Двадцать четвертого декабря, в самый что ни на есть канун Рождества, когда снег хлопьями ложится на землю, из соседствующего с Лондоном городка мне пришла посылка. Эта маленькая коробочка сразу же заворожила меня своим презентабельным видом, а адрес отправителя заставил порадоваться. Посылка была от моей любимой подруги по переписке, у которой года два ранее я была на свадьбе. Это пышное празднестное событие на мой взгляд было слишком вычурным, но другого ждать и не стояло. Когда твой мужчина важная в городе шишка, его события должны быть по пафосу своему не хуже, чем у влиятельного друга, с которым они соревнуются едва ли не с пеленок. Однако статус свадьбы не помешал всем вдоволь насладиться таким долгожданным событием.

Радость обуяла меня, когда в коробке лежали целых пять писем, пусть было это и довольно неожиданно. Быть может, я ожидала чего-то банального, вроде чайного набора или же блока сигарет для моей трубки (хотя это было бы хорошим подарком, зная насколько часто я люблю закурить трубку), но письма были чем-то особенным. И это ощущалось с первых минут, как я разложила их перед собой на столе.

Представьте как здорово мне было в тот момент: где-то на кухне тихо потрескивало радио, в сотый раз проигрывающее рождественские песни, там же мой муж готовил что-то из фирменных рецептов своей покойной бабули и радовался тому факту как ребенок. В нашем доме царила такая типичная предпраздничная атмосфера. Но суматохи в ней не было. Чувствовалось спокойствие, волшебство и даже романтика такой атмосферы. Быть может чуть позже, когда часы в коридоре пробьют за полночь, я даже уговорю Седрика вызвать дух английского драматурга Кристофера Марло (тот еще был пьяница), но пока все мое внимание принадлежит прочтению писем от моей дражайшей подруги.

Первое письмо было открыто мною с особым наслаждением. Я видела как за окном валил снег, чувствовала приятный аромат розмарина и корицы вокруг себя, но и представить не могла, что ждет меня в этом письме.

Сначала все шло как обычно: теплое приветствие, поздравление с наступающим рождеством и рассказ о событиях в своей жизни. С этого момента все пошло не так.

«...я знаю, это может показаться странным, безумным и совершенно безрассудным, но ты должна понять, что я делаю это не просто так. Это посылка с письмами придет к тебе ровно двадцать четвертого декабря, ровно через неделю, как я ее отправила. В этот же час, как ты читаешь первое письмо, мое бездыханное тело уже лежит в подвале нашего дома. Не волнуйся, меня не будут искать. Мать в этот вечер пойдет распивать бурбон со своими скрягами-подругами, мой муж будет устраивать игру в бильярд в нашем доме и даже не заметит о моей пропаже. А больше у меня никого и нет, ведь ты далеко, Ада.»

Эти слова повергли в меня шок. Мне пришлось отложить первое письмо, чтобы собрать мысли в кучу и понять: а не рождественская шутка ли это? Навряд ли Роберта станет так шутить, зная ее мягкий и бойкий характер. Черный юмор всегда был моим типажом, но с этим цветочком никак не вязался. Мне оставалось только одно – читать и пытаться вникнуть в причины.

«Сейчас ты наверняка не можешь ничего понять и осознать в полной мере мои слова. Тогда я скажу кратко: я совершила самоубийство. Поверь, Аделаида, на то были слишком весомые причины, одной из которых являешься ты. Но увы, чтобы узнать в чем же ты виновата, тебе придется узнать другие причины, по которым из моего горла сейчас торчит лишь рукоятка ножа, а лужа крови смешивается с грязью подвала.»

Я сильная женщина и к таким заявлениям отношусь скептично, но это моя близкая подруга и от осознания того, что она прямым текстом заявила о суициде, меня пробила дрожь. Бегло пробежавшись по оставшимся строчкам, я обнаружила на обратной стороне первую причину. Большими буквами, выведенными аккуратным почеркком Роберты, там было написано «Первая причина: мой муж».

«Я долгое время тебе говорила, что очень люблю своего мужа, что у нас была красивая история знакомства и влюбленности. Прости меня, Ада, но я правда хорошо умею врать. На первый взгляд может показаться, что я наивная, даже чуточку глупая в этом плане девушка, но не все так, как видишь. Даже ты, моя проницательная подруга, не смогла увидеть истину в моих глазах. И об этом я жалею больше всего.

У нас действительно была быстрая и резкая влюбленность, но поверь, мы оба лицемерили и хотели извлечь из этого выгоду. Мой муж жуткий пьяница и картежник. Может он и не проиграл все свое состояние, но порой из нашего дома пропадали большие суммы. Отец завещал ему наследство, очень даже не маленькое наследство. Конечно же с условием того, что у него должна будет быть жена. После нашей пышной и богатой свадьбы, его «любовь» стал сходить на нет. Он все чаще пропадал по делам и очень много играл в карты. Он говорил, что это его хобби и этим занимаются все его друзья. На счет этого он не врал: все его окружение было азартными людьми, любящими нажираться без конца и края.

