Баки ей не помогает совсем.

Элизабет сразу понимает, что это будет долгая и сложная работа, потому что Джеймс Барнс — это тот тип пациента, который считает, что совершенно не нуждается в терапии и его насильно к этому принуждают. Но он пришёл к ней сам. Конечно, не без помощи Сэма, но он согласился на это добровольно. А теперь бросает на неё недовольные взгляды, будто Лиз его тут наручниками приковала и заставляет делать то, что он не хочет.

Мотель, в котором останавливаются Сэм и Баки, действительно находится недалеко от ее дома. Элизабет добирается до него за пятнадцать минут, потому что они решают провести первый сеанс тут. В соседнем номере через стенку сидит Сэм — Элизабет прочит его находиться поблизости. На всякий случай.

Ее трясёт, когда переступает порог номера Баки. Она волнуется так, словно никогда не проводила сеансы с преступниками, опасными людьми, пациентами с по-настоящему покалеченным психическим состоянием. Но если они и представляли опасность, то находились под присмотром и надзором, напоминает себе Элизабет. А сейчас у неё только Сэм за стенкой.

Светлый небольшой номер освящён двумя прикроватными светильниками и бра на стенах. Непривычно мало света, но его все же хватает, чтобы четко видеть лицо Баки и все его эмоции, которыми он пренебрегает.

Мужчина сидит на кресле у зашторенного окна, а Элизабет устраивается на мягком стуле напротив него. Его явно не устраивает такое положение вещей; ей кажется, это может напоминать допрос. Возможно, именно поэтому Баки так напряжен. Он старается принять расслабленную позу, складывает обе руки на подлокотники кресла, но Лиз ясно видит его полную готовность соскочить с места в любую секунду. Он не доверяет ни ей, ни тому, что здесь сейчас происходит.

Она тоже ему не доверяет. Но они оба доверяют Сэму, что и приводит их к этому.

Элизабет старается выкинуть из головы все мысли о том, кто перед ней сидит. Это всего лишь пациент, а она — доктор, и ее работа помочь ему.

Ручка скользит между пальцев из-за потных ладоней, блокнот на коленях все ещё пуст. Она не утруждает себя тем, чтобы даже написать краткую информацию на нового пациента, как обычно делает — то, что ей уже известно, она знает только из новостей и интернета, и всё это может быть искажено. А сам Баки не рассказывает ничего. Ни слова, способного помочь ей узнать о нем чуточку больше.

Элизабет выбирает тактику выжидания. Она не давит, позволяя Барнсу самому прийти к решению поговорить с ней. Если ему на это понадобится пять, десять сеансов, что ж... она будет сидеть и молчать. Ей хватает всего три минуты, чтобы понять, что Баки не тот человек, которому нужно, чтобы его подтолкнули. Поэтому Лиз делает так, как ему комфортнее.

Когда она снова переводит на мужчину оценивающий взгляд доктора, понимает, что уже давно мыслит, как профессионал, а все страхи из-за того, с кем работает, вылетают из головы. Хорошо это или плохо — не знает. Всё же, инстинкт самосохранения никогда не бывает лишним.

Баки всё ещё слишком напряжён и осмотрителен, и не произносит ни слова. Он смотрит на неё будто чего-то ожидает. Элизабет перестаёт крутить ручку в ладонях и вопросительно приподнимает брови.

— Так... — он чуть ёрзает на кресле, вцепляясь руками в подлокотники, и прочищает горло, будто слова даются с трудом. — Когда мы начнём?

У неё неосознанно чуть приоткрывается рот от удивления. Начинают они минут десять назад, за которые перебрасываются парой дежурных фраз, а когда Элизабет начинает аккуратно подбираться к делу, Баки сразу же замолкает.

— Джеймс, — деловито начинает она и чуть склоняет голову набок. Замечает его поджатые губы и тут же неожиданно слышит его голос:

— Баки, — исправляет он.

— Баки. Что мы должны тут делать, как ты думаешь?

