Брат её был мастер-заклинатель ветров. Он умел видеть их так, как она слышала слабые шепотки сердца Ирнхарта. Он говорил ей, что у них, у ветров, тела гибкие и острые, а взгляд — цепкий и холодный. "Если бы ветра имели голос", — сказал ей как-то брат, — "то этот голос был бы один, общий, звучал бы как нескладная, неумелая игра на флейте. А самой фальшивой нотой была бы злость".

   Так говорил её брат. А она вглядывалась в него и видела всё то острое, холодное и злое, что он приписывал своим ветрам.

   Может брат её сам раньше был ветром? Или станет им когда-то?

   Часто он срывался с места и исчезал мгновенно, не оставляя даже тени следа. И тень его тоже не оставляла по себе никаких следов. Потом говорил отрывисто, рвано, сбивчиво. Так говорила она сама, когда пыталась подобрать правильные слова, те слова, которые могли бы хоть частично, но передать суть шепотков сердца Ирнхарта. Но она того сделать не могла и не умела. И брат её — такой же точно.

   Когда он внезапно исчез, то сама она вспомнила, как на несколько лет рассыпалась снегом от гор и до гор, но потом случайно вспомнила кем она была. Потому знала — и он вспомнит. Вернётся. Всегда же возвращался.

   Когда брат её умер, она не оплакивала его долго, потому что ветер обрёл его голос.