Над Нашим небом

«Каков он — мир над Нашим небом?»

Этим вопросом Кьёка задавалась с малых лет, с упоением слушая бархатный отцовский голос, балладами повествующий о стародавних временах: о лазурного цвета небесах, бескрайних просторах, греющем солнце. И как она ни старалась представить — провал. Всё не так, не то. И будто чувствуется совсем не так, как должно.

И Кьёка росла. Росла, задыхалась душным подземным городом и лелеяла в сердце детскую мечту — надежду на то, что однажды она точно выберется отсюда. Несомненно, город их был прекрасен — прогресс не стоял на месте, улучшая жизнь граждан каждый день. Их город пестрел золотыми и медными красками, а отзвуки исправно работавших механизмов были для людей сродни пению птиц, о которых Кьёке рассказывала мама. Технологии заменяли многое, чего человечество лишилось — пляжи и горячий песок, прекрасные сады и леса, в которых окутывал запах хвои. И даже солнце! Их собственное Солнце освещало каждую улочку днём и отключалось к ночи, сменяясь блеклой Луной.

И всё — подделка.

Кьёка краем глаза поглядывает на искусственное Солнце и печально ударяет по гитарным струнам. Размышлять об этом сейчас даже как-то забавно. Замечаешь обман только спустившись с небес на землю, как бы иронично ни звучало; пропадают деньги — пропадает и пелена с глаз. Когда отец потонул в долгах, ей было всего лет шесть — ребёнок, беззаботный, всегда имевший что поесть и чем заняться. Наивная девочка, считавшая их подземный город раем. Дурочка. Со взрослением, банкротством и голодом к Кьёке пришла простая истина — правительству насрать.

Пара монет со звоном падают на дно шляпы-котелка, и Кьёка улыбкой провожает щедрых прохожих.

— Благодарю!

Дама фыркает и горделиво приподнимает подбородок, неспешно удаляясь. Тц, ну и пожалуйста. Закатив глаза, Кьёка тоже фыркает и опускает взгляд — целых…

— Три орла? Серьёзно?

С губ слетает вздох, который теряется среди шума уличной суеты — отчаяние захлёстывает с головой. Кьёка опускается на колени, берёт в руки шляпу и совсем уж скептически пересчитывает монеты — не такого она ожидала от столь богатого района. Шигараки это не понравится…

Но всяко лучше, чем в родных трущобах, где скорее гитару в задницу засунут, нежели подарят пару медяков. Так что Кьёка высыпает в мешочек заработанные за день деньги, щёлкает древними карманными часиками и, прежде всего отряхнув, надевает шляпу.

…которая тут же слетает, когда что-то увесистое стукается о голову.

Девушка потирает затылок и злобно ругается сквозь зубы. Тц, прелестно. Недовольно осматривая шляпу, испачканную в грязи, она ругает неизвестное хулиганьё на чём свет стоит. С желанием надрать умнику зад она даже разворачивается.

И опускает гневный взгляд вниз, когда с характерным хлюпаньем наступает на… книгу?

Руки невольно тянутся поднять сокровище, с которым точно не дело так обращаться. В недоумении разглядывая запачканные страницы, Кьёка недовольно фыркает — всё детство её учили ценить книги, а тут…

Взгляд цепляется за свежие чернильные записи, выведенные аккуратным каллиграфическим почерком:

«<i>…в последнее время отец всё настойчивее напоминает мне о грядущей помолвке. И это пугает меня — Тодороки-старший всегда слыл вспыльчивым человеком. Младший из его сыновей (кажется, его зовут Шото) может оказаться… не хочу об этом. Это не говоря уже о том, что мы даже не знакомы! И пускай это мой долг, выходить за него я не хочу. Может, отец не так рассер</i>»

Запись обрывается.

Джиро с сочувствием поглядывает на раскрытое окно — история не нова. Где-то там живёт очередная девушка, возможно ещё девчонка, что выйдет замуж за незнакомца, проведёт с ним несчастную жизнь, а после родит сыновей и дочерей, которых настигнет та же судьба. Классика.

