Хей, еще после написания прошлой главы я поставила статус, что фанфик закончен, но многие не заметили этого, поэтому я пишу это сейчас. Да, этот фанфик официально (на самом деле это странное слово) закончен. По поводу того, что я не написала в предупреждениях о смерти персонажа… С самого начала я планировала эту главу… И ладно, сами поймете, и надеюсь поймете, почему я поставила статус «Закончен» после предыдущей главы. Приятного прочтения =)
Это не конец. Это только начало…
Тяжело. Нет, это неправильное слово. Больно. Мне ужасно больно. И эту боль я не могу унять ничем, потому что она наполняет каждую клеточку меня. Она раздирает каждый мой атом на части. Но хуже этого только чувство вины. Оно поселилось глубоко в моем мозгу и в моем сердце. Поэтому я принимаю всю боль, что свалилась на меня, как искупление. Когда я чувствую боль, я забываю о вине и мне не хочется удавится.
— Эй, — окликнула меня медсестра, — вам лучше пойти домой. Время посещений уже давно закончилось.
— Я посижу здесь.
Мне не хотелось уходить, особенно сейчас. Нет, я буду сидеть здесь до последнего. И даже кучка охранников не сможет выгнать меня. Три дня. Уже три дня я не могу найти себе покоя. Каждый день я провожу в этом месте, отлучаясь только для того, чтобы принять душ. Я просто не могу уйти. Я должен быть здесь. Я должен быть рядом…
— Луи? — показался в коридоре Найл, — хей, как он?
Я отвел глаза и посмотрел в сторону палаты, в которой лежит мое сердце. В которой лежит моя любовь.
— Меня не пускают, — как-то слишком печально ответил я.
— Не против если я посижу с тобой? — поинтересовался Найл, присаживаясь рядом.
— Конечно.
Гарри был без сознания уже три дня, два из которых он провел в реанимации, и только сегодня его перевели в обычную палату. Никто не знает, что произошло. Никто, кроме меня. Потому что я прекрасно понимаю, что в произошедшем виновен только я. Если бы я тогда не ушел, он был бы в порядке. Он был бы здоров.
Та неделя, что я провел без него, была самой ужасной в моей жизни. Я не чувствовал совсем ничего, только раздирающую изнутри пустоту. Было чувство, что у меня вырвали сердце, а как известно всем, без сердца человек жить не может. Когда Лиам сказал, что видел его. Когда он сказал, что Гарри плохо без меня, и он хочет поговорить, я почувствовал, как по всему телу разливается тепло. Тогда я понял, что не смогу больше быть один. Больше не смогу быть без него. Именно поэтому я и написал ему. Я хотел, чтобы он сказал, что любит. И он сказал.
— … вернись. Я так сильно люблю тебя.
И вот оно. После этих слов я почувствовал ее. Боль. Боль от осознания того, что я целую неделю причинял боль ему. И я не был зол. Злость прошла буквально через час, после того, как я увидел это. И на смену злости пришла гордость. Я стал внушать себе, что он не любит меня, что я ему не нужен. И я слишком горд, чтобы возвращаться к человеку, который не любит меня…
И когда он сказал, что любит меня, я не смог сдержать эмоций. Мной овладело чувство, столь сильное, что по щекам моим стали стекать слезы. А я не хотел, чтобы он видел этого. Он не должен был видеть меня слабым. Поэтому я ушел. Мне просто нужно было привести себя в порядок. Я должен был успокоиться. И это, черт возьми, моя самая большая ошибка. Мне нужно было остаться, сказать ему, как сильно я люблю. Но черт, я такой идиот.
— Доктор, как он? — послышался голос неподалёку и вырвал меня из размышлений.
— Состояние Гарри крайне тяжелое, но оно стабилизировалось, — ответил высокий седовласый мужчина, — но радоваться еще слишком рано. Мы надеялись, что он придёт в норму, как только мы очистим его организм от токсина, но, к сожалению, состояние не улучшилось.
— Что это значит? — меня охватила паника.
— Это значит, что состояние, в котором сейчас прибывает Гарри, вызвано не только сильнейшим отравлением, — формальным тоном ответил мужчина.
— Но тогда чем оно вызвано? — перебил Найл.
— У нас есть подозрение, но я не хочу ничего говорить, пока не буду уверен.
И на этих словах мужчина пошел прочь. Не смотря на то что он сказал, что состояние Гарри стабилизировалось, я не чувствовал облегчения, мне стало только хуже. Он все еще без сознания, и ему все еще плохо. А теперь еще доктора не знают, из-за чего мой парень до сих пор не пришел в себя.
