Раскаленное железо касается плоти, пленник кричит, дергается, молит о пощаде. Глаза человека горят огнем страха — глаза мучителя, напротив же, горят предвкушением. Гарри стоит в стороне, не выказывая никакого участия. Будь он обычным прежним Гарри, непременно постарался бы вступиться, помешать, облегчить жертве участь. Но сейчас глядит на пытку, и его не гложет совесть, нет желания отвернуться, убежать и не смотреть. Крик боли разносится по помещению и вновь затихает. Дыхание связанного стало тише, сбивчивее, глаза его слезятся, и нет уже сил бороться.
Ему смешно от попыток человека вырваться, от того, как он хватается за жизнь, с каким остервенением он пытается разорвать веревки. Как он предает тех, кто им дорожил — вот так, без угрызения совести, без жалости и сожаления. Он предает в обмен на свою жизнь.
— Я все скажу! Скажу! — кричит мужчина, с хрипом, надрывно дыша.
Гарри хмурится и качает головой в осуждении. Жалкий и слабый человек, неспособный бороться. Неспособный умереть с достоинством.
Он жалок. Глуп и пуглив. Он трус, что готов обмануть, кинуться в ноги врагу, готов целовать подол самого дьявола. Лишь бы его не тронули. Лишь бы позволили жить.
Разве это жизнь? Как можно жить, зная, что по твоей наводке убили невинных?
«Не бывает невинных, Гарри. Все мы грешны», — говорил ему когда-то Дамблдор.
Все это вызывает отвращение у стоявшего рядом Рудольфуса. Сивый скалится, его грязные волосы патлами обрамляют грубое лицо, усеянное морщинами. Противными полосами прошлых ранений. Кожа желтая и покрытая пятнами. Тот готов вот-вот сорваться и кинуться на пленника, разорвать ему горло.
— Говори! Или умрешь! — шипит Волдеморт, склоняясь над пленником и острыми когтями вцепляясь в его горло. — Говори, падаль!
По комнате разносится грубый смех — за окном снег дробится на черном фоне. И Гарри прикрывает на секунду глаза. Он слышит. Слышит, как призывно бьется жилка на горле пленника, запах его горького пота, его страх, ужас и отчаяние. Он чувствует, как человек напуган, загнан в ловушку и обречен. Никто не сохранит ему жизнь, это же очевидно.
— Они прячут это в Гринготтсе, в сейфе Дамблдора, — сбивчиво бормочет пленник и в подтверждение слов активно кивает. — Все там, милорд. Все там спрятали, — шепчет он уже тише.
Гарри отлипает от созерцания плиток под ногами и смотрит на своего Лорда, ожидая приказа к действию.
— Авада Кедавра! — зеленая вспышка озарила небольшое помещение, и вот пленник уже перестал дышать.
По комнате пронеслись жуткий смех Беллатрисы и тихий скулеж Питера Петтигрю.
— Гарри, ты знаешь, что нужно делать, — прошелестел Том и посмотрел на своего супруга выразительным взглядом.
Поттер кивнул и уже было направился к выходу, когда голос Беллатрисы донесся до него из-за спины.
— Мой Лорд, — взвизгнула она, и ее глаза наполнились обидой и яростью, вызвав у Гарри улыбку. — Я могла бы доставить нужное вам немедля…
Будто это что-то значило; она смотрела на своего господина с воинственностью и легкой настороженностью. Вообще мадам Лестрейндж редко себе позволяла вот так перечить приказам Волдеморта, и Гарри прекрасно понимал, из-за чего она так злится. Поттер занял ее место, и теперь он стоял выше их всех, даже выше ее самой. Потому что самые важные поручения теперь отдавали Гарри. Естественно, это злило многих из Ближнего круга.
— Нет, Беллатриса. Ты нужна будешь мне тут, — остановил ее поток слов повелитель и махнул рукой. — Остальные могут расходиться.