Он чуть нахмуривается и долго внимательно смотрит на неё. Элизабет, ожидая ответа, начинает постукивать ручкой по колену; Баки обращает своё внимание на это. 

— Я не знаю, какими ты методами пользуешься на своей терапии, — в конце концов говорит он и, Элизабет замечает, что сжимает левую руку в кулак. Он так и не снимает с неё перчатку.

— Моей терапии?

Она почти усмехается, но как-то сдерживается и вопрос задаёт скорее удивленно. Это его терапия. Его терапия, к которой нужен особый подход.

— Давай сделаем так, Баки, — она вздыхает и вцепляется руками в край блокнота. Элизабет совершенно не умеет скрывать свои эмоции и это всегда мешало ей на работе. Со временем она научилась маскировать свою насторожённость или нервозность за незначительными движениями типа постукивания пальцами по колену или дыхания строго по счету. Никто никогда не обращает на это внимания и не придаёт значения. Никто, кроме Баки, который тоже внимательно за ней наблюдает, словно и сам, как хороший психолог, запросто читает людей. — Назови мне все темы, о которых мы можем говорить. И всё, чего мне лучше не стоит касаться.

Ей кажется, это то, что ему нужно. Джеймс будет думать, что он контролирует ситуацию, и Элизабет надеется, что это поможет ему хоть немного расслабиться и перестать так много думать. Но сказанные ею слова заставляют мужчину ещё больше задуматься; он чуть прищуривается, смотря прямо ей в глаза, и долго молчит. Лиз не смеет его торопить.

— Понятия не имею, — он снова мотает головой, оставляя её без чёткого ответа. Ручка с тихим стуком вылетает из её тонких пальцев, и Элизабет делает вид, что не обращает на это внимания, зато Баки смотрит на пол. Потом снова на неё.

Она вспоминает Эдварда — пациента, с которым работала в начале своей врачебной практики. Тридцатипятилетний анестезиолог сам пришёл к ней, ощущая надобность в посещении психолога, но за все два месяца, что посещал её, он так толком и не поделился своими переживаниями. Единственное, что она знала — жена развелась с ним после восьми лет брака и забрала дочь в Канаду. Элизабет было тогда всего двадцать три, и она продолжала учиться, чтобы получить степень в психиатрии. Ей не хватило ни профессионального, ни жизненного опыта, чтобы помочь мужчине, который хотел этой помощи, но сам попросить не осмеливался.

— Я могу спрашивать тебя о чём угодно? — мягким голосом осторожно интересуется Элизабет. Она замечает еле заметную перемену в настроении Баки и понимает, что его ответом на этот вопрос будет нет. Но лишь лишь слабо кивает головой в знак согласия — слишком неуверенно.

— Это ведь необходимо для терапии, да? — добавляет он и кривит уголками губ, будто говорит это в шутку.

— Здесь нет чего-то необходимого, без чего мы не сможем обойтись, — вдруг неожиданно и для себя самой произносит Элизабет, не зная, кого из них двоих успокаивает этими словами. — Каждый пациент заслуживает отдельного внимания, не всем подходит классическая терапия.

— Особый подход? — уточняет он. Руки перестают сжимать подлокотники и перемещаются на колени. Сам Баки чуть облокачивается на спинку кресла, заметно расслабляясь. Так держать, Элизабет.

Она только пожимает плечами, слабо улыбаясь. Она просто старается делать свою работу хорошо.

— Теперь я понимаю восхищения Сэма в твой адрес, — невзначай говорит Баки, чем удивляет Элизабет и сбивает с мыслей.

Её брови ползут вверх, что заставляет мужчину усмехнуться. Они оба сбиваются с нужного русла и Лиз понимает, что всё идёт не по плану. Не стоит позволять пациенту переводить тему на неё саму, она уяснила это раз и навсегда. Чтобы предотвратить это Элизабет задаёт вопрос, перед этим слегка откашливаясь:

— Я тоже слышала только хорошее от него о тебе.

