Прошло около недели с того момента, как Люсиль попала в этот мир. Поначалу ее слегка мучил вопрос — почему она понимает, что говорят эти люди? Средневековый французский язык значительно отличался от французского двадцать первого века, и Люсиль бы не удивилась, если не смогла бы понять ничего из того, что ей говорят. Но, тем не менее, никаких затруднений с общением у нее не возникало. Словно ее адаптировали для жизни в этом месте. То же самое касалось быта.

Подсказки на всякие бытовые мелочи выскакивали из ее памяти, как чертик из табакерки. То же самое было с парижскими улицами. Когда ее посылали на рынок, она не путалась совершенно и спокойно шла туда, куда надо. В мозгу рисовалась четкая картина, как и куда пройти, чтобы попасть в это место, и уж на рынке она бешено торговалась, скидывая цену на продукты. И негодующе фыркала про себя, когда разницу в цене Роже клал в карман, а в расходную книгу записывал рыночную цену. «Интересно, что с ним сделает Фролло, когда узнает?» — думала Люсиль, ничем не подавая вида, что видит гнусные проделки Роже.

Всю эту неделю Люсиль молчала, смотрела и слушала. Она выяснила, что находится в услужении у парижского министра юстиции Клода Фролло, человека знатного и могущественного. В народе его называли просто «судья Фролло», либо как-нибудь непечатно — но в этом случае говоривший ругался шепотом, чтобы, упаси Господь, его не услышали даже проходящие мимо стражники. Ибо нрав у судьи Фролло был суровый. Этот человек был жесток, хладнокровен, расчетлив и совершенно безжалостен. Он держал Париж в своих стальных руках, не давая разбойному люду ни малейшего послабления.

Судебные процессы, где Фролло был судьей, имели самый маленький процент оправдательных приговоров. Фролло чаще всего посылал нарушителей закона на эшафот безо всякого снисхождения. Даже у простых, ни в чем не виноватых людей тряслись поджилки, когда они видели судью, идущего по делам, или едущего куда-то на своем жутком черном жеребце. Им было не по себе даже тогда, когда они видели его карету — она наводила на них страх.

И при всем этом такой человек был весьма набожен. Молился каждый раз перед трапезой, по воскресеньям ходил в церковь, соблюдал посты и постные дни — во всяком случае, Роже рассказывал, что мясо судье по средам и пятницам не подают — только рыбу. В общем, судья вел благочестивый образ жизни. Люсиль наблюдала за ним, но не видела, чтобы Фролло проявлял какую-нибудь слабость или расположенность к какому-либо греху. Он не был падок даже на женщин — смотрел равнодушно сквозь них, и однажды Люсиль даже слышала, как судья называет их «сосудами греха». Ее это возмутило. «Проклятый святоша!» — сердито подумала она тогда и еле удержалась от того, чтобы подать ему подгоревший пирог. Вовремя опомнилась — с нее бы Роже тогда шкуру спустил.

И все-таки, Люсиль испытывала к судье, при всех его недостатках, некую тягу. Он ее волновал, притягивал чем-то. Когда Люсиль видела его высокую фигуру в уже привычной ее глазу сутане, то исподтишка наблюдала за ним, думая о том, что судья чертовски элегантен. Его движения были неспешны и полны достоинства, низкий голос Фролло был глубок и силен, и судья превосходно им пользовался. К тому же, Люсиль находила, что для этого времени судья был очень образованным человеком. И, судя по всему, до сих пор не упускал возможности пополнить свои знания — по крайней мере, пять из семи вечеров на этой неделе он провел либо у себя в библиотеке, либо в просторной комнате, которую судья называл лабораторией. А образованных людей Люсиль любила. Хоть время от времени и думала: «Вот бы он еще был так же умен, как образован!»

Люсиль раздражало, что судья позволяет главному повару себя обманывать и портить продукты. Но, быть может, Фролло просто не имеет вкуса к еде, и для него — что погано приготовленное мясо Роже, что ее прекрасные десерты — было одним и тем же?

