Шаг, еще один, снова шаг. Размеренный и четкий ритм. Пустой и немой.
Ноги медленно несли Тауриэль прочь, оставляя роковую Высоту все дальше. Чем больше шагов пройдено, тем сильнее видны следы затухающей битвы. Развалины Дейла, трупы убитых, кровь и снег — страшная картина и какая-то опустошающая. Ради чего шли погибать все эти люди, эльфы, гномы? Ради золота? Но взять его с собой в могилу они уже не смогут. Так зачем?
Маленькие снежинки неспешно падали вниз, шурша на земле и слегка поскрипывая тонким слоем белой насыпи. Белое небо, белый снег и белое будущее — зыбкое и бесплотное.
Тауриэль шла, не разбирая дороги, не имея цели. Каждый следующий шаг делался инстинктивно, казалось, лишь для того, чтобы не упасть. Тело еще жило, а вот душа… молчала. В какой-то момент колени наконец подогнулись, и эльфийка просела на землю. Уперлась замерзшими ладонями в похрустывающий снег, почувствовала, как глаза вновь защипало от подступивших слез. Бессмысленно, все бессмысленно. И эта битва, и эти смерти, и эта жизнь, и эти слезы. Бессмысленные женские слезы, призванные лишь оплакивать потерянное. Какое жалкое предназначение…
Вокруг то там, то здесь проходили люди, разыскивая своих близких, проносили раненых, кто-то еще бежал с оружием наперевес, другие плакали. Все они, словно тени, появлялись безмолвные и исчезали. А быть может, они и говорили что-то, да только девушка все равно не слышала ни звука: лишь шуршание падающего снега да тихий свист ветра.
— Эй! Эльфийка! — до затуманенного сознания долетел едва уловимый и смутно знакомый голос. Медленно повернув голову, Тауриэль увидела идущего к ней Гендальфа.
Волшебник тяжело опирался на свой посох и заметно прихрамывал, но неизменная остроконечная шляпа придавала ему уверенный и такой жизнеутверждающий вид, что создавалось ложное впечатление, будто старец забрел сюда по ошибке. Словно не вокруг него лежали десятки трупов, точно не по улице города-призрака он сейчас шел. Фокусы и старые книги — вот его вотчина, а не смерти и войны.
— Ты ведь была с Леголасом. Что там произошло на Вороньей Высоте? Кто-нибудь выжил? — Гендальф пытливо воззрился на сидевшую на земле эльфийку, нутром чуя неладное.
Тауриэль не ответила. Словно огненными буквами тавро, на сердце выжглись страшные два слова. Бессмысленно… Все бессмысленно… Медленно заставив себя встать, она двинулась прочь, провожаемая долгим, хмурым взглядом старика. Теперь она почти знала, что следует делать.
Своего лука она лишилась, неумело пытаясь защитить того, кто был ей дорог; колчан же давно пустовал. Проходя мимо павших своих братьев, бывший командир слегка нагнулась к одному из них — совсем еще мальчишка. И ради чего?.. Из плотно зажатых пальцев вытащила длинный тугой лук. Не столь хорош, как ее собственный, но в последний путь и такой сгодится. Бесстрастным движением она отвела рассыпавшиеся, запачканные кровью светлые пряди и извлекла из-под них несколько стрел, все еще покоившихся в полупустом колчане. Хозяину уж больше ими не воспользоваться. Еще несколько поворотов — и Тауриэль вышла на плато перед величественным Эребором. Бой еще кипел, орки продолжали отбиваться. Что ж, вот и оно. А теперь — убивать до тех пор, пока ее собственную жизнь не отнимет шальная стрела или точный удар меча.
Но ни стреле, ни мечу в этот день не было суждено даже коснуться дочери Эру. Слабые очаги сражения уходили все дальше к каменной гряде, битва настойчиво утихала, и надежда пасть таяла вместе с нею. Враг был побежден.
В какой-то момент Тауриэль поняла, что осталась совсем одна. Длинные тонкие руки безвольно повисли вдоль тела. Волнение и жажда смерти постепенно утихли, и на их смену пришла новая волна боли. Несдерживаемые слезы горячими струйками полились из глаз, отчаянно срываясь вниз, в пустоту. Ей снова не удалось…
«О, Эру… Почему ты наделил своих детей даром жить вечно, но забыл лишить их возможности влюбляться в смертных?.. Какой жестокий подарок…» — но вечное небо молчало, а далекие звезды под пеленой дня предательски скупились на свой свет, небрежно забыв об одной из душ, страждущей их милости.
Сзади прошуршали тихие шаги, и Тауриэль медленно обернулась. Эти до боли знакомые холодные глаза больше не глядели так надменно, как раньше. Всегда величественный в своей власти повелитель Трандуил, казалось, в этом сражении потерял самого себя. У той, что всю жизнь служила ему верой и правдой, не могло не сжаться сердце от одного осознания такой страшной правды. Так и было бы, будь это самое сердце не разорвано на части, не сожжено дотла и не вырвано из груди.
— Куда ты теперь пойдешь? — в голосе правителя Лихолесья не было и тени злобы, только безграничная скорбь.
— Мне все равно. Здесь мне больше нет места, — Тауриэль опустила голову, заставляя себя поверить и принять собственные слова. — Во мне нет больше надобности.
— Отправляйся в Валинор.
— В Бессмертные Земли? — на мгновение в зеленых глазах мелькнуло что-то живое, но тут же потухло, заживо похороненное в их глубине.
— Да, — Трандуил отвел взгляд, не желая обнажать нечто потаенное, но сейчас тяжело разбуженное в нем. Далекие воспоминания, старая и, казалось, давно забытая боль. Они были еще живы в нем, и мужчина как никто другой понимал, что лекарства от таких чувств нет. Они всегда будут давить крестом, и он знал тяжесть этой ноши. — Там ты сможешь обрести покой, который так ищешь.