Гарри спрятал улыбку и открыл тяжелую дверь. Уже не для кого не было секретом, что он и Том женаты. Поттер даже грешил на подслушивающие чары, потому что уж больно быстро все Пожиратели узнали об этом событии. Но, скорее всего, Том и не скрывал этого, хотя Гарри и считал, что тот будет умалчивать до последнего.
Выйдя на свежий воздух, он вздохнул полной грудью.
Снег похрустывал под подошвой, искрился и переливался в лучах янтарного солнца. Гарри не хватало обычного человеческого чувства, которое обычно посещало его, когда он был человеком. Той радости и трепета от переливающихся на свету сугробов, морозного воздуха, что наполнял легкие, не хватало ощущения, когда холод пронизывал тело, забираясь под теплый свитер. Это делало его живым, настоящим и таким естественным. Он даже покорил себя, что не ценил этого раньше.
Осмотревшись, Гарри шагнул в сторону дуба, стоявшего около дома, и растворился в тени, переместившись через околопространственные миры в то место, куда ему было нужно.
Торговая площадь Косого переулка была заполнена волшебниками. Но это уже была не та атмосфера магии и волшебства, когда все улыбались друг другу и в воздухе витал запахи жженой листвы, старины, чего-то сладкого; за витринами мелькал разнообразный товар. А вот за тем углом был когда-то магазин Всевозможных Вредилок Уизли. Сейчас тут было серо, уныло и не так разнообразно. Люди ходили с пустыми и ничего не выражающими глазами. Тут и там стояли люди Волдеморта. Его власть подобна паучьим лапам расползлась по всем улицам и домам. Единственное, пожалуй, место, до которого не смог добраться Том, это банк Гринготтс.
Гарри с ностальгией вспоминал тот день, когда они с Роном и Гермионой проникли туда и похитили чашу. Тогда ему всё представлялось иначе, он искренне готов был умереть и осознавал, что этого не миновать. Тогда Гарри адекватно расценивал свои силы, потому что кто он — против темного волшебника — с небогатым арсеналом боевой магии за спиной, в отличие у Волдеморта, который этому всему обучался еще в школе усиленно?
Конечно, Поттер сейчас корил себя за такую безалаберность, что ему мешало заниматься? Чем он отличался от Темного Лорда? Несомненно ему, еще совсем юному мальчику с неокрепшей психикой, приходилось бороться со злом. Ну или влипать в приключения, ведь Гарри понимал, что не проявляй он своего безмерного любопытства и больше уделяй внимание учебе, то, глядишь, смог бы сразиться с Волдемортом если не на равных, то точно не с таким скудным арсеналом познаний в заклинаниях. А ведь еще и других учил, и те считали его довольно знающим и опытным в этом. Смешно и глупо.
Зайдя в банк, Гарри поморщился от резкого запаха чего-то горького. Гоблины были все теми же и сидели на своих местах, будто и не было никакого переворота. Хотя их, конечно, это и не коснулось. Банк Гринготтс всегда считался чем-то неприкосновенным. Но Гарри знал, что Том планирует захватить и эту власть. Чтобы держать под контролем магическое сообщество.
Поттер вздохнул и натянул на лицо приветливую улыбку. С тех пор, как он стал вампиром, улыбка всегда выходила неестественной. Потому что он забыл, что значит искренне чему-то улыбаться, радоваться, не екало в груди от осознания чего-то приятного. Даже тот план, что он вынашивал много времени, ничуть не грел душу.
Душу, которой уже не было.
— Добрый день. Где я могу найти поверенного Альбуса Дамблдора? — спросил Гарри, постучав пальцами по стойке, за которой сидели гоблины.
Один из них поднял взгляд и долго изучающе смотрел на посетителя. Бумаги на столе взметнулись ввысь, зашуршали пергаменты и зазвенели перья о чернильницы.
— Вы его наследник? — спросил картавым голосом гоблин и нахмурился. Гарри ощущал эту неприязнь, исходящую от существ, и внутренне натянулся, как струна.
— Преемник. Альбус Дамблдор мог оставить мне что-то, — уклончиво проронил Поттер, убрав руку со стойки. — Так где мне найти поверенного, сэр?