— Черт! Черт! Черт! — выругался я.
— Луи, с ним все будет в порядке, слышишь? Он придёт в норму, — сказал Найл и притянул меня в объятия.
Объятья Найла это то, что мне было нужно. Когда он сделал это, меня окутало спокойствие. И… это напомнило мне о Гарри. О том, как он обнимал меня. Как притягивал к себе и целовал в макушку.
— Я больше не могу сидеть здесь. Мне нужно увидеть его, — прошептал я и двинулся в сторону палаты.
Посмотрев по сторонам, я быстро шмыгнул за дверь. Палата была точно такой же, как и та, в которой Гарри был в прошлый раз, только на этот раз, он не смотрел на меня, когда я вошел.
Гарри неподвижно лежал на кровати, а его прекрасные кудряшки закрывали собой всю подушку. Он был бледным. Таким бледным я никогда не видел его. Даже когда у него были ужасные ломки, после приема обезболивающих, он не был таким бледным. Я медленно подошел к кровати и присел на самый край. Гарри не выглядел больным, он будто спал, а я все ждал, когда он откроет свои глаза. Но он не спал. Он был без сознания и неизвестно, когда очнется.
Я взял его ладонь в свою и крепко сжал, все так же надеясь, что он проснется. Он бы открыл свои изумрудные глаза и низким с хрипотцой после сна голосом произнес: «Привет солнце». От этих мыслей непроизвольно появилась улыбка. Но она сразу же пропала, когда я посмотрел на Гарри.
— Привет, малыш.
В ответ тишина, которую разбавлял лишь кардиомонитор.
«Пип»
— Я так скучаю по тебе.
«Пип»
От такого ответа мне стало так больно, так грустно, что я снова начал плакать. Но на самом деле, этот ответ все же лучше чем ничего, потому что я знаю, что Гарри рядом. Он жив. И совсем скоро, я надеюсь, что совсем скоро, он придёт в себя. И все будет как прежде. Я наконец познакомлю его со своими родителями…
— Солнце, прости, что я тогда ушел. Я… правда не злюсь на тебя, да и как вообще можно на тебя злится? — я улыбнулся и тыльной стороной ладони вытер слезы, — Мне просто нужно было побыть одному. Я просто не хотел, чтобы ты видел мои слезы. И черт, я такой дурак, что оставил тебя. Не нужно было этого делать. Ты же знаешь, как сильно я люблю тебя. Моя любовь к тебе больше чем вся вселенная. Ты ведь знал это?
«Пип»
— Прости меня. Прости, — я начал плакать, потому что больше не мог справляться с эмоциями, — Знаешь, есть только одна вещь, которая больше моей любви к тебе, и это моя тупость, Гарри. Потому что как я мог подумать, что ты не любишь меня?! — я засмеялся сквозь слезы, — И наверное, я потом нашел того парня, и может быть, слишком сильно избил его. Снова. Надеюсь ты не будешь злится из-за этого. Просто… когда я увидел тебя вместе с ним… Мне было правда больно… И возможно, только возможно, когда я пришел домой, я разревелся как девчонка. Я никогда раньше не плакал, ну, до встречи с тобой.
«Пип»
Я притянул его ладонь к своим губам, и оставил нежный поцелуй.
— А когда я нашел тебя… — сердце сильно закололо от нахлынувших воспоминаний, — когда я вернулся и увидел тебя… Такой маленький… На полу в ванной. Это было даже ужасней, чем когда тебя избил Зейн, потому что я не мог понять, что произошло… А потом я увидел эту чертову банку. Блять… Гарри, как ты мог? А если бы я пришел немного позже… Они бы не смогли тебя спасти! Ты хотя бы понимаешь это?
«Пип»
— Конечно же ты ничего не понимаешь…
Воспоминания все никак не хотели уходить. Я никак не мог выбросить их из головы. Вот Гарри стоит рядом, и признается мне в любви. Вот я, как идиот, разворачиваюсь и ухожу прочь, даже не объяснившись. Черт. Черт! Черт! Меня не было буквально десять минут.