Но наступила пятница, и Люсиль поняла, как ошиблась насчет отсутствия у судьи вкуса и ума. Фролло всю неделю терпеливо ждал, когда новый повар освоится на кухне. В конце концов, Господь учит своих рабов смирению, Иисус терпел и нам велел, думал судья, стараясь не выходить из себя. Но, когда ему в пятницу подали подгоревшую снаружи и абсолютно сырую внутри рыбу, Фролло не выдержал. Нет, он не метнул тарелку в стену, как это совершенно спокойно мог сделать его покойный отец. Судья с омерзением, но довольно неторопливо отодвинул ее в сторону, встал из-за стола и направился на кухню, до смерти напугав этим кухонных слуг — судья редко когда снисходил до них, все приказы судьи передавались через мажордома, в крайнем случае — через его помощника.

Фролло вошел на кухню и окинул взглядом огромное помещение, в котором сразу стало тихо. Мажордом, стоявший за спиной у Фролло, что-то шепнул судье на ухо, и тот слегка кивнул. Затем перевел взгляд на Роже, у которого вдруг затряслись поджилки.

— Насколько я знаю, — медленно произнес судья, — ты теперь — мой главный повар.

Роже тут же согнулся в глубоком поклоне.

— Да, ваша милость! — поспешно произнес он дрожащим голосом.

— Я помню тебя, ты помогал Луи — моему покойному повару, не так ли? — уточнил судья.

— Да, ваша милость! — Роже склонился еще глубже.

— Это ты готовил десерты? — вопрос был неожиданным. Вообще-то Роже ожидал, что его начнут спрашивать по поводу основных блюд — тарелки судьи возвращались назад почти полными.

— Да, ваша милость! — выдохнул Роже, а Люсиль скрипнула зубами — ублюдок решил снять все сливки, присвоить себе ее старания!

— Вот как? — в глазах судьи вспыхнул огонек. — Я хочу, чтобы ты приготовил мне на десерт то, что готовил вчера.

— Но, ваша милость, ведь сегодня пятница, постный день… — попробовал возразить Роже. — Завтра я обязательно вам все сделаю, но сегодня…

— Сейчас! — оборвал его судья. Его голос был спокоен, но стальные нотки в нем заставили Роже мелко задрожать. — Ты сделаешь это здесь и сейчас. При мне. Я хочу посмотреть, как ты будешь готовить.

Роже побагровел. Он даже не помнил, что именно эта толстуха Люсиль вчера стряпала, а судья ждал ответа. Молчание растянулось минуты на полторы.

— Итак, — с удовлетворением сказал судья, — я задам тебе вопрос еще раз. Это ты готовил десерты? Если на этот раз ты не скажешь мне правду, ты об этом сильно пожалеешь.

— Простите, ваша милость, — Роже нервно сглотнул. — Десерты готовила она! — он ткнул пальцем в Люсиль, скромно стоящую в уголку. Та тут же встрепенулась, когда судья перевел на нее свой тяжелый взгляд. На его лбу появилась легкая складка, словно он силился вспомнить, кто перед ним.

Фролло помнил эту девчонку. Она была внучкой покойного повара, тот привел ее сюда помогать на кухне. Сколько же ей лет?.. Семнадцать или восемнадцать, но выглядит старше из-за того, что неопрятна и излишне полна. Луи еще говорил — она туповата, но для подсобной работы вполне подходит. Похоже, недооценивал свою внучку.

— Подойди ко мне, дитя, — сказал судья.

Девушка, настороженно блестя своими маленькими глазками, которых было практически не видно из-за пухлых щек, приблизилась к судье и присела, кланяясь.

— Это ты готовила десерты? — судья внимательно смотрел в ее лицо.

— Да, ваша честь! — тихо ответила она.

— Умеешь ли ты готовить что-нибудь еще?

Ее глаза ярко вспыхнули.

— Да, ваша честь! — твердо сказала она. — Умею!

— Прекрасно! — судья с удовлетворением кивнул, неспешно подошел к столу и уселся на скамью, сложив перед собой руки. — Я хочу, чтобы ты приготовила мне рыбу.

