— И все же ты можешь объяснить, почему не взял меня с собой в этот раз? — недели спустя спрашивал мистер Бэггинс, идя рядом с Гендальфом по коридорам Эребора.

— Дорогой мой Бильбо…

Их разговор прервали громкие голоса прошедших мимо гномов.

— Когда я увидел еще одного дракона, я чуть умом не тронулся! Представляете? Бороду мне в клочья, но зрелище не для слабонервных! — взмахивая руками, восклицал Бофур. — А потом еще это яйцо… Подумал, там не один ящер!

— Драконам, вообще-то, для размножения не нужен партнер, — задумчиво ответил Ори, воскресив в памяти старые знания.

— Ну да, но я-то об этом не знал!

Проводив взглядом эмоциональную компанию, Гендальф снова повернулся к своему спутнику.

— Дорогой мой Бильбо, в этот раз ты был нужен здесь, у Торина. Мало ли что придет в голову нашему вспыльчивому королю. Да и потом, были у меня опасения…

— Да, но ты мне так и не рассказал в подробностях, что же произошло в Серых горах. И откуда правитель Синих гор узнал о Кольце Власти?

— Думаю, что он не знал наверняка. Усыпальница Железноруков была открыта, а это значит, что там уже кто-то побывал, однако кольцо не тронул. Не нашел, скорее всего, или не знал, что искать. Видимо, этот кто-то рассказал о том, что видел, сведения дошли до Груина, и тот решил попытать счастья.

— Ну хорошо, — хоббит покрутил в воздухе указательным пальцем, как будто этим нехитрым жестом ускорял мыслительный процесс. — Но что случилось там, внутри? Ты говоришь, что второе Кольцо Власти уничтожено, теперь уже навсегда.

— Да, к сожалению, это так, — волшебник удрученно покачал головой, но посыпать ее пеплом было уже поздно: утраченного не вернешь, и теперь можно лишь попытаться сохранить имеющееся. — Ныне кольца утрачены безвозвратно. С этого момента Кили — владелец единственного и последнего из семи.

— И ты не боишься за него? Ведь это же…

— Я почти уверен, что не стоит опасаться за нашего молодого товарища.

— Не стоит?

Друзья вышли к главным воротам Одинокой горы. На улице вовсю падал пушистый снег, стремясь сделать землю не отличимой от молочного неба. Утопически-сказочная картина: лишь чистота и спокойствие, и наивно кажется, что так будет всегда. Чудится, что эта красивая зима заметет все тревоги, все невзгоды, все зло, что, к несчастью, никогда не покинет этот бренный мир. Но сейчас можно было и не думать об этом. Сама природа как бы говорила: «Оставь тяжелые думы, успокойся. Еще не время». И ведь действительно, еще настанет ненастье, придет боль, одолеет страх, но не сейчас. Не теперь. Еще рано для всего этого, еще не время.

— Видишь ли, — Гендальф задумчиво вгляделся куда-то за горизонт, туда, на юг. — Я не опасаюсь за младшего племянника Торина, потому что он смог совладать с кольцом. Кили — гном со всеми вытекающими последствиями, и его сердце тоже подвержено слабостям и желаниям, и там, в горах, был момент, когда кольцо стремилось склонить его на темную сторону, но, в отличие от остальных хранителей семи Колец, его душа подвержена не жажде золота. В ней кипит другая страсть — любовь. Это тоже очень опасное чувство, но все же иной природы. Именно оно и помогло ему одолеть проклятье Саурона, выбрать верное решение, и кольцо стало служить ему именно так, как много веков назад и задумывалось его создателем — Келебримбором: защищать то, что дорого его хозяину. Вместо того, чтобы поддаться жажде власти, наш гном сохранил чужую жизнь — и это стало залогом успеха!

— Но подожди, Гендальф! — подал голос Бильбо. — Ты говоришь «любовь», а сам ведь настороженно относился к отношениям Кили с этой девушкой-эльфийкой. Я видел, как ты хмуро смотрел на нее, когда она впервые появилась в Эреборе!

— Ты прав, мой маленький друг… и не прав одновременно. Любовь между эльфом и гномом не может спокойно быть принята в Средиземье, несмотря на то, что все мы пытаемся показать, что открыты для дружбы и межрасовых взаимоотношений. Однако… Я опасался, что такие чувства могут пошатнуть некоторые сложившиеся устои, однако сейчас предполагаю, что этому закостенелому миру такая встряска может быть весьма полезной. Она ведь стала полезной и даже в какой-то степени одолела проклятье Саурона. Быть может, это новое — как раз то, чего нам всем не хватает?

Хоббит пожал плечами. Мысли понеслись дальше, опережая взгляд, добираясь до далеких уголков этих земель и даже вторгаясь и тревожа непреодолимые покровы будущего. Прав ли волшебник, или нет — вопрос слишком сложный и потому едва способный быть разрешенным, но вот более насущные дела действительно требовали уточнения и прояснения.

— А что теперь будет с Кили и этой эльфийкой?