А нищая Кьёка, что ценит свободу выше денег, может лишь сочувствовать этим богатым девицам.

Она перелистывает на первую страницу.

— Принадлежит Мо… Яо… Яо… чёрт, — читать разорванные-запачканные страницы крайне трудно, и Кьёка вздыхает.

Имя непонятное и смазанное, но… настойчивое чувство вторит — ты знаешь, чьё это. Прекрасно знаешь.

Кьёка хмурится — чушь. Это не может быть она. Вздор. Простое совпадение.

Из раздумий выбивает громкий стрекот и шум шестерней — уже смеркается.

Механическое Солнце, скрипя, сменяется своей стальной сестрой. Патруль юношей в камзолах разгоняет пьяниц и бездомных в дыры, из которых они вылезли; экипажи вокруг снуют всё реже. Стук стальных копыт почти стихает, позволяя отдохнуть от городской суеты. Зажигаются фонарные столбы. Потрёпанные карманные часики с тиканьем объявляют без пяти минут полночь.

Джиро вздыхает. Прежде, чем уйти, надо бы вернуть дневник хозяйке, кем бы она ни была. Может, даже наградят за находку?

Кьёка не успевает решить — мысли улетучиваются, когда девушка, стремглав вырвавшаяся из дома, пролетает мимо, и Кьёка ахает, ведь незнакомка задевает её, заставляя пошатнуться. Она оборачивается и хочет окликнуть до жути знакомую даму, но её опережают.

— Мисс Яо!.. Нет, постойте же! Куда Вы?!

Домашний гвардеец выбегает вслед и проносится мимо. Ещё долго слышны отчётливый стук сапог и цоканье каблучков, постепенно и медленно стихающие.

Джиро поглядывает то на дневник, то на городские часы, которые объявляют полночь, и тихо ругается сквозь зубы, коря себя за глупое добродушие. Спрятав книжку за пазуху, она идёт вслед за неизвестной.

Казалось бы, спрятаться в переулочках — элементарно, если знаешь район как свои пять пальцев. Джиро знает это лично. Но никогда бы она не подумала, что найти кого-то в этих улочках так же просто. Потребовалось минут пять, чтобы отыскать девушку, а от дилетантских навыков поиска гвардейца просто бросало в смех, который стоит сдерживать. Как-никак, беглянка прямо за углом.

Неизвестная леди дышит тяжело и сбивчиво, но по потрескавшейся стене сползает с облегчением и тихим, взволнованным бормотанием. Нельзя медлить — решается Джиро и осторожно делает шаг вперёд. Первые пару секунд незнакомка вовсе не замечает её — лицо закрывает руками в белоснежных перчатках и продолжает бормотать, порой, изредка всхлипывая.

В глотке встаёт ком, но Кьёка решительно прочищает горло, стараясь обратить на себя внимание. Леди приподнимает голову.

— Миледи, — Джиро склоняет голову, — прошу простить мою наглость и если я лезу не в своё дело… кхм, кажется, это ваше?

Из-за пазухи она достаёт и осторожно протягивает потрёпанный дневничок. И тут же корит себя — дурная голова! Джиро немедля протягивает руку и виновато улыбается этому удивлённому личику. Со временем даже чёртовы манеры забываются напрочь.

Девушка принимает помощь и поднимается на шаткие ноги.

— Вот и всё. Теперь, прошу меня извини… э?!

Вдох вырывается сам собой, а девушка, так нагло схватившая её за скулы и ныне рассматривающая её лицо с пристальным негодованием, и ухом не ведёт! От шока Джиро не сразу отходит, но сразу же грубо перехватывает чужие кисти, как только девушка касается щёк. Она хмурится и уже хочет начать ругаться, вот только осекается — улыбка, неуверенная, но широкая расцветает на губах неизвестной леди, а несказанная радость так и искрится на дне чёрных глаз.

Щёк вновь касаются чужие руки.

— Кьёка?..