Проявлять особого уважения к гоблинам, к мерзким существам, так кичащимися своим превосходством над магами, не хотелось. Конечно строить из себя здесь вельможу он не стал бы, но и любострастие проявлять точно не станет. Гоблины никогда не нравились Гарри. Впрочем, судя по их недобрым взглядам, нелюбовь была взаимной.
— Пройдемте, — махнул гоблин и зашагал по длинному коридору.
Гарри последовал за ним, задаваясь вопросом, почему никто не узнал его? Ведь он буквально разрушил Гринготтс, применил к одному из гоблинов Непростительное. Он вторгся в чужой сейф. Как странно. Этого не забыла Беллатриса, так любящая исподтишка кидаться колкостями, напоминая о том дне. Но гоблины не обронили ни слова. Даже, показалось, не узнали его.
С другой стороны, гоблины видели все иначе, возможно, что они опознали в нем вампира, оттого и неприязнь.
Тем временем они подошли к большой дубовой двери с перекошенной набок табличкой, на которой красовалась надпись на гоббледуке. Гарри их язык не знал, зато ощутил по следу запаха, что там сидит довольно старый гоблин. А, как известно, старые гоблины менее сговорчивы.
— Благодарю, сэр, — сухо обронил Гарри и постучался в дверь, полностью игнорируя удивленный взгляд гоблина.
Послышался скрип, и дверь распахнулась, являя Гарри просторный, в темных тонах кабинет.
За массивным столом, столь большим для маленького ростом гоблина, сидел тот самый поверенный. Поттер про себя едва не рассмеялся от схожести гоблина и Дамблдора. Очки на носу, правда, не половинки, как у директора, а в тонкой прямоугольной оправе. Суровый взгляд, устремленный на внезапного гостя. Одежда не по размеру, как показалось вампиру — чуть мешковатая, с грубыми складками; седина в черных волосах.
— А, мистер Поттер почтил нас своим присутствием, — прогудел старый гоблин и, кряхтя, слез с высокого стула, похожего больше на позолоченный трон. — Я ждал вас не позже июля, мистер Поттер, — с укором прошамкал тот.
— О… — растерялся Гарри и усмехнулся, выведя в воздухе неопределенный жест рукой. — Дела. Но как вы меня узнали? Ни один гоблин не назвал меня по имени.
— Ваше имя тут не произносят, равно как и имя вашего мужа. Вы умеете наделать шуму, — ответил ему поверенный и указал на стул. — Присаживайтесь.
Гарри сел на неудобный стул, ножки которого подозрительно поскрипывали.
— Так все же мистер Дамблдор оставил мне что-то, не так ли? — спросил он в лоб, скучающе изучая обстановку кабинета.
— Да. Помимо снитча, — гоблин зыркнул на Гарри в подозрении, — вам было передано некоторое содержимое сейфа мистера Дамблдора. Вам не сообщали разве?
— Нет… кроме, как вы и сказали, снитча, я ничего больше не получал, — пожал Поттер плечами, вперив взгляд в гоблина. — И что же это за содержимое? Я могу посмотреть?
Когда Волдеморт сказал, что последний крестраж — а именно топаз, который, как он уверял, принадлежал семье Риддлов, — находится у ордена Феникса, Гарри это в некоторой степени покорежило. Все-таки Дамблдор сказал Гарри тогда далеко не все.
— Видите ли, какая ситуация, — вздохнул гоблин. — Отдать я это вам не могу…
— Что?.. Но почему? — изумился Гарри, подавшись вперед.
— Завещание составлено на имя Гарри Джеймса Поттера. Вы же… — гоблин чуть насмешливо скользнул взглядом бесцветных глаз по его фигуре. — Вы уже и не человек даже.
Гарри сощурился, пальцами вцепившись в подлокотники.
— Но я все еще Гарри Поттер, — возразил тот, вперив недовольный взгляд. — Ладно. Чего вы хотите?
Гарри прекрасно знал этих существ; хитрых, алчных, а, главное, подкупных. Как любит говорить Том: «можно купить все и всех, главное знать цену».