— Ты сказала, что врать на сеансах запрещено, — Баки отвечает, чуть склоняя голову влево. Тон его голоса звучит словно обвиняюще, слегка запутывая Элизабет.

Ей необходимо несколько секунд, чтобы понять, что он имеет ввиду. Это были её слова, когда они только уселись друг напротив друга, и Баки сказал, что услышал её, но не дал обещание говорить только правду. А теперь он пытается шутить, выражая своё недоверие к тому, что Сэм отзывается о нём положительно.

Что ж, хорошо. Это большой успех всего за двадцатиминутный сеанс. По крайней мере, теперь она знает, что у Джеймса Барнса всё-таки присутствует чувство юмора. Это заставляет Элизабет улыбнуться, и она получает в ответ еле заметную улыбку от Баки, слегка вымученную.

— Ничего плохого о тебе я точно не слышала, — буднично произносит Лиз, поднимая с пола ручку, которой хочет сделать пару записей, но следующие слова от мужчины заставляют её замереть, а чёрная паста отставляет кляксу на белой бумаге.

— Неужели?

Она поднимает на него растерянный взгляд и сразу понимает, что допускает ошибку. Слишком много ошибок для хорошего психотерапевта, что бы там ни говорил Сэм и её коллеги. Но Баки, кажется, так не думает. Он просто интересуется, принимая во внимание то, что она говорила ему до этого. То, что из новостей узнавала о нём только плохое. Элизабет спешит объясниться:

— Я не слышала, чтобы кто-то плохо отзывался о тебе. А новости могут очень сильно привирать, верно?

— Сэм не стал бы говорить тебе что-то плохое, чтобы не пугать тебя, — Баки пожимает плечами, говорит спокойно и негромко, но подбирает такие слова, как будто пытается напугать её или хотя бы заставить задуматься над решением помогать ему. Он складывает руки на груди и садится ровно, уже не опираясь в расслабленной позе на спинку кресла. Элизабет пристально следит за каждым его движением, пытаясь считать изменения настроения, но Барнс слишком закрыт и хорошо умеет управлять проявлением своих эмоций.

— Знаешь, я больше двух месяцев провела со Стивом, — после долгого внимательного взгляда внезапно говорит она, хотя знает, что не должна делать этого, и откладывает от себя блокнот с ручкой на стоящий рядом столик. Ладони опускаются на колени, а Баки обращает на неё всё своё внимание и даже чуть склоняется вперед, будто чтобы лучше слышать. Следующие слова, по мнению Элизабет, должны поспособствовать укреплению доверия между пациентом и доктором, хотя она и использует запрещенные приёмы для этого: — Он не слишком много говорил о тебе, но я слышала только хорошее. По нему было видно, он верил в то, что ты не плохой человек. И это не потому что вы друзья, а, вероятно, потому что ты и есть такой человек.

Он и бровью не ведёт. Его каменное — а по-другому Элизабет не может описать — лицо остаётся всё таким же, хотя слова, как эти, должны были вызвать хоть каплю каких-то эмоций. Абсолютное бесчувствие всегда пугает её, может быть, потому что сама она очень эмоциональна. Но она ещё ни разу не сталкивалась с таким чистейшим безразличием, которое бы жалостно отзывалось в её сердце. Лиз вспоминает рассказы Стива о Баки Барнсе и не видит перед собой этого человека. Что же, на самом деле, с ним сотворили?

— Говоришь так, будто веришь в это, — тихий грубый голос разносится по комнате, пропитавшейся напряжением. — Но в нашу первую встречу у меня сложилось другое мнение.

— Одних только слов Капитана Америка недостаточно, чтобы я поверила в это. Как и репортажей новостных каналов недостаточно, чтобы убедиться, что ты злодей. Я просто стараюсь избегать опасностей, по возможности, — профессиональным тоном сообщает Элизабет, сохраняя беспристрастное выражение на лице. Баки над ней беззвучно смеётся, опуская взгляд на свои сцепленные в замок пальцы.