— Думаю, они покинут Эребор. Не волнуйся, мой друг: забирая в одном, судьба всегда одаривает в другом.

— Покинут? — Бильбо насторожился, тут же предчувствуя реакцию Торина. — А что же Торин? И как можно отпустить Кили, когда он носитель последней из семи реликвий гномов? Разве он не будет тогда обречен? Орки ведь найдут его и убьют!

— Ну, для начала, я почти уверен, что орки, знавшие о том, кому принадлежит кольцо, пали в подземельях Эред Митрин. Не думаю, что гоблины, раскрывшие им этот секрет — а я уверен, что это именно они, — будут многократно извещать своих «друзей». Они ведь полагают, что их роль уже давно сыграна. В конце концов, эти твари не так уж любят сотрудничество — только лишь в крайних случаях. Если же я ошибаюсь, то оставить кольцо у Кили — все равно наилучший вариант. Согласись, мало кому придет в голову, что этой вещи позволили покинуть Одинокую гору. Скорее уж Эребор будет подвержен большему риску, поскольку именно там было бы самым разумным оставить кольцо. А уж за Торина я более не волнуюсь.

— Хотел бы я твою уверенность, — шмыгнул носом Бильбо, засовывая руки поплотнее в карманы и перекатываясь с носков на пятки.

— Торин не глупец — тоже все понимает, — Гендальф слабо улыбнулся, но взгляд не отвел.

— Понимать-то — понимает, да только как он даст добро на отношения племянника с подчиненной Трандуила, пусть и бывшей?

— Думаю, как-нибудь разберутся. Эти два бунтаря ведь так похожи.

Бильбо прикинул что-то в уме, согласно качнул головой, но вдруг крепко задумался.

— А что если рано или поздно нам понадобится Кольцо Власти, коим владеет Кили? Как же мы сможем его призвать?

— Ну, что-то мне подсказывает, что затеряться в толпе нашей парочке едва ли удастся, — волшебник хитро улыбнулся, многозначительно глядя на хоббита.

Оставив за спиной Эребор, Тауриэль сидела на камне, отстраненно наблюдая, как белые снежинки пеленой накрывают землю, устилая ее мягким чистым одеялом. Маленькие и редкие, но одна за другой они сделают свое дело, и скоро великодушная зима обнимет весь этот уставший от раздоров и горя мир. Многие терзания забудутся, печали уйдут, эмоции утихнут. Однако даже в этом холоде некоторым чувствам суждено пылать все так же ярко и горячо, согревая тело и разгоняя по венам кровь. Вот и Тауриэль не чувствовала мороза, лишь по маленьким белым облачкам пара изо рта понимая, что вокруг не так тепло, как у нее на душе. Услышав сзади тихие шаги, она обернулась и ласково улыбнулась, намереваясь увидеть подходящего Кили, однако это был не он. Светлые волосы, усы, сплетенные в две косички, опирается на палку — этого гнома она хорошо знала, хотя ни разу так и не довелось заговорить с ним.

— Ты ведь Фили, верно?

Юноша мягко улыбнулся, но за этой улыбкой скрывалось куда больше тревоги и настороженности, которые он хотел скрыть. Пристально заглянув в глаза эльфийке, Фили произнес:

— Кили сейчас разговаривал с Торином. Вы уходите, так ведь?

Тауриэль не нашлась, что ответить: отрицать было глупо, подтверждать — бессмысленно. К тому же в голосе Фили не было и тени злобы — лишь тоска и волнение, — и это невольно вынуждало чувствовать вину.

— Ты ненавидишь меня за это?

— Нет, — Фили отрицательно мотнул головой, — если только это действительно то, что нужно брату.

— Я не могу решать или судить за него, — Тауриэль опустила взгляд, не желая испытывать свою гордость этими светлыми глазами напротив. Да, она любит Кили, верит ему, но утверждать подобные вещи… Это слишком безответственно.

— Я и не прошу. Я лишь хочу быть уверенным, что ты действительно его любишь, что он нужен тебе. Пойми, он мой младший брат! Я понимаю, что не в силах удержать его, если это даже не удалось Торину… Но я просто хочу быть уверен, что когда-нибудь он не вернется назад с разбитым сердцем, не разочаруется в любви и в жизни. Мне нужно знать, что… что это настоящее…

Столь искренние слова не могли не затронуть даже пустое сердце, а сердце дочери леса давно не пустовало. Его струны отдались легким трепетом, волной прокатившимся по телу. В груди что-то заныло, но не от печали, а от соленого счастья. Счастья выстраданного, мучительного и такого желанного, ставшего горьким от слез и сладким от недосягаемости, до которой все же удалось дотянуться.

— Я люблю его, хотя и понимаю, что эти слова мало кому что скажут. Но это истинная правда. Я люблю его и хочу провести с ним столько времени, сколько нам отведено судьбой. Я его люблю и оттого мне очень горестно осознавать, что я отрываю его от вас. Едва ли моих извинений будет достаточно, но я…

— В извинениях нет смысла, — оборвал ее Фили, тепло улыбаясь одними глазами. — Я узнал достаточно. Жаль, что мы были так мало знакомы. Может быть, вы в скором времени навестите нас? Мы будем очень ждать. Я был бы безумно рад снова увидеть брата, да и нам с тобой узнать бы получше друг друга: как-никак не чужие теперь.

