«Здравствуйте, команда номер 19! Моё имя — Ли Бэй, и я координатор вашей экспедиции в квадрант IT код три-восемь-один, сектор четыре. На момент, когда вы окажетесь вне крио-капсул, на Земле упадёт последнее дерево. Тяжело это признавать, но экосистемы нашей родной планеты практически полностью уничтожены, и маловероятно, что подлежат восстановлению. Мы обещаем, что работы по этой части будут продолжаться, пока вы ищете новый дом для человечества. Перейдем к инструктажу и вашим непосредственным задачам. По прибытии на неизведанную ранее планету…»

— Выключи эту хрень.

Чимин, отрываясь от экрана, сбрасывает ноги с панели управления и резко поднимает голову на Хосока, проходящего мимо со стаканом порошкового смузи.

— Я уже всё посмотрел по сто раз, — ворчливо отвечает Чимин.

— Пойди подрочи.

— Не могу.

— Пойди поешь.

— Не хочу.

— Не могу, не хочу, мне на тебя капитану пожаловаться? — громко, но беззлобно спрашивает Хосок, помахивая стаканчиком. — Посадку-то твоя хотелка переживёт?  

Это то, что Чимин уже хочет пережить как лет десять. За пару десятков лет в космосе, он, кажется, физически забыл, что значит дышать не фильтрованным воздухом, питаться чем-то кроме геля и порошка, спать в чём-то, кроме криокамеры. Его первый секс — правая рука, второй — с Хосоком и Тэхёном, и третий тоже, пока он не понял, что это аморально. Глядя на Хосока, агрессивно высасывающего смузи из стаканчика, Чимин ловит себя на мысли, что тут, наверное, все уже со всеми перетрахались и всем, как и Хосоку, просто скучно.

Но куда больше — нервно. Потому что это последние минуты в космосе. И когда слишком внезапно раздаётся голос женщины, обладательницы искусственного интеллекта, и Хосок, и Чимин подскакивают на своих местах.  

— «Пилоты класса F-1, займите свои позиции».

— Чёрт, блять… — ругается Хосок себе под нос, бросает стакан в руки Чимина и срывается с места.

— Зачем?!.. — не успевает окрикнуть Чимин, потому что Хосок, застёгивая костюм до горла, бежит, как ошпаренный.

Чимин в два глотка допивает его смузи, щёлкает на панели управления кнопку уборки мусора и бросает стаканчик на пол — нет времени, потому что после F-1 всегда идёт F-2.

Когда шаттл входит в атмосферу планеты, что обещала быть практически полностью идентичной Земле, у Чимина тревожно крутит в животе. Он видит планету сквозь толщи защитных стёкол, и та сияет словно на картинках в гугле. Земля 2015 года — такой был запрос, когда Чимин хотел посмотреть на родную планету с высоты полёта спутников. Зелёный сплетается с синим, бирюзовым и голубым. Родная пустыня стирается из воспоминаний, когда он, задыхаясь от восторга, слезящимися глазами смотрит на планету, у которой есть только номер, но нет названия. Глядя на неё, Чимин уверен, что это — та самая. Та, которую искало человечество, чтобы выжить. Он представляет её домом, когда корабль гудит и трясётся, сопротивляясь силе притяжения, пытаясь пройти через атмосферу мягко; Чимин держит руки на рычагах. Вокруг него никого нет: его изолированная рубка боевого пилота не передаёт визуальный сигнал, но он уверен, что лица у всех такие же, как у него. Что Тэхён наверняка сидит с открытым ртом, а Хосок — едва сдерживается, чтобы не дышать тяжело прямо в микрофон. Каждый из них мечтал об этом всю свою жизнь, и каждый из них оказался одним из тех счастливчиков, чья мечта исполнилась.  

Они — идиоты, в погоне за счастьем и выживанием. Корабль, что стал их матерью и колыбелью, второй раз в своей жизни касается земли. Когда Чимин ступает на неё, на зелёную траву, ему кажется, что это первый вдох в его жизни. Кислород сразу ударяет в центральную нервную, прямо в солнечное сплетение.