— Мне нужен меч, — не стал ходить вокруг да около гоблин, сцепив тонкие когтистые пальцы в замок. — Тот самый, который вам, по глупости и незнанию, завещал Дамблдор.
Гарри откинулся на спинку жесткого стула, мысленно прикидывая, сможет ли он выполнить данную просьбу. Цена была небольшой, да и в принципе он знал, где сейчас находится этот меч. В Хогвартсе, конечно же. Вот только попасть туда сейчас будет той еще проблемой.
Хогвартс разрушен, а под его руинами вряд ли что-то уцелело.
— Хорошо. Я принесу вам меч. Но… Разве он не является реликвией Годрика Гриффиндора?
— Для кого бы ни был выплавлен меч, кому бы его ни продали — вещь всегда принадлежит своему создателю. Нам. Принесите меч, тогда и поговорим, — осклабился гоблин.
Гарри нахмурился, задумавшись.
Меч находился там, где он его оставил. В Хогвартсе. Собственно, ему не составило бы труда туда попасть — школа не охранялась, да и не осталось там никого. Разве что кто-то из Пожирателей. Но сам Хогвартс уже не тот.
— Хорошо, — кивнул он и поднялся на ноги. — Я принесу вам меч.
* * *
Тропа стелилась, извивалась и тянулась всё дальше, плутая между хвойными деревьями, забредая на огромные камни. Вой холодного ветра и зверья разносится по чаще. Туман окутал всё в округе. Он подслеповато щурился, медленно и осторожно ступая на промерзшую землю. Лед хрусталем сверкал на ветвях, отражая этот серый пепел. Воздух тут был тяжелый, колючий. И он замер, когда вышел к небольшому пригорку.
На месте некогда огромного и величественного замка теперь громоздились руины, под которыми навсегда были погреблены несчастные, которым не удалось спастись.
Нет, жалости не было, не было и скорби. Просто досада, что пострадала школа. Ему нравился Хогвартс.
Когда в школе были каникулы и большая часть студентов покидала ее стены — Хогвартс пустел, преображался и наполнялся звуками колокола и воя ветра. На стенах висела омела, и под ногами мелкой крошкой хрустел камень. Ему нравилось, когда все профессора расходились по своим норам, а те редкие студенты, кто оставался, как и он, на каникулы разбредались по углам — ему нравилось быть одному.
Нет, тогда он еще любил проводить совместно время с Роном и Гермионой, но иногда уставал от их споров, от постоянных ссор. Ему нравилась тишина, нравился морозный воздух и притягательная высота Астрономической башни.
Ему нравилось, когда часы старой часовой башни били полночь, разгоняя по школе тяжелый звон.
Он впервые предался этой минутной ностальгии. Впервые выпустил на волю того забитого гриффиндорца, отчаянно ищущего выхода. Впервые позволил себе отпустить все мысли и просто улыбнуться. Как он умел когда-то; глупо и с легкой придурковатостью, как назвал бы это Снейп.
И белый снег дробился на сером фоне разрушенного замка. Слышались вой и потрескивание. Он сделал несмелый и осторожный шаг; медленно подходя все ближе.
Кованные ворота были повалены на белесую землю. Все вокруг покинуто и заброшено. Даже мост, по которому так любил ходить Гарри, отсутствовал. Вместо него пропасть — яма, кишащая чем-то черным, замогильным холодом и тяжелым скулежом. Вызывающая лишь брезгливость и легкую дурноту.
Укутавшись в свою неизменно черную мантию, Гарри шагнул в тень, чтобы переправиться на ту сторону, где стелилась тропинка к самому входу в Хогвартс. А вернее, в то, что от него осталось.
Узоры на стенах напоминали выжженные письмена каких-то доисторических людей. Не было портретов — все сгорело, все было похоронено под завалами.
Большой зал был все тем же, каким помнил его Гарри. Пусть прошло немного времени с войны, но и тут его застали изменения.
