеоигр. Выполнение чётких, ясных приказов. Не защищая ничего, что было ценно лично ему, он лишь служил одним из инструментов подавления и сохранения существующего порядка. А после первой крови на своих руках лук, арбалет, мишень перестали дарить эмоции… То, что он почувствовал, то, что пережил в поле вызывало странную потребность… После контракта в нём что-то рассыпалось, и к спорту Чжэнси возвращаться больше не смог.

Но коммерческое общество тем хорошо — закончен контракт, и вопросов к тебе вроде как нет. Один-другой вербовщик постоянно дышат в плечи, и заметка в соответствующих службах внесена, а внимательная пара глаз теперь будет неустанно прикована к нему навечно. Но слежка — не дуло у затылка, с этим можно мириться. Чжань служил под фамилией матери и его участие в спецотряде было тщательно скрыто в документах.    

Возвращение домой, к истокам, Чжаню обещало решительное соскальзывание с адреналиновой иглы боевых действий. Менять обстановку необходимо было кардинальным образом. Найти то, что он хочет защищать. По-настоящему.

Взгляды за несколько последних лет совершенно поменялись, и учёба в престижном вузе уже не казалась такой привлекательной или даже нужной. Он перестал быть нормальным членом общества, а потому мог лишь подыгрывать общей картине. В поиске себя разбивался уже не один раз, и вновь вставала необходимость найти себе место в жизни и удовольствие, иное, нежели стрельба.  

Это немного сложно, когда тебе двадцать три, а взгляд в отражении, как у сорокалетнего ублюдка с примесью завышенного чувства собственного достоинства. Чжань смотрел в зеркало и не узнавал парня в отражении, с подъехавшими по фазе мозгами, не видя там и части того Человека, которого воспитывал дед, который точно знал, куда направляется, дышал сухой нескошенной травой, полевыми цветами и чистым порохом в окрестностях Сучжоу.  

...Это место было для Чжаня в должной степени родным. Занимаясь стрельбой из лука в школе, каждый выходной они с дедушкой приезжали на полигон, который был чистым полем, с высокой травой и несколькими постройками довоенных времен. Под открытым бескрайним небом не было шума улиц и иных признаков цивилизации, в виде паутин электропроводов. Для деда всё было его наследием, частью жизни, истории семьи, что впоследствии стало спортивным клубом и семейным имуществом. Теперь зона принадлежала официальной лицензированной компании, и «спокойствие» этого места было куплено. Не то, чтобы Чжэнси питал иллюзии, возвращаясь из Штатов и знакомясь с новым владельцем, но...

Родственники, оставшиеся в Китае сохранили двадцать процентов номинальных прав на фамильную собственность. По большому счету, можно было бы расстаться с оставшимися процентами, но Чжэнси решил продолжить жизнь на родине, и, чтобы поддерживать себя на должном уровне эффективности, ему необходимо было место регулярных тренировок.  

А здесь его уже ждали с распростертыми объятиями. Владелец, некий господин Цю, был подробно осведомлен о службе Чжэнси в Штатах, и с первого знакомства этот самый взгляд на Чжаня положил. В кадровом плане. Взять в оборот дорогостоящего профи, в которого вложены несравнимые с местными возможностями средства — Цю мечтал нанять его. Неважно, в какой должности. Прямо противоположно, Чжэнси со своей стороны упрямо держал позицию «шланга» и отказывался тренировать его людей либо работать непосредственно на Цю. Чжань осознавал степень своей привлекательности в глазах местной мафии. Его не нужно было знакомить с тем, с чем он уже хорошо был знаком. Самые лютые вербовщики ему плешь проели. В Штатах он видел их чаще, чем Прометей своего орла, так что здешние предложения выглядели неудачным пикапом.