— Работая в психлечебнице? Где опасность может появиться из ниоткуда на каждом шагу?

Она делает нервный вдох-выдох, складывая руки на груди. Это уже совсем непрофессиональное поведение, но и мистер Барнс, кажется, знает о ней гораздо больше, чем положено обычному пациенту.

— Что Стив сказал тебе обо мне? — снова задаёт он вопрос, не оставляя ей возможности ответить. В тоне его голоса Элизабет различает какие-то следы печали. — Наверняка, истории из нашего детства.

— Нет, — Лиз отрицательно мотает головой, чуть поджимая губы.

Глаза Баки начинают светиться сомнением вперемешку с жуткой печалью, которая застывает и на его лице. Она задумывается о том, что это первое такое яркое проявление его эмоций. А вызывает их его лучший друг, которого, кажется, никто больше не увидит. Её потрясло это тоже. Но, похоже, Капитан обрёл лучшую жизнь, не задумавшись над тем, что кому-то его может не хватать.

— Он очень хороший человек, — тихо говорит Элизабет, заставляя Джеймса самую малость улыбнуться. Его печаль испаряется, как по щелчку, на что она и надеялась.

— Да, он такой, — он согласно кивает, усмехаясь, смотря куда-то в сторону. Потом переводит взгляд на Лиз, которая раздумывает о том, что это уже не психотерапевтический сеанс, а что-то неподдающееся описанию. Или поддающееся. Непрофессионализм, например. — Но кажется, тебе всё же от него досталось?

— Всё было не так, — тут же возражает она и чуть ерзает на стуле, усаживаясь удобней. Как же ей не хватает её удобного кресла с прошлой работы. Или хотя бы того кресла помягче в кабинете для терапии в лечебнице, чем этот стул. И кому в голову пришла эта отвратительная идея, чтобы провести сеанс в мотеле: с неудобной мебелью, плохим освещением и жуткими желтыми стенами? — Сэм притащил раненного Стива, когда они скрывались после побега из Рафта. Кэп был против, думал, что так они подвергают меня опасности.

Баки слушает её внимательно, но Лиз совершенно не может понять, он уже знает полную историю от Сэма или нет. Она вспоминает, как эти двое супергероев, чёрт бы побрал её несносного брата, завалились посреди ночи в её квартиру. Сэм даже не знал, что она закончила дополнительные курсы медсестры и могла оказать первую помощь, могла зашить ту ужасную рану Кэпа и предотвратить заражение, но всё равно обратился к ней.

Она чуть задумывается, прокручивая в голове эти воспоминания, а потом словно одумывается и снова фокусирует взгляд на мужчине, который явно ожидает продолжения. Элизабет прикрывает глаза ровно на три секунды, ругая себя за то, что нарушает правила общения врача и пациента.

— И Сэм снова пришёл к тебе, — говорит Баки, когда она открывает глаза, а в его голосе ей слышится осуждение. Лиз думает, что все, кроме брата понимают, что он делает что-то не так.

— Мы обсуждали это несколько дней назад. Он очень хочет помочь тебе, — она буднично пожимает плечами, словно в этом нет ничего плохого. Баки чуть хмурится, и Элизабет начинает казаться, что она просто выгораживает своего брата, что ничуть её не удивляет.

Она видит, что он задумывается. Слишком глубоко погружается в мысли после её слов. Лиз несколько минут следит за Баки, пока он, обдумывая что-то, вцепляется затуманенным взглядом на нечто позади неё. Она уже приоткрывает рот, чтобы позвать его, но замирает и только шумно вдыхает воздух. Пожалуй, на сегодня им стоит закончить. Это более, чем достаточно для первого сеанса.

Элизабет потирает ладони о колени и зовёт мужчину по имени. Он моментально обращает своё внимание на неё.