Под зачарованным потолком больше не парили свечи, не было вытянутых столов и флагов, переливающихся алыми и золотыми красками. Не было стола профессоров, даже трона директора. Все было серым и неприглядным, неуютным. Вызывающим тоску.
«Гарри, скорее, мы опоздаем на ужин», — кричит призрак неуклюжего Рона и тащит его за бесформенный рукав к столу.
«Это зачарованный потолок. Я читала это в «Хогвартс во все времена», — важно заявляет девочка с пышной копной волос и улыбается, машет ему из прошлого.
Если бы у него было сердце, то оно бы остановилось — Гарри совершенно точно был в этом уверен.
Но его не было. Как и не было чувства скорби.
Тот Гарри, у которого были друзья — умер. Он умер достойно, храбро, ушел следом.
Проведя пальцами по пыльной деревяшке, которая когда-то была столом, он вышел из Большого зала.
Шаги гулко отражались от стен, разносясь по коридорам, уходя эхом куда-то дальше в лабиринты.
Класс трансфигурации, по чарам, вот и класс защиты от темных искусств. Все было вроде на месте, но чего-то не хватало. Не хватало людей. Смеха и крика детских голосов, звона колокола и шороха пергаментов. Не хватало тут и Хагрида, зычно звавшего его в гости.
Не хватало тут и того Поттера. Мальчишки с перекошенными очками и этой неунывающей верой в хорошее. С его наивным взглядом на мир.
Малфоя, с его высокомерным взором и наглым голосом.
«Что, Поттер. Страшно?» — хохочет призрачный Драко, и его губы кривятся в презрительной насмешке.
«Дурак. Сумасшедший. Трус», — кричат голоса других студентов и тычут в него пальцами.
Он привалился к стене и затылком стукнулся о камни. Боли не было, даже холода он не ощущал. А холод был.
В стене была огромная дыра, отделяющая его от лестничного марша. Это когда-то был запасной пролет, где редко ходили студенты. Потому что тут добраться было пусть и быстрее, но не так интересно, как на главных — «живых» — лестницах.
Если бы он мог плакать, то он бы сейчас рыдал. Это Гарри осознавал совершенно точно.
Но плакать он не мог. Да и не хотел. Незачем.
Отлепившись от созерцания проплешины в полу и стенах, он вновь, сунув руки в карманы, направился по коридору.
Его ничуть не смущало, что пол под ногами откровенно трещал и вот-вот грозился рассыпаться. Нет, дело отнюдь не в безразличии к смерти. Ее он не боялся и раньше, даже ждал, как верную подругу. Просто понимал, что упасть ему не даст его магия.
Эта магия отличалась от той, какая была у волшебников. Она могла в экстренной ситуации удержать на весу своего хозяина, даже если он сам не желал этого. Срабатывал просто защитный механизм.
В подземелья спускаться даже не было смысла, все было завалено, и пройти хоть как-то было нереально. Зато самым уцелевшим кабинетом во всей школе был кабинет директора.
Осколки сторожевой гаргульи усеяли коридор и спиралевидную лестницу, но все же проход туда остался нетронутым. То ли какое-то уважение со стороны Пожирателей, то ли директорские тайны были не интересны никому.
Зато сам кабинет предстал перед глазами таким, каким был оставлен последним директором.
Словно его покинули совсем недавно и вот-вот вернутся.
Несмотря на слой пыли и покрытый пеплом и мелкой крошкой стекла ковер, все здесь было не тронуто войной.
Портреты висели на своих местах — но уже не живые и не заглядывающие в самую душу — а спящие, на вечном покое. В шкафчиках и на полках стояли книги, какие-то старинные артефакты, часы с волшебными стрелками. И тот самый меч.
Когда-то Гарри вернул его Снейпу; с таким надменным и брезгливым лицом, с ненавистью в юношеских глазах. С жестокостью в мыслях, желая проклятому Пожирателю и убийце сдохнуть.
Тогда он смотрел через призму своего воспитания. Вот что внушили, тем и дышал. Отчасти Снейп сам был виноват, что довел все до этого.