Причём, это его бесстрашное упрямство и даже наезды на работодателя Цю крайне импонировали. В первый же день знакомства, когда Чжань приехал, осмотрел каждый угол и, найдя на территории склад нелегального оружия, даже в лице не изменился, с досадой обнаружив, что не хватает места для пары собственных контрабандных винтовок. А после — в жёсткой форме потребовал убрать это из зоны комплекса, подкрепляя доводами о слишком большой текучке посторонних в общественном заведении.

Цю без стеснения забил склад и погреб своими игрушками, как озабоченный коллекционер, либо человек, готовый в любой момент к развязыванию открытого противостояния.

Нельзя так обращаться с сердцем и нервами зрелого человека! Цю не знал, что с парнем делать: то ли обнять и вместе напиться за предоставленные эмоции, то ли закопать его. А пацан и бровью не вёл — стоял на своём, спокойный, как кремень, и подвинуться не собирался.

Обосновавшись в пригороде и устроившись инструктором, Чжэнси хотел тренировать спортсменов, а не головорезов. Однако Цю при каждой встрече продолжал настойчивое давление. Над клубом нависала угроза стать оплотом мафии. И повлиять на это Чжань уже не мог. На его глазах едва ли ни сделки проворачивались и обсуждались заказы, когда ты достаточно смекалист, чтобы понимать о чём речь.

* * *

Каким бы ни был день недели, вечером в Сучжоу более-менее свободный бар нужно ещё изловчиться найти. Чжаню Чжэнси было, честно говоря, всё равно, где оказаться — он не особо разбирался, но, вопреки ожиданиям, они не пришли в шумное кричащее заведение для спортивных болельщиков или полуночных тусовок.  

Обстановка чуть более респектабельная, чем в обычном кабаке. Никаких скидок на заполнение пространства атмосферным барахлом для создания настроения. Бар был скорее коктейльным, чем типичным пабом. Дорогая отделка, дорогая кожаная мебель, включая барные стулья, и дизайнерская посуда в стиле заведения. Тихо здесь не было, равно как и надежды на свободный столик. Однако, приходилось принять, что, несмотря на стандартное место обитания в Шанхае, Цзянь И может позвонить какому-то приятелю, у которого в подвальчике будет лучший столик для них через полчаса.

Приятная обстановка зала с запахами разносортного свежего пива и весёлым галдежом молодежи в фоне размагничивала напряжение Чжэнси.

Заказав по пинте вначале вечера, И́, со всем присущим ему обаянием, постарался придать беседе расслабленную атмосферу встречи одноклассников, но... В целом, разговор у них не складывался: оба недоговаривали. В том числе, в фоне болталась пометка о том, что за ними «приглядывают». Каждый односторонне был вовлечен в собственные мысли, озвучивать которые было бы опрометчиво. Но всё же стоит простить и миловать обоих, ввиду того, какой образ жизни они вели. И как странно чувствовали себя рядом, спустя столько времени.

Цзянь не замолкал, но у Чжаня было ощущение, что тот не говорит вовсе. Смотреть и рассматривать раскованного приятеля казалось гораздо более увлекательным, чем выдавливать свою малосодержательную речь. Даже для этого И́ был черезчур ловок, будто по привычке схватывая каждый полужест, реагируя на любую смену выражения лица.

Цзянь И жил в Шанхае. Через месяц планировал открыть отреставрированный и обновлённый ночной клуб. Таскался на полигон на «Кадиллаке» в окружении трёх-четырёх верзил, которых нанял лично отец. Чжэнси их внешность говорила больше, чем пояснения самого И́. Потому что наличие четверых конвоиров без слов говорило ему о многом.

Блондин сидел, закинув ногу за ногу, на диване напротив, перед невысоким столиком, так, что видна была почти вся его фигура, жестикуляция и манеры.

Стоило сразу признать: И́ был харизматичен и красив, одевался со вкусом — читать сексапильно — везде оригинально соответствовал обстановке. Его жесты стали властными, плечи расправленными, осанка наполнилась чувством достоинства и слаженностью. Безмятежный лоб, когда Цзянь расслаблялся, становился эмоциональным и подвижным, выдавая авантюриста. Он весь был пронизан энергетикой, которая высасывала всю волю оппонента до дна.

