Монс, 3:26 AM

«Я могу приехать на следующей неделе?»

Доставлено, прочитано.

Пальцы в очередной раз отчаянно нажимают на кнопку «обновить». На экране мобильного телефона по-прежнему не появляется никаких оповещений о наличии новых сообщений от парня. Монс нервно сглатывает, проведя рукой по своим волосам. Лоик что, заснул там? Высыпаться ночью, конечно, хорошо, однако нельзя просто так обрывать переписку в самом её разгаре. Особенно, если это переписка с усталым и взволнованным шведом.

Трансляция финала Евровидения 2017 года завершилась где-то около двух часов назад. Зелмерлёв справился со своей работой комментатора и, отправив коллегу — помогающего ему с этой непростой задачей — в аэропорт на поздний рейс, решил послоняться ещё немного по окрестностям здания Международного выставочного центра. Не то, чтобы здесь было на что смотреть, просто билеты мужчина на обратный путь всё ещё не приобрёл, гулять по ночным улицам Киева такой известной персоне было опасно, а гостиничный номер веял неприятным чувством одиночества. И вообще, не любил швед гостиницы.

Ещё раз обновив страницу, Монс в разы усилил своё желание разбить телефон вдребезги прямо здесь, в специально отведённом для прессы закрытом помещении. Однако он своё ярое желание в жизнь так и не воплотил, ибо посчитал безрассудством причинять боль неразумному техническому прибору. Ведь логичнее было бы с такой же яростью сейчас разбить нос наглому и до чёртиков упрямому бельгийцу, который лишь из раза в раз снисходил отсылать короткие сухие ответы на сообщения.

Да как он вообще смел игнорировать Зелмерлёва? Это злило, заставляло ненависть вскипать острым огнём безумия в сердце мужчины. Он был слишком замучен зеленоглазым парнем, который так старательно игнорировал его существование на планете Земля последние два года. У Лоика была учёба, гастроли… у Лоика была своя жизнь. У того самого Лоика, что на репетициях задумчиво изучал мужчину своими тёмно-изумрудными глазами и вздрагивал от каждого его прикосновения, сейчас был свой, совершенно новый мир, в котором места для шведа абсолютно не осталось.

Это сводило с ума. Зелмерлёв слишком привык получать желаемое, он попросту не был в состоянии осознать, что ему нужно отпустить всё, связавшее его далёкими двумя годами ранее с бельгийцем. «Жаль, что в нашем мире наравне с психологами, лечащими зависимость от наркотиков, не существует врачей, которые бы насильно вырывали из твоего сердца наглую, неугомонную проблему».

Монс встаёт с дивана и, накидывая лёгкое пальто, направляется через коридоры в сторону выхода. Вокруг суета, многочисленные журналисты, стремящиеся получить интервью у победителя этого года, а также делегации участников, которые сейчас уже покидают здание. У кого-то на лице радость, у кого-то печаль… Всё прямо как после прошлого Евровидения; да и позапрошлого тоже. Сами конкурсы каждый год разные, однако концентрация эмоций после них, этот для кого-то приятный, а для кого-то и не очень после привкус слишком знаком шведу.

Пока мужчина приветливо — насколько это возможно — кивает каждому встречному участнику, он уже почти доходит до выхода из помещения, однако дорогу дальше ему заслоняет делегация Болгарии. У их представителя берут интервью, поэтому небольшое сборище людей загораживает шведу путь к запасному выходу, специально приготовленному для местных «звёзд».

Подросток разговаривает с девушкой интервьюером то ли на русском, то ли на болгарском — ради бога, Зелмерлёв не в состоянии различить эти мудрёные славянские языки — и, в отличии от остальных конкурсантов, по его лицу нельзя определить одну единственную эмоцию. Влажные глаза Кристиана искрятся, с заметной грустью смотря на людей вокруг, а губы, вопреки всему, преобразуют улыбку. Монс прекрасно понимает эти контрасты эмоций: в один момент ты можешь искренне радоваться и сгорать от ноющей печали внутри одновременно. В один и тот же самый момент своей жизни ты можешь яростно ненавидеть и трепетно, всем сердцем, обожать. Поверьте, кому-кому, а мужчине это слишком знакомо.