Оглядываясь по сторонам, он не видит ничего, кроме бескрайних зелёных просторов. Облака витиевато сливаются друг с другом, отражая сияющую голубизну чистейшего неба. Ветер мягко целует голые щёки, горы режут зрачок своими вершинами. Словно с картин, эта планета сошла в космос, уголок рая с кристальным воздухом, ароматом цветов. Где-то там, Чимин знает, льются прозрачные реки, плачут не кислотные, а пресные дожди. В этой планете идеально всё, начиная от розовых цветов, смятых шаттлом, заканчивая тем, что она не населена разумными существами — ни одна планета не выдержит цивилизации. Человечество проверило это на себе, и человечество стремительно вымирает. Чимину больше всего хочется позвонить сейчас матери, сестре, сказать, что он нашёл им место, и что он вернётся, чтобы забрать их сюда. В место, где можно дышать полной грудью и плакать, словно ребёнок, касаясь тонких стеблей зелени, стелющейся под ногами. Ни один человек, выросший на их шаттле, не знал такой природы. Вместо гор — горы пластикового мусора; вместо земли — безжизненный песок.  

Сон это или явь — сложно сказать, когда ноги всей команды дружно подкашиваются, но не под гравитацией, что меньше, чем на родной планете, а от усталости и осознания, что они добрались. Что эта планета, спрятанная в отдалённом кусочке вселенной, наконец-то у них на ладони, и что у их вида появился шанс. Их строго мужская команда наверняка осталась бы на этой планете, если бы в шаттле были женщины, согласные на продление рода здесь. Возвращаться на Землю кажется диким уже сейчас.  

— Если встречаем аборигенов, не проявляем агрессии до момента, пока самозащита не будет оправдана, — проговаривает капитан. — Сперва попробуем провести миссию мирно.

— К тому же… — добавляет Хосок. — Хер знает, что у них будет припасено на случай вторжения.

— Да ну, разве что копья, — смеётся Тэхён.

Все кивают, в том числе Чимин. Которому слабо верится, что на такой чистой планете могут жить разумные существа.

Ночь наступает внезапно, стоит людям только успеть разбить лагерь возле космического шаттла. Неизвестно, что происходит здесь по ночам, поэтому половина остается охранять лагерь, пока другая половина спит своё нормированное количество часов.  

Чимин просыпается от того, что что-то прикасается к его лицу, и когда он догадывается, приоткрывая глаза и видя босые ступни, что именно это может быть, он едва не подскакивает. Но заставляет себя замереть. Заставляет себя не распахивать глаза шире. Потому что прежде, чем действовать, нужно оценить ситуацию, как бы страшно тебе не было. Прежде, чем отправиться в космос, он обучался — с самого рождения проходил подготовку, и львиная доля дней была выделена тому, как держать самообладание. Как лгать. И что делать, когда с тобой в контакт пытается вступить существо с другой планеты.

Чимину хочется поднять голову и посмотреть выше ступней, которые в темноте ничем не отличаются от человеческих. Но никто из людей не стал бы ходить здесь босиком, никто из людей не надел бы светлую тканевую одежду — широкие брюки, шаровары, сужающиеся к щиколоткам. Светлая ткань — единственное, что видит Чимин. Куда больше его беспокоят прикосновения. Мягкие, невесомые, но всё равно ощутимые даже во сне человеком, который лёг спать на паранойе, в незнакомом мире.  

Чимин тяжело и медленно, шумно выдыхает, будто предупреждая местного, что он не спит, что он проснулся. Словно испугавшись, рука резко замирает, а вместе с ней застывает и Чимин, боясь двинуться. У него прямо возле бёдер лежит чехол с ножом, и пальцы подбираются к рукояти, ложатся на ту — он не знает, чего ожидать. Вместе с тем, больше всего в жизни ему хочется поднять голову и посмотреть на местного аборигена, как выглядит его лицо, если его ступни выглядят один в один, как его собственные, человеческие.