Чжань снимал квартиру в том же Сучжоу, поближе к работе. За два месяца в Китае немного освоился и вновь привык к языку. Говорит несколько медленнее привычного не из-за того, что «притормаживает», а потому что у него появился американский акцент, и вернуться к обычному говору пока не успел.

Да, служил, снайпером, получил «сержанта». Был в горячих точках, но длительные командировки не отбывал, скорее помотался всюду.

— ...убивал кого-нибудь? — обводя пальцем бокал, чуть настороженно поинтересовался И́, зная, что их никто не слышит. Если бы он обдумал чуть лучше, что болтает, то понял бы, что свой вопрос просто ляпнул.

— Если отвечу, ты мне расскажешь о своих «делах»? — отпивая из бутылки, спокойно произнёс Чжань. Он мог позволить всему этому быть между ними.

— Можешь не говорить, — поправился И́, разом уклоняясь, — я отвечу тебе, но не здесь и не сейчас.

— Цзянь И, эффективность снайпера зависит от количества пораженных целей. Я был эффективным, устроит тебя такой ответ? — не поменявшись в голосе, Чжэнси окинул взглядом собеседника и мрачно улыбнулся.

— Извини… Эм, да… Определенно, мне лучше извиниться. Иногда я такой бестолковый. Постоянно.

— Я это в себе давно принял, Цзянь И. Мне не сбежать от того, что сделано, поэтому могу спокойно говорить.  

На самом деле, единственная причина, по которой Чжань об этом болтал — откровенность за откровенность.

Приятель заметно поменялся в лице, переваривая информацию.

— Ну вот, теперь тебе со мной будет неловко? — голос Чжэнси звучал понуро, но простительно.

— Кому! Мне?! — Цзянь И словно по щелчку переключился, ехидно оскалившись. — С тобой неловко?! Шутишь наверное?

— Да, теперь будешь обходить стороной и говорить: «Фу, у него ПТСР, отойдите, он опасен!».

— Я могу! Даже готов сделать из тебя местную знаменитость! — взяв бутылку, в указующем жесте подмигнул И́.

— Синдром всегда со мной… — подытожил Чжань.

— Бля-я-я, заткни меня! — Цзянь плюхнулся лицом в ладони, затем в стол.—  Сменим тему, срочно. Пока этот вечер ещё не безнадежно просран.

— Он не безнадежен. Давай же, теперь ты «развлеки» меня… — подбодрил Чжэнси.

— Я? Это я умею! Что предпочитаешь: мою непревзойдённую болтовню, танцы на столе? Я знаю несколько фокусов с салфетками!..

Чжэнси фыркнул сквозь улыбку.

— Болтать ты горазд.

— Чжань Чжэнси, тебе бывает плохо? Тебя это... сильно беспокоит? — Цзянь И весь пожух, явно в красках представляя, как друг страдает, просыпается в ночи бледный и мокрый от холодного пота, горстями заглатывает таблетки…

Он так мило поник, что непременно захотелось его обнять.

— Я вообще не сразу заметил… Ну, разве что мир я теперь вижу совершенно другим. Говоря твоим языком, это «прикольно»...

— Моим языком? Серьёзно, вот как?!

Цзянь И вдруг поднялся и потянул Чжаня за футболку, заставляя следовать за собой.

— Освободились два места за стойкой. Давай закажем пару коктейлей — бармен здесь делает оригинальный «Trinity college» — пока мы не наговорили лишнего, или я не начал танцевать на столе!

— Только не говори мне, что ты собрался «намешать»!

— Что-нибудь лёгкое… Без головной боли ты меня утром иначе не вспомнишь!.. — стёбно отозвался тот.