Девушка сумбурно раскрывает дневник, из которого достаёт множество сложенных листов — выходит целая пачка! Одно из них она вручает Джиро, которая до сих пор пребывает в неком ступоре, из которого мозг выбираться отказывается.

Девушка перед ней что-то сбивчиво-радостно тараторит, её дыхание тяжело, но взгляд — радостен.

Джиро опускает взгляд.

…а из рук выпускает письмо — оно падает наземь. Перед глазами мечется детская писанина, полная ошибок, сумбурности… её письмо, полное восторга. И пред ней стоит получатель.

— Она самая, — подтверждает вкрадчивый голос, доносящийся из глубин подворотни, — не хотел бы прерывать, однако угадай-ка, от кого я, «Кьёка»?

Кьёка сглатывает. Хмурясь, она сжимает кулаки и оборачивается на знакомый голос. Ждёт.

Лицо этого дьявола во плоти проносится в голове мутным воспоминанием — скрип ржавой стали, обжигающий пар, струящийся из-под слишком уж широкой улыбки и глаза — безумно-голубые огоньки…

Кьёка сглатывает. И Даби выступает на лунный свет.

— Для тебя я Джиро, Даби.

— Резковато говоришь для должницы.

— А что, мне обращаться на «Ваше Величество»? — из его ноздрей выбивается пар. — Я скоро всё отдам, так что можешь припасти свои угрозы для кого-нибудь ещё.

— Ах. Насчёт этого, — Даби небрежно достаёт руку из кармана. Ухмыляется.

Кьёка сжимает часики.

— Король устал ждать.

Когда Даби выбрасывает руку вперёд, Джиро понимает — счёт на секунды. Она хватает Яойорозу под локоть и бросается к освещённой улице — позади пышет пар, ревёт лазурное пламя, и девушки падают на пыльную дорогу — с ужасом наблюдают за столпом огня в метре от них.

Слышен нарастающий конский топот.

— Гвардейцы! Отлично! — Кьёка оборачивается к девушке с приободряющей улыбкой, — этот дьявол… он не посмеет при них, так что тебя сопроводят домой и…

— Нет!

Яойорозу вырывается и пятится, стыдливо потупив взгляд. Джиро осекается.

Неподалёку скрипят сталь и едкий смех.

Яойорозу поправляет перчатки.

Хмурясь, Джиро принимает решение.

— Пошли. Я знаю, где спрятаться.

Оставляя Даби и гвардейцев позади, девушки покидают район.

<center>***</center>

— Я долго планировала нечто подобное, — Момо осматривает вокзал, прохожих и причудливые поезда. Суета вокруг не позволяет стоять на месте — Яойорозу едва поспевает за своей спутницей. — Но… сбежать наверх? По-настоящему?

— Меня ничего не держит тут, Момо, — Кьёка грустно усмехается, поглядывая на часики. — Останусь — убьют. Эти ублюдки из Лиги… они достанут меня где угодно. Но точно не над Небом, понимаешь? Это… это единственный мой выход, Момо.

Яойорозу сглатывает. Джиро видит — она нервничает. Решиться на подобное нелегко, но… Джиро понимает, согласие — вопрос времени. Яойорозу слишком долго жила в золотой клетке. Рано или поздно ей захочется улететь.

Громкий голос объявляет скорое отбытие одного из поездов.

— Мне стоит поспешить, — Джиро усмехается. — Спасибо, что сопроводила меня, Момо. Ты будешь последним приятным воспоминанием об этом чёртовом подземелье.

Момо слабо улыбается в ответ и сжимает в руке дневник. Погружается в раздумия.

Выходя на платформу, девушки могут вздохнуть спокойнее — толпа миновала. Вокруг лишь редкие опаздывающие пассажиры да пара телег с чемоданами.

Нужный поезд пригласительно гудит.

Намереваясь прощаться, Джиро застывает.

Высокий силуэт. Пар изо рта. И эти дьявольские, голубые глаза-огоньки.

Сглатывая, она пятится и молча тянется за стареньким дуэльным пистолетом…

Её дёргают за рукав.

— Кьёка?..

Джиро оборачивается. Сердце ускоряет темп.