Она застыла, видимо, не смея поверить своим ушам, и судья поторопил ее.

— Скорее, дитя! Я голоден!

Его слова музыкой отозвались в ушах Люсиль. Она спохватилась и кинулась к плите, ставя на нее сковородки, не обращая внимания на злобные взгляды Роже. С рыбой проблем не возникло — она решила приготовить форель с фенхелем и водяным крессом, а вот насчет гарнира она задумалась на минуту. К счастью, судья был очень богат, поэтому мог себе позволить рис. И она этим воспользовалась.

Судья внимательно наблюдал за тем, как эта девчонка снует по кухне. Несмотря на свою полноту, она двигалась быстро и ловко, у нее на плите стояло несколько сковородок, в которых шипело и шкворчало содержимое, одновременно она с чудовищной скоростью что-то резала на доске. Судья никогда не видел, чтобы кто-то управлялся так с ножом. Ее руки так и мелькали в воздухе, лицо дышало страстью и азартом — ему даже на мгновение показалось, что она похорошела.

Наконец, Люсиль выложила еду на тарелку и подала ее Фролло. Тот вздернул брови. Еда на тарелке выглядела весьма изысканно и аппетитно, а уж какой от форели исходил запах… Рот судьи мгновенно наполнился слюной, но он сдержал себя, молитвенно сложил руки и воздал благодарность Господу за ниспосланную ему пищу. После этого Фролло аккуратно разрезал рыбу ножом и подцепил ложкой — вилками в те времена не особо пользовались, ибо святые отцы считали этот столовый прибор излишеством.

Судья отправил кусочек в рот. Вкус был такой, что он блаженно прикрыл глаза. Как правило, еда знатных людей была сильно сдобрена пряностями, особенно перцем и чесноком, так было положено. У судьи после трапезы часами горело небо, и он чувствовал тяжесть и жжение в желудке, но эта девчонка осмелилась не сыпать столько приправ, и при этом все было настолько идеально сбалансированно, что он почувствовал каждый ингредиент по отдельности и, одновременно, все это вместе.

Люсиль с волнением смотрела, как судья с достоинством вкушает то, что она приготовила. Казалось бы, чему тут волноваться, она любила и умела готовить, а вот поди ж ты… Люсиль с нетерпением ждала, что он скажет. Наконец, судья закончил трапезу, вытер губы платком и немного посидел над тарелкой молча. Затем перевел на нее взгляд.

— Ты не добавила чеснок? — вдруг спросил он.

— Здесь он не нужен, ваша милость! — твердо сказала она.

— Хорошо, — он кивнул. — Чеснок вызывает похоть.

Люсиль прикусила нижнюю губу, чтобы не прыснуть. Все-таки у средневековых людей было очень странное мнение на многие вещи, и судья не был исключением. Фролло, тем временем, продолжал.

— Ты и остальное сможешь так приготовить? — спросил он.

— Да, ваша милость!

Судья задумчиво побарабанил пальцами по столу, а Люсиль смотрела на его руки. Длинные и тонкие пальцы, узкая ладонь, изящные кисти — произведение искусства. Она заволновалась еще больше. «Какого черта?! — сердито подумала Люсиль. — Ты сейчас ведешь себя, как восторженная школьница! Немедленно прекрати! Ты для него всего лишь жалкая кухарка!» Судья же думал о том, насколько она юна. Но, хоть она и молода, дело свое она хорошо знает. Фролло принял решение.

— Теперь главная на кухне — ты, — вынес он вердикт. Люсиль в восторге приоткрыла рот, а Роже вдруг сильно побагровел и пошел пятнами.

— Но, ваша милость! — прохрипел он. — А как же я?!

Судья нахмурился. Если он оставит этого неумеху и прощелыгу у себя, кто его знает, что этот Роже тут устроит. Скорее всего, на кухне воцарится настоящий ад, у Роже на роже было написано, что он — до крайности гнусный тип. Еще и приворовывал наверняка.