Костов замечает на себе взгляд задумавшегося шведа и в знак приветствия добродушно машет ему рукой. Монс кратко кивает и небрежно бросает одну из самых банальных фраз в качестве поздравления. Подросток даже не успевает поблагодарить, как девушка, бравшая у него интервью, тут же нагло отвлекает на себя его внимание. Зелмерлёв ещё недолго стоит на одном месте, а позже всё-таки решается пройти сквозь толпу к выходу. Правая рука его находится в кармане пальто, сжимая лежащий в нём телефон. Так он в состоянии чувствовать себя спокойным за то, что сможет ощутить ладонью вибрацию, если придёт хоть одно единственное, но такое необходимое оповещение о новом сообщении.

***

Мужчина находится в баре, любезно предоставленном организаторами конкурса всем желающим людям, принявшим хоть какое-то участие в Евровидении. В большинстве своём развлекаются в помещении работники сцены, сами организаторы и даже некоторые из участников. Нужно отметить, что конкурсантов лишь несколько, так как остальным нужен отдых, и ехать сразу же через несколько часов после конкурса праздновать не слишком привлекательная идея для уставших от шоу певцов. Особенно если учитывать, что у большинства из них на руках уже имеются билеты на утренний рейс домой.

Монс сидит за барной стойкой, вертя в руках телефон. В помещении приглушен свет, а окружающий шум и гам он совершенно игнорирует.

Изначально, разумеется, швед подвергся нападкам рабочих, которые хотели сделать с ним пару селфи, но позже его всё же оставили в покое. Усталый внешний вид мужчины говорил за него сам, поэтому людям вокруг не хотелось мешать, да и у них без того своё веселье было в самом разгаре.

Бармен наливает в небольшой стеклянный фужер очередную порцию крепкого виски и смиряет заинтересованным взглядом шведа. Работнику бара было весьма любопытно увидеть столь известного и успешного человека в таком потрёпанном и задумчивом состоянии.

— Ваше виски, — спокойно произносит светловолосый парень, заставляя карие глаза Монса наконец-то отвлечься от дисплея телефона.

Без лишних слов швед залпом выпивает напиток цвета тёмного янтаря и, прикрыв глаза, отклоняется на узкую спинку барного стула. Бармен грустно качает головой. Ему часто на сменах попадаются подобного рода клиенты, отчаянно пытающиеся сжечь высокоградусными напитками все свои проблемы.

Зелмерлёв снова смотрит сквозь пелену усталости и алкоголя на светящийся экран телефона. Мужчина сидит в таком положении ещё около минуты, а затем резко нажимает на кнопку «отправить».

Монс, 4:50 AM

«Да пошёл ыт!»

Доставлено, прочитано.

Опечатку в последнем слове он не замечает. Отбросив телефон с характерным звуком на стойку, Монс снова закрывает глаза. На фоне издевательски звучит чей-то громкий смех, заглушающий весёлую, простенькую на мотив музыку, раздающуюся из настенных колонок. Окружающие люди оживлённо празднуют — в восприятии мужчины их голоса сливаются в один ужасно раздражающий беспорядок. На долю секунды у него возникает острое желание уйти, уехать, улететь… вот только куда и зачем?

На барный стул рядом с Монсом не просто садится, а шумно падает чьё-то тело. Мужчина всё ещё не открывает своих глаз, устало думая о том, что ему стоит вызвать такси. Тело, что приземлилось рядом, на непонятном для Зелмерлёва языке о чём-то просит бармена. Последний утвердительно отвечает и, судя по звукам, приступает к выполнению заказа.

— О, Монс, как же я рад тебя видеть! — заметно заплетаясь в словах, восклицает представитель Болгарии.

Мужчина от неожиданности распахивает глаза и видит перед собой довольно неожиданную картину: Кристиан, чьи волосы формируют собой самый настоящий хаос, пьяно улыбается ему, пока бармен достаёт второй стеклянный фужер и наливает в него отдающий терпким ароматом виски.

— А ты что здесь делаешь? — интересуется швед, вопросительно приподнимая бровь. Честно говоря, он был уверен, что участники, занявшие высокое место, не появятся в баре сегодняшней ночью — а если точнее, уже утром.

Костов выглядит невероятно помятым и взъерошенным. Видимо, подросток пришёл со своей делегацией второе место праздновать. Только вот Монс не видит поблизости его сопровождающих.

— Сбежал от своих, — просто пожимает плечами Кристиан.