Гвардейцы уверенно маршируют к ним и где-то позади них раздаётся ленивый приказ.

— Задержать их.

Секунда. Звон в ушах. Ступор.

Мир оживает в топоте сапог, гудении поезда и страхе в глазах Момо — Джиро такого не допустит.

Колёса раскручиваются, и поезд с оглушающим гудком трогается с места. Чёрт возьми! Кьёка дёргает застывшую в ступоре девушку за руку и бежит, спотыкается и бежит — это последний шанс. Не успеют — её арестуют. Не успеют — Момо придётся выйти за этого чёртового Тодороки-младшего.

Не успеют — никогда не увидят голубого неба, о котором мечтали, будучи детьми. И Кьёка этого не допустит.

Рывок — так быстро она ещё не бегала! Ноги ноют, шляпа чуть не слетает со взбалмошной головы, на ветру развевается пальто. Гвардейцы наступают. Она слышит их сбитое дыхание, слышит глухой топот сапог и позвякивание стальных лошадиных ног. Слышит скрежет колёс о рельсы и шипение пара.

А на губы напрашивается безумная улыбка.

Джиро оборачивается, но в момент лишь с шипением отпрыгивает, когда пуля оцарапывает щёку. Кто-то позади перезаряжает мушкет. Дрожит сталь. Девушек настигает длинная тень, и Кьёка поднимает голову.

— Вам стоит остановиться, юные леди!

Крылья блестят ало-золотой сталью и угрожающе закрывают их Солнце, обдавая холодными потоками воздуха, а медного оттенка гогглы зловеще блестят и слепят глаза. Капитан гвардии, Кейго Таками, перезаряжает мушкет и сверкает самодовольной улыбочкой.

— Ну же, дамы! Остановитесь, иначе я буду вынужден обезвредить вас!

Не успевает Джиро и оценить ситуацию, как Момо резко выхватывает из-за пояса пистолет, стреляет в капитана и попадает в крыло — пуля отскакивает. Таками ухмыляется и даже хочет как-то сострить, но осекается. Треск. Кьёка опускает взгляд — от телеги отскакивает колесо, а бочки выскакивают из неё и сбивают с ног нерадивых солдат — в яблочко!

Смех сам вырывается из груди, однако очередная пуля пролетает мимо, и девушки делают последний рывок.

Меньше метра до последнего вагона.

— Запрыгивай! — кричит Кьёка, и Момо цепляется за медные перила, взбираясь на платформу.

Джиро слышит брань позади и хватает чужую ладонь.

Поезд исчезает в туннеле, и последнее, что видит Кьёка перед кромешной тьмой, — разочарованное лицо капитана гвардии, и ухмылка сама напрашивается на разбитые губы.

Щёлкает зажигалка, и огонёк масляным янтариком освещает изнурённые лица. Девушки дышат тяжело, а улыбаются устало и даже как-то победно — смогли. Яойорозу смеётся на выдохе и закрывает лицо руками в уже испачканных белых перчатках. Джиро в ответ посмеивается — детский восторг вызывает мягкую улыбку, вызывает где-то в груди радостный трепет, и остаётся лишь в каком-то неверии наблюдать за восторженным бормотанием девушки и небрежно-быстрыми записями в дневнике. Хах. Яойорозу с детства не изменилась…

На щёку ложится чужая рука, и Джиро вздрагивает. У Момо взгляд настороженный, внимательный — она сняла перчатку и большим пальцем стирает с щеки кровь, совершенно молча. Кьёка моргает раз, два, а выдохнуть не может — так и молчит, будто боясь спугнуть.

Огонёк гаснет.

Так и проходит путь — в тишине, во мраке, средь скрежета колёс.

<center>***</center>

Прошло немало времени, прежде чем поезд достиг цели. У них были считанные минуты — в этом местечке поезд не останавливается, так что девушкам пришлось ворваться в салон и дёрнуть за стоп-кран. И никто из пассажиров даже не попытался им помешать! Теперь, вспоминая это, Джиро может лишь улыбаться — шок на лицах этих богачей дороже любых денег.