Тауриэль хотела еще что-то сказать, но передумала. Раскрыть все то, что так нещадно гложет душу — бессмысленно. Никому не нужно. И так больно… Попросить прощения? Бессмысленно. Проститься? Бессмысленно. И лишь, может быть, тихо прошептать: «Спасибо…»?
Отточенным, но безжизненным движением Тауриэль положила лук на плечо, развернулась и медленно зашагала прочь.
— Но знай, — до слуха долетели последние, прощальные слова бывшего владыки, — что обычно оттуда не возвращаются.
— Мне нужен нож. И горячая вода, — Оин тревожно склонялся к лежавшему Торину, пытаясь вырвать из лап смерти своего короля, если это вообще было возможно.
В поисках подмоги или хотя бы подручных средств гномы перенесли своих тяжело раненых друзей в бывший лагерь эльфов, но это не намного упростило задачу: кое-какие полезные вещи там остались, но без посторонней помощи спасти сразу троих мужчин было практически невозможно. Старый врачеватель разрывался между ними, хотя и понимал, что в первую очередь должен сохранить жизнь короля. Ужасный и жестокий выбор.
— Где в заброшенном городе отыскать горячую воду?! — не на шутку перепугавшийся Бильбо метался между ранеными товарищами, отчаянно желая помочь и не зная, что именно делать.
— Надо у Барда попросить! Наверняка у людей осталось хоть что-то, — Бофур бросился прочь, на бегу придерживая неизменную ушанку и усиленно высматривая что угодно, что могло бы сгодиться. Как назло, все люди покинули эту область Дейла, перебравшись поглубже в город, опасаясь еще вражеских нападений. Воды не было, как и не было помощи.
— Он бредит, — Бильбо приблизил ухо к едва шевелящимся губам Торина. — Надо что-то делать!
Оин протянул руку ко лбу раненого, чувствуя горячий пот, тут же смочивший ладонь.
— У него жар.
— Что здесь происходит?! — над маленькой улочкой разнесся грозный глас Гендальфа, заставивший всех гномов тут же обернуться.
Увидев три тела, лежавших почти рядом, Гендальф, тяжело хромая и стуча посохом, поспешил убедиться в самом страшном собственными глазами. С грубым «Отойди» он отстранил вставшего на пути Глоина и опустился на одно колено, внимательно вглядываясь в лицо Торина. Бледное и как будто осунувшееся, оно кое-где налилось румянцем, а на лбу выступили маленькие капельки пота. Жар усиливался, кровотечение не останавливалось до конца, и вкупе с промедлением это грозило окончиться непоправимым.
— Я здесь справлюсь. Что с остальными? — волшебник бросил гневный взгляд на столпившихся гномов.
— Фили без сознания. Его кости сломаны, но рана на спине не задела важные органы, — захлебываясь волнением, Бильбо быстро оттараторил диагноз и с надеждой воззрился на Гендальфа.
— Он парень крепкий — выживет. А с Кили что?
— Кажется, он едва дышит… — Ори, которого приставили смотреть за младшим товарищем, тревожно повернул голову и испуганными глазами уставился на друзей. — Да и пульса нет…
— Пульс есть, — подошедший Оин быстро коснулся запястья Кили, — но очень слабый. Если ему не помочь, мы его потеряем. Как и двух других. Без помощи я не справлюсь.
— Оин, скажи, что делать, и я… — Бильбо вновь подбежал к старому лекарю, намереваясь во что бы то ни стало спасти своих друзей, но договорить ему не дали. Медленно ступая по снегу, к компании гномов приближался сам владыка лесных эльфов в окружении нескольких своих воинов.
— Что здесь происходит? На моей территории, — Трандуил обвел напряженным взглядом собравшихся, задержав его на волшебнике.
— Траундуил, — Гендальф тяжело поднялся, опираясь на верный посох, — нам нужна твоя помощь и помощь твоего народа. Без вашей медицины эти гномы умрут. Они и так уже на грани смерти, так что действовать нужно быстро.
Эльф пристально посмотрел в лицо старика. Неужели тот не понимает, что именно из-за этих алчных жителей гор он потерял в этой войне сотни своих вассалов? Лишился сына… Величия… Из-за этой треклятой битвы его праведная вера в себя и свою правоту пошатнулась. Пошла трещинами и рухнула, обрушившись к ногам ворохом жженого пепла. Короли такое не прощают.
— Ты думаешь, я стану вам помогать? — тут его взор скользнул дальше и остановился на теле молодого темноволосого юноши. Не узнать этого гнома было невозможно. Трандуил не испытывал к нему ни ненависти за то, что тот невольно вставил клин между отцом и сыном, ни сострадания к его судьбе. Лишь печаль и сожаление. Ведь когда-то он и сам так же смотрел на тело погибшей возлюбленной, как еще недавно Тауриэль глядела на этого юнца. Ни злости, ни гнева. Лишь многовековая скорбь.
— Если ты этого не сделаешь, эти трое умрут! — Гендальф порывисто обвел рукой лежавшие фигуры.
«Умрут? Значит…» — чуть было не слетело с губ эльфа, когда откуда ни возьмись выбежал Бофур, размахивая чаном, от которого шел слабоватый белый пар.
— Я нашел воду! — в который раз выкрикнул гном, но, увидев, кто к ним пожаловал, тут же стих.
Окинув взором новоявленного гостя, а потом еще раз неподвижно лежавшего Кили, Трандуил коротко махнул рукой:
— Помогите им, — затем развернулся и зашагал прочь, не сомневаясь в своих подчиненных и точно зная, что его приказ будет незамедлительно исполнен.