чернолесное

   мёртвое к мёртвому, ты говоришь, пойдёт. поздней ли осенью крошится тонкий лёд? поздней ли осенью слышишь ты странный зов, зов ужасающий? и застывает кровь. ты же ходила, искала — но не нашла то, от чего так тревожна твоя душа каждую осень, декаду её конца. слышишь беду — не видишь её лица.

   я здесь чужой, приблуда — такой, как ты, я здесь ищу пропавших и их следы. здесь же осталось три хаты да в два ряда — что-то зовёт людей да к себе в леса. Ирна, ты знаешь. знаешь же. помоги!  
   сердце из шестерней бьётся в твоей груди — кто б захотел, не смог бы тебя заклять... Ирна, послушай, мне без тебя — никак. что мне искать? какой же из троп идти? в этом лесу не выживу я один, в этом лесу нет за спиной богов... Ирна, прошу! ты же слыхала зов.

   мне говорили, как девочка лет семи видела сон, в чащу леса ушла за ним. деревья сомкнулись, укрыли её силуэт. и кто б ни искал, но девочки больше нет. а следом за дочкой ушли и отец, и мать — скорбь увела их. лес сомкнулся опять.  
   или... я видел, как ты говорила с ней — знахаркой, ведьмой туманных и злых полей — ты тоже искала, пыталась их всех найти, но ты заблудилась и сбилась во тьме с пути. и, Ирна, ты знаешь — она ушла за тобой; я слышал сквозь сон её крик и протяжный вой. я помню, как ты вернулась, но без неё... и все, кто остался, прокляли имя твоё.

   но самое страшное, что может лишь только быть, я видел во сне, я видел тебя и их. их руки сквозь тень тянулись к твоей груди, где сердце из шестерней... хотели тебя убить.
   в последнее время ты стала совсем больной: ты слышишь их шепот, боишься смотреть в огонь. но, Ирна, послушай. не смей уходить. постой!
   тёмные воды утянут тебя домой.