— Я становился Зимним Солдатом, когда активировали код в моей голове, — тут же говорит он холодным голосом и не шевелится, словно застывшая статуя. Словами ошарашивает Лиз, которая непонимающе глядит на него глазами оленёнка. — Его там больше нет.

Это первое, что он сам рассказывает ей о себе. Элизабет думает только об этом факте, а не об информации, которую Баки ей сообщает.

— Если бы это было не безопасно, я бы сам не пришёл к тебе, — добавляет он, отчего у неё чуть сбивается дыхание. Воспоминание, слишком яркое, вспыхивает в голове.

— Издеваешься надо мной?! У меня была нормальная жизнь, а потом ты ворвался в неё со своими проблемами и дружками-супергероями. Ты всё испортил, Сэм! — Элизабет кричала на брата, яростно жестикулируя руками. Она в гневе расхаживала по квартире, стараясь не приближаться к Сэму, который пришёл к ней во второй раз за две недели, снова с плохими новостями. — Забрал мою жизнь. И что мне теперь делать? Скрываться, будто я преступница?!

— Беттс... — осторожно он позвал её, сделав шаг навстречу, но гнев лишь сильнее вспыхнул в ней.

— Что, Сэм? Скажи мне, что я не права.

Она была так зла. Элизабет с безграничной яростью уставилась на брата, прожигая его взглядом. Он смотрел в ответ с сожалением, но она впервые тогда не смягчилась от этого его взгляда.

Когда Сэм заявился к ней с продырявленным насквозь Капитаном Америка, она почти не возмущалась. Зашила рану Стива, спасла его от инфекции и оставила их обоих у себя на три ночи, чтобы пришли в себя. Конечно, они поблагодарили её и ушли так скоро, как могли, чтобы не доставлять ей неудобств. Элизабет было приятно помочь Сэму, а тем более спасти жизнь его другу, и она толком не обратила внимания на слова Стива о том, что это может быть опасно.

Но когда они снова постучались в её дверь и сказали, что ей лучше уехать, потому что за ней следят, она поняла. Лиз поняла, во что её втянул брат, но принимать это не желала.

— Элизабет, — мягко позвал её Стив Роджерс, отрывая от прожигания взглядом Сэма. Ей пришлось посмотреть на Кэпа. — Прости нас. За то, что втянули тебя в это. Если бы я знал, что всё так обернётся, я бы не позволил Сэму приходить к тебе.

— Чувак... — ошалело повернулся Сэм к Стиву, в непонятках хмуря брови.

— Но сейчас, когда всё уже сделано, — он даже не обратил внимания на ее брата, продолжая смотреть на нее виноватым взглядом, — мы не можем просто уйти и оставить тебя одну. Это слишком опасно. Мы не хотим, чтобы ты пострадала.

— Я уже пострадала, — обречённо выдавила она из себя. Повернулась снова к Сэму и, словно жалея об этом, сказала: — Лучше бы мы и не начинали общаться с тобой.

Элизабет ловит на себе взгляд Баки. Он так напоминает ей Стива. Она все ещё слишком хорошо помнит, как он ругался на Сэма за то, что он бездумно подверг сестру опасности, совсем не думая об этом. У неё с Кэпом было столько бесед о том, что они не должны были к ней приходить. Если бы только Стив знал...

Баки сейчас сидит перед ней и говорит то же самое. Только он, в отличие от Капитана, пришёл сюда сам, потому что уверен, что Элизабет будет в безопасности. Может ей стоит поверить ему, а не Сэму, который погубит её однажды своими опрометчивыми решениями...

— Хорошо, — она кивает в ответ на выжидающий пристальный взгляд Баки. Встаёт с места, радуясь избавиться от неудобного стула и говорит: — Думаю, я могу с этим работать.

Он тоже встаёт, засовывая руки в карманы джинс. Только слабо кивает ей, ничего не говоря. Уголок её губ дёргается в слабой улыбке, а потом Элизабет разворачивается, чтобы забрать свою сумку. По пути бросает в неё ручку и так и оставшийся пустым блокнот.