Мужчина непонимающе смотрит на представителя Болгарии, пока тот берёт в руку наполненный фужер и, зажмурившись, подносит его к губам. Попытка выпить всё залпом — прямо как это делают крутые парни — сводится на нет, и Костов давится алкоголем, начиная неконтролируемо кашлять. Зелмерлёв, в свою очередь, начинает неконтролируемо, но искренне смеяться.

Хрипло откашливаясь, Кристиан настырно пытается выдавить из себя слова, которые безутешно подавляются нескончаемыми приступами вдохов и выдохов:

— Ты чего? — вновь заглатывая очередную порцию воздуха, возмущается он. — Прекрати смеяться!

Монс всё ещё хохочет, когда подросток останавливается и переводит дыхание. Глаза его становятся влажными от кашля, что делает внешность ещё более невинной и детской. Как только Кристиана без взрослых сюда пустили? Да ещё и налили спиртное. Это, наверное, останется самой главной загадкой для шведа. Как и то, зачем представитель Болгарии, успокоив свои бронхи, снова берётся допивать последнее, что осталось в стакане.

— Выведите отсюда ребёнка, — с наигранно серьёзным тоном обращается к бармену швед, — он творит сумасшедшие вещи.

Парень за стойкой лишь слабо улыбается, но не отвлекается от своей работы. Костов же, допив до конца и поставив пустой фужер на столешницу, в наказание за обидные слова ударяет мужчину по плечу.

— Всё-всё, я понял, — Зелмерлёв в качестве защиты выставляет впереди себя руки, — ты не ребёнок.

Кристиан откидывается на узкую, неудобно впивающуюся под самую лопатку, спинку барного стула. Он вытирает выступившие от кашля слёзы и задумчиво смотрит куда-то вперёд. Монс отмечает, что они с юношей толком так и не успели поговорить ни разу за эту неделю. Одни лишь недолгие зрительные контакты и кинутые друг другу банальные фразы приветствия — всё, чем они могут похвастаться.

Лежащий на стойке телефон начинает вибрировать. Зелмерлёв сначала не понимает в чём дело, а затем, осознав, что это звонок, вздрагивает и чуть ли не подскакивает на одном месте. Представитель Болгарии пугается такой внезапной реакции мужчины и, спустя несколько секунд, недовольно произносит:

— Да возьми ты уже.

Монс шумно выдыхает. Если это не тот самый, о ком он думает, звонок лишь огорчит. Да и, признаться честно, швед не горит желанием разговаривать со своим менеджером или с кем-нибудь ещё, кто указывал ему где и в какое время находиться.

Мобильник продолжает упрямо гудеть, располагаясь экраном вниз. Почему-то Монсу становится с каждой нагнетающей секундой слишком волнительно и, что совсем сбивает с толку, страшно. Это продолжается ровно до того момента, пока он не чувствует руку подростка на своём плече и не слышит его полный искренности вопрос:

— Ты тоже спрятался ото всех?

Нет, швед ни от кого не спрятался. Мужчина два года сгорал от мучительных попыток обратить на себя внимание упрямого Лоика Нотте. Два года гонялся за бельгийцем словно какой-то мальчишка. Кто-кто, а Зелмерлёв точно ни от кого не спрятался!

Монс резко встаёт с барного стула и, захватив телефон, быстро направляется в сторону как правило тихого и бесшумного коридора, находящегося между мужским и женским туалетом. Удивлённый Кристиан остаётся один. Он смотрит на удаляющийся силуэт шведа, облокачиваясь о низкую спинку барного стула. Как только Зелмерлёв скрывается за дверью, Костов задумчивым, грустным взглядом смотрит на стоящие перед ним два пустых стакана. Он просит бармена повторить заказ и снова переводит свой взор на дверной проём.

***

— … прости меня.

Сердце Монса поддаётся испепелению в монотонных гудках, раздающихся в динамике телефона. «Что это было?» — Зелмерлёв не верил. Это не был голос Ло, это не были его слова. Он просто не мог… Рука, держащая телефон, медленно опускается вниз. Ладонь нарочно ослабевает хватку и даёт мобильнику упасть. Где-то в гуще пепла, оставшегося в груди вместо сердца мужчины, раздаётся грохот. А затем безликая пустота. Вот и пришла реальность, которую так боялся швед. Реальность, что даёт ему хлёсткую пощёчину и вправляет мозги на место.

