«Человек только и делал, что выдумывал Бога, чтобы жить, не убивая себя; в этом вся всемирная история до сих пор»
Ф. М. Достоевский «Бесы»
Осаму Дазай повертел в руках пачку соли. Задумался. Смертельная доза соли, — которую он заранее рассчитал для себя, — жалкие двести грамм. Какая смерть дешёвая и доступная штука! А как волнует её предвкушение!
Осаму неторопливо двинулся к кассе, по пути разглядывая полки круглосуточного магазина.
«Не выпить ли сегодня? — задумался мужчина, заглядывая в холодильник с пивом. — Нет-нет, у меня есть цель и я её добьюсь. А если нет, у меня будет ещё завтра, чтобы напиться»
За кассой стояла хорошенькая миниатюрная девушка. Личико бледное и милое, тельце хрупкое. Она напомнила Дазаю об образе Ямато-надэсико. Аккуратная и ладная, воплощённая кротость и изящество. Продавщица услужливо поздоровалась и потянулась было к пачке соли, как её прохладную ручку схватил Осаму Дазай.
Он обаятельно улыбнулся и произнёс с драматическими нотками:
— Ночь сегодня так хороша, но Вы прекраснее. Не согласны ли вы совершить сегодня со мной двойное самоубийство влюблённых?
Девушка не задумалась ни на миг.
— Согласна!
— Ч-что? — оторопело переспросил мужчина.
— Двойной суицид. Я согласна. Так что Вы предлагаете: повешение, утопление, отравление, прыжок с крыши?
Осаму Дазай ошалело моргнул. В тоне девушки не было ни насмешки, ни кокетства. Она говорила абсолютно серьёзно и даже с некой долей прагматизма.
Мужчина вгляделся в её милое личико и подметил, что продавщица нездорово бледна, в лице ни кровинки. Под глазами у неё залегли тени, а бальзам для губ был не в состоянии скрыть то, что они были обкусаны до мяса. Взгляд был совершенно пустым, безжизненным, ни искорки, ни отблеска — бездна. Неловкое молчание затягивалось, переходило в разряд невыносимого. А Осаму так и стоял с глуповатой улыбкой на губах и узкой ладошкой девушки в своих руках.
— И что же, Вы ничуть не боитесь смерти? — прервал тишину он вкрадчиво.
— Я как-то вычитала эту фразу: «Вся свобода будет тогда, когда будет все равно жить или не жить». — флегматично ответила она. Пояснила: — Это, если не путаю, из русской литературы, у автора ещё очень сложная фамилия — уже не вспомню какая. Так вот, мне всё равно — жить или нет. Даже не так, смерти я буду рада. А вся моя жизнь — лишь её ожидание.
— О-о-о, — протянул Дазай, ослабляя хватку.
Он выпустил ладонь девушки, засунул руки в карманы бежевого плаща и оглядел круглосуточный магазинчик. Полки, полки, полки… и притаившееся среди товаров уныние. Осаму Дазай вздохнул и нерешительно, будто в страхе отпугнуть боязливого зверька, ещё раз сжал в своих ладонях её ручку.
— Откажитесь от этой мысли. Этот мир многое потеряет вместе с таким прелестным созданием как Вы. Я уверен, Вы ещё сумеете познать счастье и подарить его другим.
Продавщица невесело усмехнулась краешком губ.
— Понимаю, словами не поможешь, но я Вас молю — живите. — Пауза. Рассеянный взгляд мазнул по стене за спиной девушки. Дазай принялся рыться в карманах. — Признаться, я сам весь в долгах… Вот, возьмите.
Он выложил на прилавок несколько крупных купюр.
— Берите. Обратитесь к психологу или психиатру. Возьмите и потратьте эти деньги на лечение у специалиста! Я говорю так, не потому что хочу Вас задеть, а потому что хочу помочь. Берите и поклянитесь, что сходите к врачу, пройдёте терапию и откажетесь от мыслей о смерти!
Оторопевшая девушка посмотрела на деньги, на красивого молодого мужчину, стоящего перед ней, снова на деньги и снова на него. Как в замедленной съёмке с её лица сползла бездушная маска, глаза наполнились слезами.
— Клянусь, — пискнула она сквозь рыдания.
— Будьте счастливы, — проронил Дазай, вышел из магазина, оставив на прилавке соль и побрёл по сумрачный улочкам домой.
Уже укладываясь спать, он продолжал думать о произошедшем в магазине. Оказывается, человеческая жизнь имеет цену. Более того — ценность её больше чего бы то ни было. Завтра он зайдёт в этот магазин проверить. И послезавтра проверит. И через три дня… Он обязательно зайдёт и проверит, не подорожала ли соль, — а он остался совсем без денег! Но он зайдёт.