Просторная зала встречает холодом. Постукивание каблуков эхом отскакивает от высоких потолков, невольно заставляя Джиро оглядываться и крепче сжимать в руке пистолет. Яойорозу выглядит куда спокойнее — так, будто ей известен каждый уголок этого заброшенного местечка, и это лишь настораживает.

Где-то позади скрипит дверь.

— Лифты… они должны быть где-то здесь, — Яойорозу оглядывает многочисленные врата, ведущие чёрт знает куда, и хмурится, — Да уж, в книге всё было описано куда красочнее…

Наступая в грязную лужу и оглядывая обломки труб, Джиро не может не поверить девушке на слово.

Джиро оглядывает эти высокие потрескавшиеся потолки, обломки дверей и стёкол и вздыхает. Это здание — история. История, которую пожелали забыть, как страшный сон, будто жизни на поверхности вовсе никогда и не было. И это ужасает. Момо впереди бормочет что-то о том, как величественно и красиво здесь было раньше, и Джиро может лишь улыбаться тому, сколько же эта девушка знает — будто бы они вновь дети со своими мечтами.

Быть может, так и есть.

— Тут замок! — негодующий голос возвращает Кьёку в реальность. — Такой старый и ржавый…

Искренне Кьёка удивляется, когда девушка достаёт из кармашка отмычку. Она подходит ближе и внимательно рассматривает столь неожиданное зрелище.

— Охохоу, и давно ты носишь с собой это? Зачем?

— Ох, ну… — Момо как-то кисло усмехается, не отрывая глаз от замка. — Отец частенько наказывал меня, запирая в спальне. Не выучила этюд, неподобающе общалась с гостями… всякое бывало. Так что, прочитав парочку книжек в библиотеке, я научилась взламывать окна и выбиралась гулять! — и улыбается она так гордо и самодовольно, будто малое дитя.

«Изумительно» — единственное, что грустно и с каким-то восторгом срывается с языка.

Пара минут проходят в тишине и позвякивании отмычек. Дабы оглядеться напоследок, Кьёка разворачивается на сто восемьдесят…

— Готово!

…и тут же падает, когда удар приходится по лицу. Момо вскрикивает, но Кьёка слышит лишь звон, видит пред собой лишь расплывчатый, крылатый силуэт. Ругательство само слетает с языка. Её грубо прижимают лицом в пол и заламывают руки, да так, что очередная волна боли ударяет в голову.

Таками Кейго выдыхает.

— Наконец-то… фух, а вас сложно поймать, знаете ли! Да не важно, — он усмехается. — Миледи, по приказу генерала Энджи Тодороки, я должен отвести Вас домой. Так что, прошу Вас, не сопротивляйтесь, и всё будет…

В голове звенит. Голос капитана обрывается, за ним следует глухой удар и сдавленное «дьявол!». Джиро хочет обернуться, но видит упавшую рядом окровавленную трубу. Вопросы отпадают.

— В лифт! — кричит Момо, пока позади, пошатываясь и держась за голову, поднимается капитан.

Яойорозу крепко сжимает её руку и бежит — Джиро собирает все силы в кулак и последним рывком запрыгивает в лифт вслед за девушкой.

Дверь захлопывается за их спинами, наверх с шипением взмывают клубья пара. В дверь стучат тяжёлые кулаки, но Кьёка позволяет себе облегчённо вздохнуть — не достанет. Здесь, за стальными дверьми, они в безопасности и могут позволить себе передышку. Ибо вот оно — заключение.

В ушах звенит.

Момо наваливается на неё и утыкается в плечо — Кьёка вздрагивает. Секунду колеблется. И совсем осторожно притягивает к себе.

— Вот и всё, — шепчет-выдыхает Яойорозу. — Немыслимо, хах.

— Да… немыслимо, — мечтательно и даже как-то улыбчиво соглашается Кьёка.

Сердце норовит выскочить из грудной клетки — стучится о рёбра и грозит их сломать. Стук отдаётся в ушах неровным, сбитым ритмом. Пугает. Но напоминает — она жива. Её сердце бьётся в бурный унисон с чужим, не позволяя об этом забыть.

