По толстому слою льда, сковавшего Воронью Высоту, шипел зимний ветер. Слабый, едва выпавший снег подхватывался им и стелился по земле, закручиваясь небольшими белыми вихрями. Эти колючие потоки воздуха омывали старые руины, свистели в широких от времени трещинах, гуляли в полуразрушившихся коридорах. Напевая свою холодную, чуждую песню, они постепенно заметали две маленькие одинокие фигурки, невесть что забывшие в таком месте.

— Торин, не смей закрывать глаза! — упрямо твердил Бильбо, зажимая рану на груди друга и усиленно борясь с приступами тошноты от вида сочащейся сквозь пальцы крови. — Видишь, орлы прилетели! Смотри — орлы…

Торин с трудом боролся с подступающим небытием. Часто и рвано дыша, он держался за верную руку хоббита, словно она являлась тем последним, что пока еще удерживало его в этом мире. Говорить он больше не мог: в конце концов, он успел попросить прощения, и этого было более чем достаточно… Вдруг со стороны руин постепенно начали долетать голоса. Сперва тихие, но с каждой секундой звучавшие все различимее, так что можно было даже признать их обладателей. Вот старческий и немного кряхтящий — это Оин, молодой и немного наивный — Ори, жизнерадостный, несмотря на ситуацию, и самую малость залихватский — голос Бофура. Похоже, все выжившие из маленького отряда гномы спешили сюда, на помощь своему королю.

— Стойте, он, кажется, еще дышит! — раздался откуда-то издалека еле слышимый бас Двалина.

В приближающейся группе началось смятение, мельтешение. Уже обрадовавшись неожиданной помощи, Бильбо тут же испугался, что та повернет назад и бросит его здесь с умирающим Торином на руках.

— Эй! Эй! Сюда! — мистер Бэггинс вовсю замахал рукой, словно сквозь эту белую пелену, да еще и на таком расстоянии, его могли различить. — Сюда! Торин еще жив! Он умирает!.. Кто-нибудь!..

Вскоре к двум замерзшим фигурам подбежал запыхавшийся Бофур. С ужасом оглядев раненого короля, он попытался что-то сказать, но тут его оттолкнул протиснувшийся Оин. Старый гном тут же упал на колени рядом с почти безжизненным телом.

— Рана серьезная… — стал он бубнить себе под нос. — Здесь я ему ничем помочь не могу. Мне нужны инструменты, травы…

— В бывшем лагере эльфов должно быть что-нибудь подходящее, — замотал головой Бильбо, будто пытаясь отсюда высмотреть яркий оранжевый шатер самого Трандуила. — Быть может, если нам удастся перенести его туда…

— Перенести… да… — тревожно наблюдавший за всем этим Бофур похлопал себя по карманам, точно собираясь извлечь прямо оттуда носилки, а потом начал судорожно оглядываться на подошедших товарищей. — Щит! Нам нужен щит!

— Щит? — рыжебородый Глоин потянулся к большой пластине метала у себя за спиной. Сняв ромбовидной формы щит, он протянул его товарищам: — Этот подойдет?

— Кладите его, парни, — тут же скомандовал Оин, прикладывая верную слуховую трубку к уху, после чего помог аккуратно перенести раненого Дубощита на импровизированные носилки.

С поля боя воина уносили «на щите», но надежда все еще оставалась.

— А что там кричал Двалин? Там кого-то нашли живого? — Бильбо все пытался придержать край «ложа» Торина, но гномы, неся своего короля, столпились так, что бедному хоббиту не удавалось даже протиснуться поближе.

— Да! — неоправданно громко воскликнул Бофур. — Фили, кажется, еще жив!

— Фили?.. Но ведь его же…

— Будем надеяться на лучшее, мистер Бэггинс, — прокряхтел Оин, и вся компания с удвоенной силой поспешила покинуть эту одинокую холодную высоту.

Соленые дорожки на щеках уже давно замерзли, но Тауриэль этого не замечала. Счет времени для нее был потерян, и теперь она просто сидела на ледяных камнях, сжимая окоченевшими руками мужскую ладонь, все еще обтянутую грубой кожаной перчаткой. Под второй она уже оставила прощальный подарок — рунный камень, что стал горьким символом несдержанного обещания. Его последнего обещания.

