Перед глазами был полумрак, окрашенный противными сине-зелеными разводами. Эти цветные то ли пятна, то ли линии переплетались, смещались и как бы Раймонд не старался, избавиться от них не получалось. Мозг как-то слишком медленно работал, и каждая мысль застревала на середине, вязла в патоке пустоты и оглушающей тишины. Тело было тяжелым и словно чужим, альфа чувствовал свои руки, ноги, но не мог поднять их или хотя бы пошевелить пальцем. Повернуть голову оказалось совсем не легким действием, но противная муть, которая словно напоминала о грани между жизнью и смертью, никуда не делась. Тогда мужчина зажмурился и слишком резко дернулся в противоположную сторону. Глаза открывать не хотелось, в темноте было привычно и понятно, пусто и легко, но просыпавшееся тело начало подавать обратные сигналы. Грудную клетку словно раздувало воздухом изнутри в четком навязанном неприятном темпе, руки в запястьях болели, а сбоку на шее что-то мешалось.       

Легкая паника, возникшая в просыпающемся мозге, заставила вынырнуть из темноты и вновь осмотреть окружающее. На это раз попытка оказалась удачной: рядом, устроившись головой на тумбочке, спал человек в медицинском халате. Черные волосы были собраны в хвост, спина медленно двигалась в такт дыханию. «Помогите», — хотел произнести Раймонд, но наткнулся языком на какой-то предмет у себя во рту. «Что со мной?!», — кричал мозг, мышцы рта пытались вытолкнуть непонятую вещь и произнести такую простую фразу, но безуспешно. Откуда-то взялись слюни, которые было не сглотнуть. Паника охватила альфу, пытающегося выбраться из своего плена, он дергал руками и ногами, которые были перемотаны тонкими проводами, пытаясь вылезти из прозрачного короба, в котором он находился, но на деле едва ли смог согнуть пальцы. Раздался жуткий писк, заполняющий все пространство.       

Мортон вскочил, одной рукой пытаясь нашарить на тумбочке, среди кучи флаконов свои очки, другой — нащупать кнопку открытия капсулы. Обретя четкое зрение и мельком проверив показатели на мониторах, он склонился над пациентом и вжал его плечи в кровать.       

— Не двигайся, — угрожающе прошипел доктор.       

Пациент вновь попытался что-то сказать — слова превращались в нечленораздельные звуки.       

— Раймонд Хартманн, успокойтесь. Вы меня слышите? Если да, то моргните, — альфа выполняет необходимое. — Вот и хорошо. Вы в больнице. Я ваш лечащий врач. С вами все хорошо. Вы меня поняли?       

Дождавшись очередного движения глаз, гений в области генетики отодвинулся, чуть ослабляя хватку. Он вернул свой взгляд к мониторам, теперь пробегая каждый показатель и беззвучно проговаривая их все. Альфа зацепился за эти едва заметные движения губ, единственные знакомые в данной ситуации. Воспоминания, вытащенные едва работающим мозгом из глубин, приносят боль. Догадка ослепляет.       

— Прекрати давиться этой трубкой, — почти рычит врач, возвращаясь от цифр к подопечному, когда вновь раздаются непонятные мычания.       

— Хочешь, чтобы я ее вынул? — условное моргание. — Руку мою сожми.       

Тонкие и прохладные пальцы ложатся в широкую и расслабленную ладонь альфы. Тот отвечает, сжимая, как и просили, прикладывая все имеющиеся силы к такому простому действу. Движение пугающе слабое, но вполне соответствует показанием для отключения от аппарата искусственной вентиляции легких.       

— Хорошо. Будет неприятно. И еще одно условие: не двигайся.       

Мортон стучит ящиками, выуживая из них перчатки, салфетки и какой-то овальный лоток. Вся процедура занимает буквально пару секунд, но Раймонду кажется, что он только что побывал в аду: горло сжимают спазмы кашля, не давая сделать полноценного вдоха, грудную клетку почему-то жжет, слезы, выступившие на глазах, лишают одного из чувств осознания себя в пространстве. Паника перерастает в страх, и только голос, звоном отдающийся внутри, будто пустой, черепной коробки, не дает отключиться: «Дыши, идиот! Раймонд! Хартманн! Рей!». Рей… Вдох. Выдох.       

— Том, — хрипит альфа и вновь задыхается приступом кашля.       

— Молчи, — тон, не подразумевающий пререканий.       

Подушечки пальцев убирают скатившиеся слезы. От этого прикосновения так приятно, что хочется закрыть глаза, проваливаясь в какое-то иррациональное удовольствие, но этого сделать не позволяют. Пальцы железной хваткой тут же сковывают подбородок и поворачивают голову.       

— Смотри на меня, — почти змеиное шипение, не подчиниться невозможно. — Только попробуй отключиться.       

И альфе ничего не осталось кроме как молча наблюдать за копошением своей пары. Бывшей пары. Слишком много вопросов, ответов на которые от этого человека можно и не дождаться. С Тома станется бросить что-то в духе «так было нужно». И ведь не поспоришь, потому что принятие «правды» пришло слишком поздно. Иллюзия того, что «выбор есть всегда», развеялась как дым в один из вечеров под обжигающие горло струйки дорогущего виски. У них не должно было быть выбора. Сколько же боли они причинили друг другу…       

— Том… Воды, — голос хрипит, во рту невыносимая сухость.       

— Нельзя.       

Раймонд почти уверен, что его лицо выражает крайнюю муку. Болит почему-то все, о чем только можно подумать, шевелиться нельзя, пить нельзя, говорить видимо тоже. Но вместо любимой — этот факт вдруг так легко признать — омеги сейчас просто доктор, не имеющий половой, а уж тем более личностной принадлежности, ему не до чувств пациента, лишь бы цифры над головой соответствовали каким-то там критериям. Том даже не смотрит на альфу, он ковыряется в датчиках, шуршит чем-то сбоку, щелкает по мониторам, зевает, и просто скрывается из обозримой области, продолжая греметь уже где-то там. Смотреть больше не на кого и Рей прикрывает глаза, формулируя в немного расплывающемся сознании вопросы, ответы на которые хочет получить незамедлительно и обязательно.       

На удивление Том возвращается быстро, в руках у него две чашки и ложка. Он садится туда, где какое-то время назад спал, ставит одну из емкостей на стол, из второй зачерпывает ложкой жидкость и подносит к губам Рея. Первая порция не достает даже до горла, альфа старательно разгоняет несчастные капли по щекам, деснам, языку, губам. Пять ложек это ничтожно мало, но спорить нет желания, по крайней мере, пока.       

— Ответь мне на один вопрос, — Том широко зевает, откидываясь на спинку стула. — Какая тварь посоветовала тебе слопать две упаковки таблеток за неделю?       

Раймонд с трудом соображает, о чем речь. Выброшенный в кровь адреналин уже не действует. Держать глаза открытыми тяжело, шевелить языком не хочется вовсе, какая-то апатия резко накатывает, и он отвечает максимально коротко.       

— Гон.       

Веки все-таки смыкаются, но проваливаясь в темноту, он слышит много «хорошего» о себе и своих умственных способностях.