Виноват был и Дамблдор. Потому что молчал, напуская эту ненужную таинственность, туманом покрывая все темные уголки своей души. Подставляя всех под проклятия.
Рукоять меча холодила и в то же время обжигала, норовила вырваться из рук, меч дрожал в ладонях.
Гарри не стал спускаться обратно, просто растворившись в тени. Он прибыл лишь за мечом, а старые раны прошлого — пусть так и останутся частью этого прошлого. Был повод, чтобы прожить на этой земле еще немного. Еще чуть-чуть подышать прогнившим, пеплом пропитанным воздухом.
Этот день Гарри даже обвел красным маркером на календаре.
* * *
Новый год. Казалось бы — самый светлый и уютный праздник, когда отпускаешь все плохое, оставляя его в прошлом году. А в новый берешь с собой что-то хорошее и приятное. О чем захочется вспоминать вечерами у камина. Будь то улыбка любимого человека, раскрытый подарок, о котором мечтал, яркие фонарики на ёлке и потрескивающие поленья в камине.
Но все это было не про Гарри и Тома. Не было у этой истории счастливого хеппи-энда. Не будет этого сопливого «и жили они долго и счастливо».
Потому что не было и счастья.
Было что-то похожее на секс. Совершенно бесцветного, без помпезности, ярких ощущений и вкуса. Без эмоций, выражения чувств и любви.
Не было ничего, кроме чувства собственничества.
И было даже толком не понятно, кто кому и на каких правах принадлежал. Том был свято уверен, что Гарри в его власти. Ну, конечно, иметь на поводке вампира ему показалось мало. Захотелось большего. И плевать, что это просто безэмоциональный трах — по сути никого и ничем не обременяющий, но жутко злящий Беллатрису, что хоть немного, но скрашивало серые будни Поттера. Видеть эту ярость, глухую злость, которую она не имела возможности выплеснуть — это была отрада. Гарри этим забавлялся и наслаждался. И ничто — даже приказ Темного Лорда — не мог заставить его прекратить. Это было единственное, что веселило неугомонного Гарри.
Но вот он стоял в мрачной гостиной, где не было ни каких-то украшений, ни свечей, даже камина. Просто стол, небольшой с черным подсвечником, и холодные пальцы на его подбородке. Глаза — желтые и отталкивающие, омерзительная кожа, похожая на сгнивший труп. Зубы с кровоточащей желтизной. Все в нем вызывало ужас и отвращение. Но не у Гарри. Нет, отнюдь он не считал Тома красавцем. Просто привык к этому образу.
Зато с другими Риддл мог выглядеть как красивый средних лет мужчина. Когда ему это было выгодно.
По обезображенному лицу тянулась вязь морщин-трещинок. Серая, на ощупь грубая и абсолютно не имеющая ни какого либо желания к ней прикасаться, кожа. Глаза пустые и не выражали эмоций. В них не было жизни.
Даже во взгляде безразличного Поттера можно было увидеть эту тлеющую искорку жизни.
Но не во взгляде очерствелого Лорда. Потому что тот не жил никогда. Существовал — да. На автомате что-то делал; учился, спал, ел — возможно. Но не жил никогда. Гарри достаточно знал о нем, чтобы утверждать это наверняка.
— Сегодня последнее в этом году собрание, — заявил Том и скривил свои потрескавшиеся губы в подобии усмешки. — Как думаешь, им понравится мой подарок?
Главной задачей Гарри, как верного сторонника и супруга, стояла в том, что он всегда должен был соглашаться. Неважно, на что. Всегда. Секс это был или какое-то глупое поручение. Он не мог сказать нет. Да и не имело это смысла. Все равно Том сделает так, как ему надо, никто для него не указ.
— Да.
— Да, мой господин, — поправил его с вульгарной ухмылкой Том.
Будь у Гарри гордость или та самая храбрость и хоть какой-то рассудок, он бы возразил на подобное завлечение. Да и какой он господин? Так, просто Лорд. Просто мнящий себя кем-то.