Раскрыв опухшие глаза, она снова вгляделась в милые черты: вот непослушные черные пряди, которые бесстрастно треплет ветер, вот редчайшая для эльфов, но такая забавная, неопрятная щетина, лицо, хранящее отпечаток непокорности и горя одновременно. Та единственная слеза, что скатилась по щеке храброго воина, уже давно высохла, но ведь Тауриэль ее помнила. В ней самой слез уже больше не осталось, но и их будет мало, чтобы возместить ту единственную.

Взгляд скользнул чуть в сторону и, словно прикованный, остановился на небольшом тонком кинжале — последнем подарке ее бывшего владыки. Еле пробивающееся солнце величественно блестело на кромке лезвия, будто преклоняясь перед статью и могуществом его хозяина. Тауриэль до сих пор, казалось, слышала холодный звон, с каким кинжал упал на каменный пол.

«Прошу Вас, избавьте меня от нее… Пожалуйста…» — такова была просьба дочери леса, и Трандуил не смог отказать. Однако и выполнить ее также было не в его власти: окончательно потерять единственного сына навсегда — на это он не мог пойти. Вытащив из-за пояса маленький короткий клинок, Трандуил бросил его ей, подарив то самое лекарство, о котором молила Тауриэль.

Шелест его мантии давно растворился в шипении зимнего ветра, но девушка все так же зачарованно смотрела на блестевшее оружие, до сих пор не решаясь воспользоваться им. Вместо этого она все крепче прижимала к груди остывающую руку юного гнома. Отпускать не хотелось, потому что, сделай она это, и вся жестокая правда вновь обрушится непереносимой тяжестью потери. Потери любимого.

Вдруг откуда-то из коридоров донеслись короткие шаги. Так мог ступать явно не бессмертный и не человек — так ходят только гномы. Через несколько секунд из разрушенного проема вышли Балин и Нори. Они тревожно озирались и, похоже, кого-то искали. Увидев тело Кили и сидящую рядом рыжую эльфийку, оба удивились, но потом быстро подбежали к товарищу. Балин опустился на одно колено, протянул было руку к лицу Кили, но одернул, печально взглянув на Тауриэль.

— Я хочу его похоронить… — хриплым голосом проговорила она, еще сильнее прижимая к груди руку в перчатке.

— Кто ты? — медленно протянул старый гном.

— Это не важно… Я просто хочу отдать его земле… как это полагается…

— Кили принадлежит нашему народу, — Балин грустно покачал головой, оглядываясь на притихшего позади Нори, — и мы сами предадим его земле. Его и всех наших павших братьев.

— Прошу вас… — новые горькие слезы побежали по щекам, пока Тауриэль пыталась вымолить хотя бы такую милость. — Я…

— Так нельзя, прости… Нори, помоги мне унести его отсюда.

Оба гнома приблизились вплотную к телу Кили. Тауриэль дернулась было вперед, словно желая удержать его, не отпускать, но настойчивость его сородичей сделала свое дело. Девушка с трудом расцепила пальцы, почти что ломая их, выпуская кожу перчатки. Все еще не веря, что ее любимого забирают у нее, она поднялась на ноги, словно в забытье неловко пятясь назад.

— Ну же, давай — перехвати его под спину…

Давясь комом подступающих рыданий и хватаясь за ледяные камни, чтобы не упасть на подгибающихся ногах, Тауриэль медленно вышла в пустынный коридор. За спиной все еще звучали негромкие голоса двух гномов, но вскоре и их заглушил неживой свист сквозняков. Куда она шла — дочь леса уже не ведала. Ведомая лишь мукой утраты, она жаждала забыться. Скоро, через каких-то пару лет, ее сердце станет таким же пустым и холодным, как и замерзшие развалины вокруг, но сейчас же оно еще пылало, разрываясь на части и содрогаясь от боли. Вперед, только бы уйти, лишь бы забыть…

А где-то позади, неслышимое для ее острых ушей, по небольшой площадке прокатилось несмелое: «Постой… Сердце, кажется, еще бьется…».