Одышка. Неровное дыхание Яойорозу обжигает шею и всё, чего хочется — стоять в обнимку вечность.

Удар по кнопке «вверх» — лифт шипит-скрежещет механизмами и медленно трогается.

Яойорозу не отстраняется и что-то тихо шепчет:

— Что будет после? Домой… я не вернусь туда. Теперь, когда я почувствовала вкус свободы… я просто не смогу, — тихий, дрожащий вздох, — Что будет потом, Кьёка?

Повисшую тишину нарушают тиканье механизмов, шорох шестерней. Звуки, что сродни пению птиц… успокаивают. Помогают Джиро собраться с мыслями. Она успокаивающе гладит вороные волосы, подобные шёлку, перебирает меж пальцев пряди — Момо дышит тише, спокойнее. Кьёка дышит в такт с ней.

Она сглатывает.

— Мы… всё будет хорошо, Момо. Мы сбежим, — выдыхает она, утыкаясь в шелковистое темечко, — сбежим за тридевять земель, Момо.

Ответом — кивок, столь незаметный, но уверенный. Момо верит, и Кьёка ей благодарна за это.

Проходит чёрт знает сколько времени — карманные часики остановили свой ход, стрелки застыли на полуночи, не желая двигаться дальше. Механизм умер с прежней жизнью его хозяйки, и возможно, думает Кьёка, это даже к лучшему. Возможно, так и должно быть.

Проходит черт знает сколько времени, проходит ожидание. Момо на её плече так и задремала — выдохлась. Это маленькое приключение, длиною в пару дней… опустошает. Но оно того точно стоило.

Лифт замедляет свой ход, стрекот механизмов становится тише и тише, пока вовсе не смолкает. Джиро треплет Яойорозу за плечо, тихо выдыхая — прибыли. Девушка в миг просыпается и в трепетном ожидании оборачивается на закрытые двери. Белый пар с шипением поднимается из-под полы.

Сердца замирают.

Лиц касаются первые лучи, и Кьёка жмурится, закрывая взор рукой — ослепительно. Ново. И просто столь пугающая неизвестность… Но вдруг чувствует — её руку мягко опускают. Слышит — на выдохе Момо шепчет тихое «взгляни». И, затаив дыхание, открывает глаза.

За дикими руинами, что поросли зеленью сквозь трещины и сколы; за крыльями птиц, клином разрезающих небо; за линией горизонта — за остатками прежнего мира восходит величественное Солнце. Настоящее Солнце. Взгляд плывёт по небу — светило янтарным ореолом растворяется в лазурных небесах, чистых, настоящих, пестрящих белой россыпью…

— Звёзды?.. — выдыхает Кьёка. Ноги подкашиваются, и она падает на колени, в бессилии и восхищении. Глубокий вдох — чистый воздух наполняет лёгкие и едва не разрывает их своей свободой. Средь пальцев шуршит колкая трава, холодные капельки опадают на костяшки. Должно быть, роса.

Сердцебиение отзывается во всём теле своим ужасающим ритмом, мешает мыслить, мешает понимать и спокойно дышать.

На плечо ложится чужая рука. Кьёка поворачивает голову и не может сдержать улыбки — эти бледные, чистые руки покрыты утренней росой. И перчатки валяются где-то в стороне.

Кьёка поднимает взгляд.

Солнечные лучики, алые-янтарные, сияют акварельными мазками на губах и скулах, играются локонами в чёрных волосах, смущением окрашивают щёки.

В глазах у Момо сияют звёзды.

Эта девушка-солнце оборачивается, берёт чужое лицо в свои бледные руки и что-то тараторит, — «Кьёка, ты плачешь!» — смахивает чужие слёзы.

Сказки и баллады, их детские мечты и письма, свобода в утреннем ветерке и воодушевление, что дарит мир над Их Небом… всё воплощается в реальность.

Кьёка касается руки на своей щеке и глупо, счастливо смеётся.