По больничным коридорам, погруженным в ночной полумрак, идут трое. Впереди высокий и откровенно худощавый молодой человек в очках с толстой черной оправой вертит головой по сторонам, в поисках номера нужной палаты. Двое других — профессор клиники в годах и только что прилетевший из другого города-государства специалист в области генетики и фармакологии, еще молодой, но ужасно уставший. Они оба на ходу что-то активно обсуждают. Шепотом. Врач показывает на панелях историю болезни и возмущается, что предпринимать что-либо уже поздно. Усталый человек рядом только кивает головой.       

Нужная палата находится в конце коридора, рядом с панорамным окном на верхний город. Юноша открывает дверь, пропуская старших вперед, а затем, зайдя в комнату, опускается на диванчик около входа, не мешая двум гениям склониться над поддерживающей жизнь капсулой. Профессор указывает на экраны, отражающие состояние пациента, находящегося на грани жизни и смерти, на кучу препаратов, которые теснятся на тумбочке рядом, и разводит руками. Второй просто смотрит на мертвенно бледное лицо альфы, который лежит внутри обмотанный трубками.       

— Я все понял, доктор, — неспешно начинает свалившийся как снег на голову генетик, не отрывая взгляда от лица пациента. 

— Интоксикация блокаторами привела к кровотечению. Кровотечение вы остановили. Пациент в крайне тяжелом состоянии. Я его вытащу.      

— Это невозможно! — вскрикивает от возмущения седой профессор. — Гормональный сбой не даст кроветворным органам работать нормально! Повторных кровотечений не избежать! Мистер Мортон, он потерял свою пару лет десять назад. Это и так большой срок. Я подобного еще не встречал.       

— Это моя специализация — восстанавливать баланс взбесившихся гормонов. Я как-нибудь справлюсь, — омега устало поправляет пальцами очки на переносице.      

 — Я не одобряю ваших методов! Ваши открытия не делают вам чести, потому что рушат всю систему! Блокаторы, усилители, подавители — они все только и делают, что нарушают естественное течение жизни. К тому же в Лайонеле ваши теории осудили на высочайшем уровне, и я не собираюсь рисковать своей головой из-за вашей придури!      

— Не поверите, но ваш пациент придерживался тех же взглядов, — Мортон снял очки, потер переносицу и вернул их на место. — Но когда его омеги не стало, он был согласен на любые препараты, лишь бы остаться живым и иметь возможность воспитывать сына.  

Глава клиники промолчал. Он смотрел в упор на свалившегося как снег на голову известного дурной славой генетика. Мортону было все равно. Подобные взгляды его персона встречала чуть ли не со школьной скамьи, вот только он сейчас — мировой гений, а где они — все те, кто осуждал его годами?       

— И все же, вы не имеете права вносить свои коррективы в дела нашей больницы. Спасибо за консультацию, но прошу пройти на выход.      

— Как невежливо, — омега усмехнулся и теперь сверлил взглядом главного врача. — Я предлагаю вам выход из безвыходной ситуации абсолютно задаром. И вы отказываетесь. Типичное поведение альфы, — Мортон фыркнул. — Я знаю кто мой клиент. Я знаю наизусть все их жизни. Клан Хартманнов будет носить вас на руках, если Раймонд выздоровеет — а я вам это гарантирую — но вы, почему-то, в упор не хотите видеть положительные стороны. Может быть, вы желаете ему смерти? Может у вас с ним личные счеты? Может поэтому вы решились на операцию, вместо использования массы современных гомеостатических средств? Думаю, ни Сисилия Хартманн, ни Роберт Хартманн-старший не обрадуются методикам, которые вы испытываете на их несчастном брате.       

Профессор молчал. Его лицо пошло красными пятнами. Он был взбешен, он был в гневе, но ничего не мог противопоставить до ужаса информированному оппоненту. Омеге раньше льстило, что он может затыкать альф парой предложений, теперь это превратилось в повседневность.       

— Я расцениваю ваше молчание, как согласие. К тому же, в случае успешного исхода, можете стребовать с родственников материальное вознаграждение. Только не упоминайте нигде моего имени. Все же, как вы правильно заметили, здесь мои открытия не жалуют. А зная специфику клана, вас посадят за нарушение должностных полномочий.       

— Вот прямо сейчас, в моей больнице, вы поставили меня перед фактом? Как ребенка? Обставили в своей игре со всех сторон? — профессор округлил глаза.       

— Именно. У вас нет выбора. Как и у меня.       

— Но почему?!       

На лице старого альфы за секунды сменялись эмоции от гнева до изумления, от непонимания до осознания, от брезгливости до ощущения собственного превосходства.       

— То, что случилось с Раймондом Хартманном-младшим, отчасти моя вина. Нужно было чаще проводить обследования, и корректировать дозировки. К тому же этот случай — уникальный в моей практике. А это еще одна научная работа и прорыв в химии и фармакологии, — Мортон попытался улыбнуться — не вышло. Он слишком устал, перелеты, досмотры — это всегда его выматывало. К тому же в последние пару недель подводил желудок, поэтому он почти ничего не ел.       

— Делайте, что сочтете нужным, но вся ответственность на вас. И родственников я тоже предупрежу, — сдался профессор все еще не до конца понимая, как сам умудрился попасться в ловушку какого-то вшивого омеги.       

— Да, конечно. Только пусть не приезжают. Разговаривать я с ними не буду, а пациенту нужен полный покой какое-то время. И у меня к вам полупросьба.       

— А почему полу?       

— Потому что, если вы откажитесь, я все равно сделаю по-своему.       

Доктор фыркнул.       

— Я уже не удивляюсь тому, что вы ставите мне условия. Говорите, что у вас и приступайте к делу. Спорить с вами, я вижу, бессмысленно.       

— Правильно, — Мортон бросил быстрый взгляд на, теперь уже своего, пациента. — Мне нужен полный покой: никаких медбратьев, врачей, консилиумов, и проверок. Ваших, в том числе. Об изменениях в состоянии здоровья пациента вам будет докладывать мой ассистент. Физраствор в количестве. И пока все. Если что-то понадобится дополнительно, то он, — омега указал на молодого человека в очках, — вас найдет, и вы ему это предоставите.       

— Самонадеянно.       

— Иначе я бы ничего не добился в этой жизни.       

— То, чего вы добились, не заслуживает гордости.       

На этом моменте самоутверждения профессор развернулся и вышел. За панорамными окнами появились первые проблески на небосводе. Ночь отступала.       

Мистер Мортон быстро перебрал все флакончики и пузырьки на тумбе, убирая ненужные в шкафчик, пощелкал приборами, выставляя необходимые ему показатели, пустил по вене раствор, завел таймер, чтобы не пропустить время для введения лекарства, и, проделав работу, сел на придвинутый ассистентом стул.       

— Ну что, будем выздоравливать, Рей?