…Чжань Чжэнси расположился у бара на удобном мягком стуле, медленно водя большим пальцем по холодным каплям на своём бокале. Подпирая кулаком подбородок, он подленько, с хмельным увлечением, анализировал физические данные приятеля. Поставив, наконец, заключительный диагноз: «фривольная фитнес-модель» и вынырнув из размышлений, он продолжил кивать Цзяню И. Неизвестно, чем тот занимался: серьёзно тренировался в каком-либо виде спорта или нет, но в армии точно не был. Находясь на расстоянии локтя, под влиянием выпитого, друг раскрепостился и позволял себе игривые толчки в рёбра или лёгкую перепалку в споре, чтобы щипок или щелчок по носу был непринуждённо перехвачен. В общем, более смелый телесный контакт.

И при этом всё равно оставался преступно прекрасен. Красота его была с привкусом порочности, потому что он умело ею пользовался. Его очарование, пропитанное привкусом лжи, не раз провоцировало Чжэнси на безрассудную неосторожность. Потому что соседский мальчишка ему не врал. Теперь контраст был разительным. Как умело он петлял языком между правдой и недомолвками, а где-то — явной ложью, от которой хотелось заткнуть ему рот самым грубым образом. Чжэнси бесило, что отныне он стоял по ту сторону его доверия и признания, в ряду с людьми, которым Цзянь И хладнокровно лгал. Где-то внутри ревностно билась часть себя, требовавшая занимать то особое место, быть единственным, кто получает всё от чистого сердца.

И́ контрастировал рядом с Чжэнси и вызывал сладостные вздохи от наблюдения за ним не только у посторонних. Чжань был крепким, словно отлитым из пластичного металла, с уверенными мягкими движениями. Он не тренировался в зале для поддержания внешнего вида — это была животная ожесточенная красота, отточенная сила, с коваными изо дня в день мускулами. Как инструмент выживания, а не фикция.

Внезапно, отрываясь от своих эстетических созерцаний, до Чжэнси наконец дошло — после лишнего бокала какой-то сладковатой бурды с печениной наверху — что приятель И́, доступный и близкий, его вполне себе сексуально привлекает. То, что они были хорошими друзьями, в один единственный момент осталось далеко позади, поскольку в голове начали зарождаться довольно откровенные фантазии. Ничего соответствующего ни обстановке, ни времени, ни степени их знакомства.

Чжань грамотно пил и не был пьян. Он достаточно надегустировался, чтобы стало расслабленно «хорошо», не теряя адекватной осознанности.

* * *

Деликатное замечание о времени и завтрашнем рабочем дне. Вежливое прощание на улице, махнув рукой вслед. И ощущение неудовлетворения от всего, пусть положительного в целом.

Чжань почему-то долго стоял, смотря вслед. «Не надо, не делай вот так, остановись...» — шептала наперебой каждая связная мысль. Но Цзянь лишь ускорял шаг, удаляясь.

Смогли бы они когда-нибудь почувствовать то, что когда-то было таким простым и таким незрелым? Потому что сейчас Чжань не чувствовал ни хорошего, ни плохого. Исступленная прострация. Разве что Цзянь И не сулил ему ничего, кроме неприятностей.

Чжэнси сунул руки в карманы бомбера, направляясь к стоянке такси, выдыхая тёплый пар хмельного дыхания, когда услышал негромкий знакомый оклик.

Цзянь И внезапно возвращался лёгкой походкой, смеясь, словно о чём-то совершенно забыл. Оставался всего шаг, когда он протянул руку, схватив Чжэнси за воротник куртки, и прильнул к его губам своими.  

Чжань застыл, поражённо уставившись на И́, который не настолько охмелел. А в голове мимолётно пронеслось, что он позволил захватить свои губы в осторожный нежный плен. Поцелуй вышел невероятно трепетным… обращая дружескую встречу в свидание

Чжэнси просто не знал, как охарактеризовать его: поцелуй был слишком лёгким и дразнящим. Мягкие губы плотно и влажно прижались к нему. Сдержанно, но импульсивно… Эфемерный выдох в губы. Никакого языка, но покалывающее волнение охватило всё тело целиком.