— А ты можешь уходить, — заявил Фролло. — Покинь этот дом. И радуйся, что я не отдал тебя под стражу за то, что ты испортил столько продуктов, которые стоили мне немалых денег. К тому же, я уверен, что ты воровал у меня. Я знаю, как это делается. Ты покупал продукты за меньшую цену, записывал в расходную книгу цену изначальную, и разницу брал себе. Не думай, что я этого не замечал, каналья! — его лицо вдруг перекосилось в чудовищную гримасу. — Убирайся вон, чтобы я тебя здесь больше не видел!

Глаза у Люсиль увеличились до размера блюдец. Судья, обычно такой спокойный и хладнокровный, вдруг выказал жгучий темперамент, в его карих глазах так и бушевало пламя. «Э, да он вовсе не бесчувственный! — поняла она. — Он просто хорошо владеет собой! Надо же, ваша милость, оказывается, внутри вы — настоящий вулкан! Ну и выдержка у вас, даже не ожидала…»

Роже попятился от страха. От судьи можно было ожидать чего угодно, понял он, и будет лучше если он, Роже, сейчас скроется по добру, по здорову, пока судья не передумал не тащить его в застенки.

— Благодарю, ваша милость! — Роже попятился задом, униженно кланяясь и бормоча благодарности, пока не исчез в дверях.

— Констан, — судья прищелкнул пальцами, — последи-ка за этим пройдохой, как бы не украл чего в доме. Выпроводи его отсюда.

Мажордом почтительно склонился и исчез в том же направлении, куда только что ушел Роже. Судья встал из-за стола и жестом подозвал к себе Люсиль.

— Идем со мной, — сказал он. — Разговор будет не для чужих ушей. Да прихвати с собой канделябр, он нам понадобится.

Мужчине он бы все высказал прямо на месте, но перед ним была юная девушка, хоть и неказистая. Не следует ее доводить до слез при всех, особенно теперь, когда он назначил ее главной на этой кухне. Он покинул кухонное помещение, а Люсиль торопливо пошла за ним, держа в руке канделябр с горящими свечами. Судья повел ее куда-то по коридорам дома, пока они не дошли до неприметной двери. Фролло приоткрыл ее и сказал:

— Заходи внутрь, дитя.

Люсиль робко вошла, освещая помещение. И тихо вздохнула от восторга — это явно была ванная комната. Она была небольшой, но там был камин, чтобы обеспечивать тепло моющемуся, деревянная лохань, в которой поместилась бы даже она, Люсиль. Там даже была тряпка для того, чтобы вытираться. Все-таки она решила уточнить — вдруг Фролло хочет приказать нагреть воды, чтобы он смог совершить омовение?

— Для чего мы здесь, ваша милость? — Люсиль посмотрела на судью. Тот вздохнул, словно на его плечи навалилось тяжкое бремя.

— Видишь ли, — сказал Фролло, — я бы хотел, чтобы мою пищу ты готовила более чистой. Выглядишь ты… неопрятно. Жирные волосы, грязное платье, чумазое лицо… Я хочу, чтобы ты приняла ванну.

Он уже ожидал, что девушка разрыдается и начнет умолять его оставить ее в покое, потому что грязь защищает тело от болезней, но она поставила его в тупик.

— Но, ваша милость, это — единственная одежда, которая у меня есть! — несчастным голосом сказала она. — Мне не во что будет одеться, когда я вымоюсь! А надевать на чистое тело это грязное платье — все равно, что выпачкаться заново. И я содрогаюсь от одной мысли об этом.

Надо же, оказывается, она в глубине души чистоплотна. Судья вздернул свои тонкие черные брови.

— Об этом не беспокойся, — впервые за весь этот день на его губах промелькнула улыбка. — Тебе подберут два платья на смену, я дам указание моему мажордому. Только обращайся с одеждой аккуратно.

Люсиль готова была заверещать от восторга. Как же она мечтала об этом!

— Благодарю вас, ваша милость! — ее радости не было предела. Наконец-то она вымоется! Эта проклятая грязь заставляла ее чесаться! А волосы?! Она бесилась от того, что они такие жирные! Но теперь все, конец ее мучениям!

Судья снисходительно ухмыльнулся. Похоже, из замарашки выйдет толк.