«Думал, в наступивший тридцатник до тебя должно быть дело столь молодому и талантливому певцу? Его карьера только начиналась, а ты пытался эгоистично тормозить парня, добивался его бесценного внимания… Какой же ты всё-таки мудак, Зелмерлёв».

Холодный душ собственных мыслей заставляет мужчину бездвижно стоять ещё несколько минут на одном месте. Услышанное будто выбивает весь алкоголь из организма Монса, оставив после себя лишь гноящуюся боль, перевоплощающую в кромешную пустоту все смешанные в беспорядочный ком чувства внутри. Холодная дрожь пробегает по коже, когда швед чувствует на своей спине чей-то пристальный взгляд. Он резко оборачивается и сталкивается с карими глазами Кристиана.

Тот, опираясь о стену, вероятнее всего всё это время изучал Зелмерлёва, пока тот стоял в оцепенелом состоянии.

— Что это было? — юноша кивает в сторону валяющегося у ног шведа телефона.

Монс шумно выдыхает, закрывая глаза. Всё, что он желает сейчас — это побыть наедине с собой, смириться с мыслями, что он неоднократно пытался влезть в чужую жизнь, чуть ли не разрушив её. И в итоге, по всей видимости, разрушил свою. Зря Костов здесь появился. Мужчина разводит руками и с ноткой раздражения в голосе спрашивает:

— Могу ли я просто спрятаться здесь ото всех?

Кристиан кивает.

Отведя усталый взгляд от подростка, Зелмерлёв садится на пол около противоположной стены коридора. Он обхватывает голову руками и что-то неразборчиво произносит на шведском языке. Представитель Болгарии тоже садится на пол, прямо напротив мужчины, также опираясь спиной о стену. На несколько минут в коридоре повисает бесцветная тишина.

— Я подвёл их всех, — тихо произносит Костов.

— А я подвёл себя всего.

Снова тишина. Подросток начинает тяжело дышать в собственные согнутые колени. Монс поднимает взгляд и замечает, как по щекам к подбородку Костова медленно стекают искрящиеся, полные сожалений и вины, слёзы.

— Крис, — подаёт голос мужчина, на что юноша даже не реагирует, — успокойся.

Зелмерлёв встаёт и медленно подходит к подростку. Он садится рядом, кладя руку на его плечо, и отрицательно качает головой:

— Лучший результат за всю историю Болгарии на Евровидении. Никого ты не подводил.

Подросток поднимает голову и, шмыгая носом, внимательно смотрит на мужчину. Слова его звучат искренно, однако сердце Костова, будто издеваясь, ноюще сжимается каждый раз, когда юноша представляет себе, что у него был шанс принести своей стране победу, а он его бесследно упустил. Это чувство вины съедает все положительные эмоции; не даёт Кристиану возможности ровно дышать.

Монс указательным пальцем аккуратно вытирает дорожки серебристых слёз с щёк юноши. Отвлечься на успокоение другого лучше, чем самому погрязнуть с головой внутри беспорядочного кома проблем, верно?

— Мне стоит позвонить кому-нибудь из твоей делегации? — спрашивает Зелмерлёв, а затем неохотно отмечает, что последнее, что ему хочется сейчас — это взять в руки злосчастный телефон.

— Нет, — отрицательно качает головой Костов.

Швед понимающе смотрит на него и, облокотившись о твёрдую стену, вздыхает. Ещё один заблудший ребёнок — ещё одна вероятная проблема. Главное не быть мудаком, изгнать все наитупейшие мысли из головы и уговорить Кристиана связаться со своими сопровождающими, которые, наверняка, уже весь Киев обзвонили в поисках сбежавшего певца… или же-

— Поедешь ко мне в отель?

Только не снова.

Костов кивает, с выглядывающей из-за ограды слёз и алкоголя благодарностью смотря на мужчину. Подростку не хочется оставаться в баре, так как был велик шанс, что его здесь смогут обнаружить. А с Зелмерлёвым по непонятным причинам он может чувствовать себя в покое. Кристиану хочется лишь спрятаться. Вот и всё.

Швед поднимается на ноги и подаёт руку представителю Болгарии. Бросив взгляд на свой лежащий на полу — и, судя по воспоминаниям о треске во время падения, сломанный — мобильник, Монс поспешно произносит:

— Такси вызовем с твоего телефона.