— Прости, — прошептал Цзянь И, всё ещё находясь у лица, и наконец решившись поднять взгляд, — просто ситуация показалась располагающей, а на трезвую голову этого бы не случилось наверное никогда.

Свет вечерних огней мягко оседал на их силуэтах, освещая лица. Всюду существовали люди, прохожие замечали происходящее, но ничего не казалось сколько-нибудь смущающим рядом с И́. Даже если бы он решил раздеться догола, Чжань наверное молча бы снял с себя куртку и прикрыл его бёдра, не возражая.

Он что, был под гипнозом?

Нежно и трепетно Чжэнси целовали девушки, целовали отчаянно, прощаясь в слабой надежде, что они для него что-то значат. Но им нечего было ему предложить, чтобы Чжань последовал за ними. В поцелуе Цзяня И так же был терпкий сгусток отчаяния. Однако Цзянь не был всеми «остальными».

Чжэнси, отупев слегка, поворочал башкой по сторонам: не то чтобы этого никто не заметил, но и масштабного события ни для кого не произошло.

— Извини, ладно, я придурок, — беспечно посмеиваясь, обронил Цзянь и, махнув рукой на прощанье, скрылся в толпе, через мгновение сев в машину.

С Чжанем Чжэнси не происходило такого, пожалуй, никогда. Так не переворачивало вверх дном чердак, не валил пар через уши. Он такого от себя даже не ожидал и будто узнал свое существо новой стороны. Возможно, это было из-за давнего знакомства. Он знал Цзяня с самого детства, и этот малыш был скорее похож на девочку, чем на милого мальчишку — по той же причине его постоянно задирали. Но пятилетний Чжань сразу разобрался, что перед ним пацан. А теперь… Мальчуган из детства кардинально эволюционировал. Сейчас этот одуванчик с блядским взглядом заимел множество секретов. А, помнится, какой-то десяток лет назад он бегал и лип лишь к одному Чжэнси, да и в рот не стеснялся заглядывать. Казалось, он был центром его мира и единственным другом. Хотя нет, не единственным...

* * *

Вернувшись домой, Чжань Чжэнси едва успел выскочить из обуви и, переступая в темноте какие-то разбросанные вещи, тотчас сел за ноутбук, не раздеваясь. Он стащил через голову куртку вместе с футболкой и принялся строчить сообщение своему наторелому в хакерском деле приятелю…  

За пределами Китая у него остались контакты, к которым в случае чего, за определенное поощрение, можно было обратится за интересующей информацией. Он искренне сожалел, что промедлил, и не отправил письмо ещё неделю назад. Потому что это было, чёрт возьми, самым важным, что нужно было знать — и сделать в первую очередь! Именно потому, что Цзянь не мог быть безразличен. Он должен был выяснить, каким друг стал человеком. Чуть более, чем прилично безбедным. И ни тактичность, ни цена вопроса больше не волновали Чжэнси. Только правда.

Чжань жил скромно, скупо и уныло. Его квартирка была маленькая, совсем не соответствующая тому, что он мог бы себе позволить, только подтверждая, что ему ничего, собственно, не нужно.

Он кисло ухмыльнулся и взъерошил волосы на голове, анализируя вечер.

В рьяной попытке реабилитироваться, мозг исправно подсунул отмазку, что, видимо, Цзянь — гей. Это он спровоцировал все те реакции.

«Гениально, — Чжэнси аж скривился от собственных умозаключений, сложив у губ пальцы «домиком». — Просто Цзянь И очень привлекательный парень. Если бы он был девушкой, то определённо полностью бы соответствовал твоим вкусам...»

«Но также, И́ привлекательнее подавляющего большинства женщин».

«Блять».