Словно бальзам на растревоженное сердце, эти слова разгоняли тоску, забирали вину и облегчали душу. Тауриэль и надеяться не могла, что кто-то в этом огромном Средиземье поймет их с Кили и даже примет. Но оказалось, что такие, вопреки ожиданиям, есть, и их немало. Как же легко дышать стало!

— Обещаю, — она мягко улыбнулась. В ответ Фили приложил руку к груди, склоняя голову, и она сделала то же самое.

— Ловлю тебя на слове, а то надеяться на этого безответственного задиру — дело неблагодарное.

Оба добродушно засмеялись, чувствуя, как мучительный груз падает с плеч и взгляд, более не придавливаемый тяжестью совести, вновь обретает возможность подниматься высоко вверх. И дышать, снова можно свободно дышать!

Был апрель. Снег давно растаял, воздух напился свежести и сладкого дурмана, а деревья покрылись сочной зеленой листвой. Теплый ветер доносил нежный аромат полевых цветов, проносясь мимо, словно едва уловимое эхо самой весны, самой жизни.

— Знаешь, мне кажется, что стоит наведаться в Гондор. Насколько мне известно, это самое сильное королевство людей, так что, думаю, там есть, на что посмотреть, — Кили сидел прямо на траве и обтряхивал свой плащ, который умудрился запачкать практически не отлепляемым пухом одуванчиков.

— У Гондора сейчас нет короля: вот уже почти тысячу лет им правят наместники, так что если ты хочешь зрелищ, то лучше подождать возвращения государя, если таковое вообще состоится.

— Да брось! Уверен, там будет не скучно! Опять будем привлекать внимание!

— Впрочем, как и всегда, — Тауриэль лукаво улыбнулась, отворачиваясь в сторону.

Стоя во весь рост, она наслаждалась теплым ветром, игравшим с ее огненными волосами, трепавшим полы одежды, ласкавшим кожу. Ненавязчивый аромат цветов приятными нотками играл в сердце, наполняя его легкостью и свободой. Раскинувшиеся впереди просторы манили, и ей, в сущности, было все равно: будет ли это Гондор, уже немного знакомый Рохан или же, к примеру, Энедвайт. Мир открывался заново, приглашая в свои объятья, и противиться этому совсем не хотелось, когда еще и спутник такой, что с ним можно обойти и полсвета. И еще больше.

— Кстати, — вновь подал голос Кили, закончивший приводить себя в порядок, — я тут кое о чем подумал. Помнишь, ты мне рассказывала о тех заколках, доставшихся тебе в наследство от отца и оказавшихся свадебным гномьим украшением?

Эльфийка бегло взглянула на собеседника, еще не догадываясь, к чему тот клонит.

— Я тут подумал, что, если бы Элронд не рассказал тебе о них, ты бы не отправилась в Синие горы. Если бы ты не отправилась в Синие горы, ты бы не встретила Груина. Не встреть ты его, ты бы не пошла через перевал в Мглистых горах. А не пойди ты туда, я бы точно отдал концы в тех мерзких темницах! Значит, я, вроде как, обязан жизнью твоим предкам и моим древним собратьям.

— Получается, так, — усмехнулась Тауриэль.

— Ага, да только это еще не все!

— Неужели есть еще что-то?

— Есть, — Кили хитро прищурился и взглянул на свою спутницу. — Помнишь, как в гоблинских пещерах ты надела на меня одну из своих заколок? Я только сейчас понял, что ты имела в виду, когда говорила: «Хотя бы так». Украшение-то свадебное, значит, получается, что ты женила меня на себе! Даже не спросив моего согласия!

— Ах ты… глупый гном!

Но молодой наследник Дурина засмеялся так искренне и жизнерадостно, что взметнувшееся в душе Тауриэль возмущение пало под напором этой доброй и безрассудной улыбки, а бесовские искорки в карих глазах растопили едва подернувшийся и потому еще хрупкий лед уязвленной женской гордости. Нет, она не могла на него злиться, и с каждой секундой в душе разливалось опьяняющее тепло.

Судьба не говорит, как долго им уготовано быть вместе. Быть может, не так долго, как хотелось бы, ибо жизнь гнома конечна. Возможно, им никогда не суждено будет иметь детей, но вдруг фортуна окажется милосердна? Когда-нибудь, рано или поздно — хотя, сколько ни отмеряй, всегда будет рано, — они простятся навек, и тогда ей ничего не останется, кроме как уплыть в края Валинора. Но сейчас, здесь, они вместе, он искренне счастлив, а она наслаждается каждой секундой этого скупого на услады времени. И она безумно рада, что сошла тогда с корабля, ведь Элронд действительно был прав: ей еще рано в Бессмертные Земли.