Здравствуй, будем знакомы или нет — мне не столь важно, но я типа жму тебе руку. Интернет-рукопожатие. Типа шлю такой смайлик. Или там рождаюсь в твоем воображении в качестве таинственного придурка-рассказчика с нарочито грубо-показушной манерой речи, который типа пытается привлечь твое внимание и расположить к себе напускной непосредственностью…

Короче.

Я просто хочу рассказать тебе о девочке Надин, которой не очень повезло в жизни с ее стремлениями и целями. Не то чтобы это какой-то очерк о целеустремленности, нет, и я даже плана не имею и не знаю, с чего начать.

Начну с настоящего, ибо Надин достаточно углубляется в прошлое, чтобы вспомнить важные факты.

Сейчас Надин моет руки. Моет. Моет и моет.

Черт возьми, уронила мыло.

Теперь придется мыть втрое дольше — ведь и мыло теперь не чистое вовсе…

Натирает.

Смывает.

Моет.

По кругу.

А руки, привычные к пытке чистоплотности и невроза, ноют. Они как бы говорят:

— Надин, хватит! Надин, прекрати! Надин, перестань!

И Надин все понимает, но тем не менее моет.

Надин очень часто моет руки — просто до посинения, намывая их, как хирург перед операцией, — и даже шелушение верхнего слоя кожи — если тот еще остался, если она не соскребла его к чертям, если мыло не разъело кожу вплоть до дермы — ничуть ее не останавливает.

Откуда это, она не знает, но читала, что это может быть от неуверенности в себе.

— Это бред, — говорит она, намывая средний палец. — Бред, присыпанный парочкой умных слов.

И тем не менее Надин реально ни черта не уверена в себе, и насчет этого у нее тысячи теорий.

Возможно, дело в том, что она имеет лишний вес. Или потому что прыщи заполонили жирную кожу лица, не оставив и живого места на чистейшей девичьей коже…

Или потому что отец, когда приходит домой, первым делом ебашит ее ключами — и выбирает ключ с самой острой бородкой, нарочно или нет, — и Надин тогда уже благодарна прыщам, что скрывают алые порезы.

Или потому что самое ласковое, что когда-либо девочкой Надин слышала от ныне покойной — как говорится, изувечь ее душу, Сатана! — матери, было нечто вроде:

— Да не рожала я тебя, дура! Высрала просто — и все, бля!

Или потому что…

Теорий, в общем-то, еще очень много, но Надин часто перебирает их в голове даже против своего желания. Заезженная пластинка, протоптанная дорожка, одна и та же траектория мыслей.

Она поднимает глаза на себя в зеркало и говорит:

— Пора.

Становится перед унитазом, упирая левую руку — всю в мыльной пене — на ободок, и правой рукой тянется ко рту. От запаха мыла ее реально начинает тошнить, но для рвоты этого недостаточно.

На заметку: блевать лучше всего стоя и предварительно запив трапезу нужным количеством воды. Если ты не уверен, то спроси у Надин — и она разжует тебе все по косточкам.

Легче всего выходит морковь, а вот с шоколадом и пиццей все обстоит менее приятным образом. И тем не менее это приятно, ибо становишься легче, а тело перестает требовать еды.

Нет, не подумайте: Надин очень любит еду.

И именно поэтому блюет после каждого приема пищи. Кроме, пожалуй, завтрака.

Надин ведь не дура: ведь знает, что завтрак полезен для здоровья.

Комковатые массы с легкостью проходят вверх по пищеводу и вываливаются бесформенной отвратительной субстанцией, напоминающей жидкий понос или кошачью рвоту. Привкус желудочного сока на пальцах, и все это бьет резким запахом в нос, и все перемешивается с ромашковым запахом мыла, и Надин трясет, и ее снова выворачивает, и из глаз текут слезы, желудок скручивает, и все ее тело как жгутом стянуло, и чем-то это сравнимо с удовольствием от стимуляции клитора…

Надин содрогается от спазмов и наконец нажимает на кнопку слива.

Стоп.

Серо-желтое месиво с жизнерадостным звуком смывается, и Надин снова моет руки. Моет. Моет и моет.

Мыло не роняет.

Смотрит на себя в зеркало, улыбается, как пьяный алкаш, и синяки под глазами и красное от удовольствия и прыщей лицо соответствуют этому образу.

Она говорит:

— Так лучше. Молодец.

И в этот момент она на секунду чувствует, что все будет хорошо, что она хотя бы держит себя под контролем…

Потом она слышит сквозь шум воды, как в замке входной двери провернулся ключ с очень знакомой острой бородкой.

Пожимает плечами, и в глазах пусто.

Вытрясла из себя все дерьмо, вырвала с корнем, смыла в унитаз. След от мыльных пальцев на крышке слива говорит сам за себя!