— До субботы, Баки, — надев пальто, говорит она ему и, хватаясь за ручку двери, добавляет: — Я сообщу Сэму новый адрес наших сеансов.

Прежде чем уйти, Элизабет замечает удивленный взгляд мужчины. Конечно, это сюрприз для него. Но она просто не может работать в этой неуютной каморке, которая давит на неё со всех сторон. Как пациенту может быть комфортно на сеансах, если не комфортно ей самой? Она слишком серьёзно настроилась помочь ему, чтобы продолжать так неуважительно относиться к работе.

До номера Сэма ровно семь её небольших шагов, в которые Элизабет думает о том, что, возможно, Джеймсу нужен не психотерапевт, а просто друг.

Она заходит к брату, даже не постучав. Сэм сидит как раз у той стены, которая соединяет номер с соседним. Тем, из которого она только что вышла. Телевизор показывает «Ходячих мертвецов», но без звука; брат упирается взглядом в телефон.

— Ты подслушивал? — ещё не закрыв за собой дверь, Лиз нападает на него. Сэм поднимает на неё невинный взгляд, поднимая руки вверх.

— Стены здесь действительно тонкие, но я ни словечка не услышал. Вы все сорок минут молчали что ли?

Она устало вдыхает, закатывая глаза и громче, чем хотелось, захлопывает дверь.

— Серьёзно? — Элизабет спрашивает тихо, обращаясь скорее даже не к Сэму, а кому-то наверху. Ну за что ей такой брат?

— Как продвигается? — вставая с небольшого промятого диванчика и разминая мышцы, очень заинтересованно спрашивает он. Лиз складывает руки на груди, вопросительно подняв брови.

— Ты в курсе о таком понятии, как врачебная тайна?

— Да брось, Бетти, — Сэм только отмахивается, чем раздражает ее.

— Сэм, нет, — жёстко чеканит она. Лицо брата удивленно вытягивается; он не привык видеть ее такой и слышать этот тон. — Даже если это Зимний Солдат, а ты мой брат, я не буду обсуждать с тобой дело своего пациента.

— Так, он твой пациент? — Сэм чуть не подпрыгивает на месте, очень живо интересуясь этим вопросом. Элизабет кажется, что он и правда искренне хочет помочь Баки прийти в норму. Ее радует, что хоть за кого-то он переживает, если не за неё.

— Да, он мой пациент.

Сэм пальцем цокает ей по носу и подмигивает, говорит, что знал — она поможет. Разумеется, он знал. Ведь Элизабет ещё никогда ни в чём не отказывала своему брату. За исключением, пожалуй, предложения пропустить пару стаканчиков пива в баре. Когда она говорит, что лучше поедет домой, он строит такую кислую мину, что Лиз кажется, его сейчас всего перекосит.

Она так устала. Дневная смена в больнице прошла спокойно за исключением последних двух часов, в которые к ним поступил новый слишком буйный пациент. Как же Элизабет рада, что главврач направил его к Лиссе. Второй Роберт для неё — это будет уже слишком, учитывая, что опыта с тяжелобольными у неё почти нет. Да и Баки Барнс спокойствия не прибавляет. Она взваливает на себя чёрт знает что.

Элизабет уезжает из мотеля в девять вечера, выжатая как лимон. Обещает Сэму обязательно сходить вместе в бар на её выходных, а сама думает о том, что он даже не знает, что она не пьёт. Он ничего не знает. И она тоже ничего не знает о нём. Господи, да Лиз о Стиве Роджерсе знает гораздо больше, чем о брате! Потому что в те два месяца её пряток она общалась с ним чаще, чем с Сэмом. Она даже не уверена, было ли ему дело, жива ли сестра вообще, пока она одна скрывалась на границе с Канадой, куда они со Стивом её запихнули.

И всё же, когда Элизабет смогла вернуться домой, именно Сэм приехал за ней и отвёз к семье. Она не понимает, что с этим человеком не так...