Успокоившись, я решил, что пора вернуться к Гарри. Я хотел сделать ему приятное. Хотел удивить его, поэтому пошел в цветочный магазин. Это банально, да, но черт, я хотел прийти к нему с огромным букетом цветов, и сказать, как сильно я люблю его. Чтобы мы оба посмеялись над произошедшим…
Я долетел до комнаты за считанные минуты, притащив с собой чертовы тюльпаны. Пару недель назад, Гарри сказал, что у них во дворе росли тюльпаны, и он помогал матери ухаживать за ними, потому что они нравились ему. И я запомнил. Поэтому я купил именно их. Я представлял, как сильно Гарри бы удивился…
Но когда я зашел в комнату и не увидел его нигде, что-то внутри перевернулось. Я оставил цветы на кровати и пошел в ванную. И вот оно… самое ужасное, что я когда-либо видел. Гарри лежал на полу, такой хрупкий… Схватив телефон, я набрал номер неотложки, а дальше все как в тумане. Я не помню толком ничего… Помню лишь, что я плакал и просил Гарри не оставлять меня…
— Кхм? — послышался женский голос.
Я повернул голову и увидел маму Гарри.
— Ох… — я начал волноваться, к Гарри ведь нельзя, а я тут… — Я эм… зашел… а … тут…
— Луи, — позвала меня женщина, — все в порядке, я не против, что ты здесь.
— Вы не… против? Но ведь вы….
— Я люблю своего сына, и если он счастлив с тобой, то так тому и быть.
Я посмотрел на женщину и понял, какая все же у Гарри замечательная мама. Она приняла его. И черт, как же я хочу, чтобы Гарри сейчас стоял рядом со мной. Как же я хочу, чтобы это было… правильно.
— Эм… мы не успели познакомится в прошлый раз, — начала женщина, — Я Энн.
— Ах, да, здравствуйте, я Луи, — неловко ответил я.
— Я знаю, — ответила Энн, и в комнате повисло неловкое молчание.
Черт, Стайлс, как только ты очнешься, я убью тебя! Ты должен быть сейчас рядом!!!
— Эм… Энн, а вы случайно не знаете, что с Гарри? Врачи ничего мне не говорят.
— Они подозревают, что он сильно ударился головой и именно это спровоцировало кому.
— А что насчет того, когда он очнется? — не прекращал я.
— Он сказали, что не известно, когда он очнется, — печально ответила Энн.
— Ч-что это значит?
— Это значит, что он может очнутся в любую минуту. Этого никто не может предугадать. Он может очнутся и через час, и через месяц, — после этих слов Энн ненадолго замолчала, — а еще есть вероятность, что он не очнется вообще.
Я видел слезы в ее глазах и понял, что мне пора уходить. Как бы сильно я не любил Гарри, она его мать, и она любит его в сотни, нет в тысячи раз сильнее. Я должен оставить их наедине. Я подошел к кровати Гарри, и оставил легкий поцелуй на его лбу.
— Пока, малыш, — прошептал я и покинул палату.
Мне было тяжело находится в больнице. Эти стены давили на меня, поэтому я решил прогуляться. Мне нужен свежий воздух. Когда я покинул стены больницы с плеч, как будто свалился огромный груз. Я не знал, куда шел. Я просто бродил по городу, не направляясь куда-то конкретно. Мне просто нужно было побыть одному. В голове был только Гарри. Его волосы. Его глаза. Я вспоминал каждое наше мгновение, как хорошо нам было вместе… Я все шел, а когда пошел дождь, я перестал сдерживать свои слезы.
Через какое-то время, промокший до нитки, я вернулся в больницу. Когда я подходил к палате Гарри, я заметил какую-то суету. Люди были встревожены. Они ходили туда сюда. Вот из палаты выбежала какая-то женщина. Вдруг я начал переживать. В мое сердце засела тревога. Что-то не так.
— Найл! — я увидел парня ходящего в зад в перед, он волновался, — Чт-что случилось?!
Найл поднял на меня свои голубые глаза и произнес:
-Он очнулся.
В этот момент я сорвался с места и полетел по направлению к палате. Я должен увидеть его. Я должен убедится, что он в порядке. Это необходимо мне как кислород.
— Луи, к нему нельзя…
Но я наплевал на все и залетел в палату. Гарри и вправду был здесь. Он был в сознании, разговаривал с врачом.
— Гарри! — закричал я и подбежал к его кровати.
— Что вы тут… — завопил доктор, но я пропустил все его слова мимо ушей.
Сейчас для меня существовал только Гарри. Только его глаза. Только он. Я подлетел к его кровати, попутно скидывая с себя руки врача.
— Я так скучал. Ты даже представить себе не можешь.
Я ждал, что он улыбнется. Что он скажет, что рад видеть меня. Но он сказал совсем не это. Прежде чем охранники вывели меня из палаты, он спросил:
— Кто вы? Мы знакомы?