— Знаешь, совсем не обязательно называть меня господином, — вернул ему ухмылку Гарри и отстранился на шаг назад. — Мы опаздываем, мой Лорд, — бархатным голосом прошелестел он и провел ладонью по плечу своего супруга.
Этот Новый год станет самым знаменательным. Гарри был в этом твердо уверен. И если остался внутри тот самый огонек, тускло мигающий, почти угасающий, то Поттер всячески оберегал его и не подпускал никого. Он хранил его для этого самого дня. Самого важного дня в жизни Британии.
* * *
— Мои верные друзья, — начал свою речь Темный Лорд, неосмотрительно встав спиной к своему супругу. — Это был насыщенный на события год. Мы одержали победу и встали у власти, как я и обещал вам. Самых верных я вознаградил свободой действий в министерстве. Предателей — покарал, как того заслуживали. Грязнокровки пали ниц перед нами. Другие страны желают с нами сотрудничать, — все вещал он с нотами похвальбы.
Гарри стоял за его спиной, закутанный в черную мантию с глубоким капюшоном. В груди все клокотало от нервозности, и горло сдавливало в тиски так, что не продохнуть.
Он клялся сделать это. Клялся себе. Тем немногим, кого считал частью своей серой жизни.
Пусть он уже не человек, не тот, кем хотел его видеть отец, не тот, кого в нем хотела бы видеть мама. Не тот, кем его представлял Дамблдор. Но он остался собой. Сумев приспособиться и к этой жизни, сумев вобрать в себя все те качестве, которые так ценил Том.
Он не любил Тома. Он люто его ненавидел.
Он испытывал к нему многое; от ненависти такой, что разрывало в клочья, до страсти — жженой, грубой и наполненной остротой.
Если задуматься и посмотреть чуть иначе, под другим углом — он уважал Тома. Было что-то притягательное и такое… естественное в нем. Заставляло идти за ним. Смотреть только на него.
Харизма? Или, может, голос?
Что бы это ни было, Гарри этим наслаждался, когда это проскальзывало в Томе. Тогда он видел в нем не того монстра и убийцу, он видел в нем мужчину. С этими ямочками на щеках и грубой щетиной, с задумчивым взглядом. Горбинка на носу и властный голос.
— …Наши ряды пополняются, — витийствовал голос, а хор других голосов взрывался хохотом.
Гарри считал, что очень важно умереть до весны.
Ну, во-первых, потому, что весной будет годовщина войны — так что позорно умереть в этот день он не мог. А смерть Волдеморта была бы похожа на попытку извиниться.
Во-вторых, Новый год — очень светлый и важный праздник. Вот-вот пробьет двенадцать. Это станет началом новой жизни.
Началом новой эпохи. Новой эры. Новых свершений.
Быть может, отреставрируют Хогвартс. Повесят новые портреты, на которых будут запечатлены герои войны — Гермиона, Рон, Макгонагалл, Снейп, Дамблдор, Криви… Лонгботтом. Много кто.
Похоронят ли его самого?.. Нет, навряд ли. Поттер был знаменем победы когда-то. Он был путеводной звездой и щитом, дающим надежду, что мир не рухнет. Он был гарантом этого. А сейчас...
Ну и пусть он не станет самой громкой новостью года. Пусть он не станет тем героем.
Он смог побороть в себе монстра, смог найти то равновесие, отравляющее каждый день, словно яд, его внутренности. Смог перебороть себя и стать чем-то очень важным в жизни Волдеморта.
Он его любил? Возможно. Как-то по-своему, неправильной такой любовью. Ядовитой.
Но не простил.
Пока взгляды собравшихся сконцентрированы на повелителе, Гарри незаметно достал из рукава кинжал. Тот сверкнул бледным светом и растворился в тени.
Гарри подправил немного супружеский контракт, ведь известно, что на вампиров не действовала подчиняющая магия. Зато действовала связь с его фамильяром. Умрет вампир — умрет и фамильяр. А супружеская связь это все усилила. Том не знал, ну, или попросту не хотел вдаваться в такие подробности, что было на руку Поттеру, давно вынашивающему план мести.