Знаешь Ада... Сначала мне даже было плевать на это. У меня были свои счета, о которых он не знал, я старалась просиживать эти вечера со своими безмозглыми соседками-подружками. Пока он не стал вести себя как аморальный урод, который пользовался своим правом поднимать на меня руку в полной мере. Однажды, когда я высказала свое недовольство по этому поводу, он приковал меня к нашей кровати на целый день, заткнув рот тряпкой. Меня некому было защитить. Совсем.»

Первое письмо закончилось, как и мои слова о происходящем. Муж Роберты сразу же показался мне мутным человеком, и теперь я тоже жалею, что не сказала это ей еще на свадьбе. Я взяла второе письмо и ощутила, как меня охватывает паника. Вечер, должный быть таким прекрасным и уютным, все больше походил на спектакль с одним зрителем. Зрителем, которому придется смотреть эту драму с жуткими подробностями до конца.

Причиной номер два стала мать.

«Она была такой сколько я себя помню. Часто ставила перед выбором, всегда начинала давить на жалость, если было что-то не по ее, и постоянно заставляла чувствовать себя виноватой. Последнее раздражало меня больше всего. С возрастом у меня конечно же получалось давать ей отпор, ведь это только уловки и никакая лихорадка не сразит ее, если я оставлю ее на пару часов и схожу развеяться. Ее дотошность и желание во всем контролировать меня, сводили с ума. И сейчас, стояло ей только узнать о моей свадьбе, как этот тотальный контроль вернулся с новой силой. Аделаида, просто представь, насколько тяжело жить, когда ты выбрать хочешь понравившееся тебе платье, но давление со стороны матери просто не позволяет тебе купить именно его. «Ты такая хорошенькая в этом платье. Наверное я умру, если увижу тебя в чем-то другом» или «Ты совсем перестала уважать мой выбор, Роберта. Так и скончаюсь не увидев дочурку в прекрасном свадебном платье, ибо для нее мое мнение – пустой звук». Это слишком сильное психологическое давление, к тому же к нему идет еще и осуждение со стороны. Тяжело быть сильным и независимым человеком с такой матерью, которая не отпускает тебя всю жизнь. Я всегда завидовала тебе с твоей способностью в любой ситуации сохранять самообладание. Я слабая, Ада. Именно слабые, избитые жизнью люди совершают суицид.

Моя мать – это мерзкая, также как и жених, любящая прибухнуть сучка. У нее не было своей жизни, потому что она «посвятила» себя всецело мне. Я должна была обязана быть ей по гроб жизни, как говорила она сама. Я устала, Ада, очень устала.»

Я действительно могу сохранять самообладание даже в самых трудных ситуациях. Но сейчас на душе пеплом оседало это тяжелое чувство вины за все происходящее. Я будто бы ощутила себя в шкуре Роберты, прочувствовал всю ту боль, которую она испытывала годами с матерью и обрела вновь с мужем.

Третье письмо было о творческих муках. На фоне всего ей никто не мог дать закончить книгу, о которой она лелеяла так много надежд. Мать сказала, что ничего у нее не получится, подружки говорили, что она не о том думает, а муж и вовсе высмеял.

Четвертое письмо было о работе, отвратительном коллективе, который также давил на ее психику годами. К тому же, ей платили гроши за ее бесценный труд. Роберта собиралась уволиться, однако «кто ее, такую бездарность, еще возьмёт куда-то?».

Последнее письмо я открывала с таким чувством, будто иду на добровольную смерть. Причиной в этом письме была именно я, но чем я заслужила обиду подруги, пока неясно.

«Вот мы и дошли до пятого письма. Так странно, наверное, не понимать за какой проступок ты мог стать причиной для самоубийства? Но поверь, Ада, я не виню тебя, просто так вышло. Ты знаешь, я восхищаюсь тобой: твоими мыслями, поведением, манерой и в общем образом жизни. Когда мы только познакомились, это было для меня чем-то новым, будто я вздохнула свежего воздуха, впервые за много лет, прожитых в смоге. Ты интереснейший человек, умеющий легко развить любую тему и поднять ее на новый уровень. Я восхищалась тобой с первой встречи, боготворила тебя в переписках и просто невыносимо люблю сейчас, когда пишу это.

Помнишь я говорила про выгоду, когда нашла для себя мужа? Эта выгода заключалась в том, чтобы заглушить того зверя, что сидит внутри меня. Потому что именно ты, Аделаида Лебель, заняла мое сердце, душу и мысли. Я знаю, ты бы не осудила меня за мое влечение к тебе и девушкам в принципе, но так тяжело признаться в этом даже самой себе, особенно когда твое окружение просто топит тебя психологически. Я ненавидела себя, любила тебя почти все то время, что мы знакомы. Я искренне была рада, что у тебя есть такой человек, которого ты действительно полюбила и не ошиблась в нем.

Я не ошиблась в том, когда сказала себе, что влюблена в ту самую Аделаиду Лебель. Однако истинного счастья любви мне уже никогда не познать.

Искренне твоя, Роберта Купер»