Жгучей, раздирающей, причиняющей боль мести.
На кинжале были выжжены руны, специально окропленные кровью мертвого вампира, мертвеца, и он был искупан в мертвой воде. Это убьет его окончательно. А вместе с ним и его господина.
Его врага.
— И не один не сможет жить спокойно, пока жив другой, — прошептал Гарри знакомые строки под бой курантов и радостный гомон голосов.
Том будто почувствовал что-то и обернулся к Поттеру. На его губах застыла кривая улыбка.
— Прощай, — выдавил Гарри и с силой до упора всадил в себя кинжал.
Послышался звон, крик и истошное, столь щемящее «Нет». Но ему уже было все равно.
Все растворялось и таяло, как снег на солнце. Стекало в большую лужицу, меркло и теряло очертания.
Он услышал звук падающего на пол тела — своего ли, или Тома — не важно. Уже все это было таким не нужным. Таким серым. Оно все таяло и растекалось. Шипело, с противным хлюпаньем бурля.
Жизнь его пронеслась перед глазами, будто калейдоскоп. Искры пламени взметнулись ввысь, забирая у него его, и поглощая в своем кострище. Где-то сверкнул камень радужными всполохами; там черное что-то металось и искало выхода.
Вот чья-то рука сжимает его запястье. Тихий и нежный смех, голова на его плече. Голос девушки доносится как сквозь толщу воды.
«Спасибо, Гарри», — и тихий вздох накрывает его туманом. Декорации меняются, сменяя одну на другую. Меняется и погода за окном мчащегося поезда. Но вокруг никого — пустынно и холодно. Он ходит по вагону, ищет кого-то, все открывая эти нескончаемые двери.
«Это Живоглот», — рыжая морда с большими зелеными глазами мелькнула перед его лицом. И рыжеволосый, с веснушками парень забавно злится, морщит нос. А та девушка, что стоит рядом и держит кота, обижается и отворачивается, что-то говоря утешительное своему питомцу. Гарри улыбается и тянет руку.
Но вот уже и нет той Гермионы — это Хогвартс. Да, точно, Хогвартс. Стены, выложенные камнем и запах карамели. Снитч, взмахнув крылышками, мчится по туннелю коридора, таща за собой Гарри.
«Знаменитый Гарри Поттер, не успел зайти в лавку, как тут же попал в газету», — мальчик с платиновыми волосами кривит свои губы в ледяном презрении, и отчего-то так неприятно и хочется вдруг уйти. Гарри отходит от странного мальчика назад, все пятится и пятится, а тот не отступает и выше становится. Сзади кто-то толкает так сильно, что он падает на каменные ступени.
«Да ты жалок», — смеется кто-то, и его за шкирку поднимают на ноги.
Женщина в старомодном платье в цветочек кривит выкрашенные губы и все качает головой. Не успевает он произнести хоть слово, как вновь образ женщины будто воском стекает на потрескавшуюся землю. С неба льет дождь, и Гарри укрывается, прячется за навесом. Но тот отрывается вдруг и летит в небо. И вновь он начинает куда-то проваливаться, падает, долго и неприятно ноет под ложечкой. Он задыхается, когда что-то с силой ударяется ему в грудь. А затем зажмуривается от яркой слепящей вспышки зеленого света.
— Авада Кедавра! — произносит грубый голос, раскатом грома проходясь по помещению.
И вот, этот некто отходит назад, все дальше к самой двери, он закрывает за собой дверь. И перед глазами лицо женщины. Она плачет; по ее щекам катятся градом слёзы.
— Мы любим тебя, — шепчет она отчаянно.
И ему тоже отчего-то так хочется плакать, хочется вцепиться руками.
Но вот образ женщины растворяется вдруг в воздухе. Перед глазами люди — много людей. Яркие картинки, фигурки и вспышки огней.
— Имя тебе — Гарри Поттер, — восторженно объявляет мужчина, и темнота вдруг схлопывается перед глазами.