Но он не двигается, будто рядом с ним хищное животное — притворяется мёртвым, дыша ровно и тихо, зная, что, если позовёт на помощь, рискует умереть. Первое правило — не показывай страха, не дёргайся, не шуми, веди себя так, будто перед тобой танцует кобра.  

Пальцы местного по ощущениям совсем человеческие. Они замерли подушечками на коже, они не двигаются, они касаются так нежно, как к Чимину прикасались любовники, которым он позволял быть лицом к нему, видеть его взгляд. Чимин хочет посмотреть. Он хочет посмотреть, как никогда. И как никогда, его сердце колотится в груди, и дышать тяжело, будто он снова садится и выходит из космического шаттла, впервые в жизни видя что-то настолько прекрасное — эту планету.

— Ki amma?...  

Чимин едва сдерживает себя от того, чтобы нахмуриться. Голос над ним шепчет странным языком, который даже на слух не похож на то, что Чимин слышал на Земле. Голос кажется ему мужским, но тонким, высоким, и чёрт знает, что ответить. Его рука сжимает рукоять ножа, когда пальцы снова ведут по щеке и касаются волос. Чимин тревожно сглатывает: он не уверен, как правильно поступить. Дать себя трогать дальше, ударить или показать, что он не спит. Но стоит пальцам коснуться уха, решение принимается само по себе, и из Чимина вырывается хриплое и очень тихое:  

— Нет.

Существо возле него шарахается, падает с ног, резко садится, рука испуганно отрывается от кожи. Местное существо точно испугалось, и Чимин пользуется этим моментом, чтобы подскочить, выхватить нож, отстраниться подальше и создать безопасную дистанцию. Он выставляет перед собой оружие и огромными глазами смотрит на то, что смотрит на него в ответ, выглядя совершенно как человек. Абсолютно точно, как человек. Только глаза его или её подсвечены бирюзовым, вокруг них светящаяся окантовка из флуоресцентной краски.

Наверное, это всё-таки «он». И они с Чимином смотрят друг на друга, точно не зная, что с друг другом делать. Чимину казалось, что напуганным должен быть он, а не тот, кто обладает всеми правами жить на этой планете: он сидит на земле, широко расставив ноги, уперевшись руками за спиной, так, словно Чимин действительно угрожает ему ножом, а не защищается. Его лицо выглядит удивлённым, он не пытается двинуться, и просто смотрит — смотрит так, будто они оба не выглядят похоже, будучи с разных планет.

Может, именно это и пугает местного.

Чимина это не пугает: его мало что может напугать.  

Он медленно разворачивает нож в ладони, а вторую поднимает открытой, двигается как можно осторожнее, быстрым взглядом стараясь оглядеть как можно больше. Но бирюзовое свечение перебивает всё, не дает разглядеть лицо, только белые штаны и тунику с длинными рукавами, волосы длиною чуть ниже места, где должны быть уши — свечение не дает разглядеть, есть они там, или нет.

Существо понимает его правильно, и так же медленно поднимается, снова садится с упором на колени. Сидит, приподняв таз, точно упираясь ступнями в землю. Одна его ладонь упирается в неё же — легкая поза для быстрого старта, но они, будто заклиная друг друга, неотрывно смотрят в глаза. Чимин не знает, что он хочет сделать. И он не знает, как говорить с тем, чьего языка не понял с первой фразы.

Как будто его, блять, вообще можно было понять.

Чимин ощущает, как противная капля холодного пота стекает ему за шиворот.  

— Ki… — медленно, подозрительно начинает местный…

…и это единственное, что улавливают отчего-то заложенные уши Чимина. Речь звучит странно, и всё это время он смотрел на губы, на то, как они двигаются, осторожно задавая вопрос, на который у Чимина нет ответа.  

Абориген протягивает к нему руку. Чимин не знает, почему он воспринимает её как угрозу, если она совсем недавно касалась его лица и не причинила боли.

Тело действует рефлекторно, против воли — Чимин резко бьёт ребром ладони, стремясь оттолкнуть от себя руку, но местный ловко, словно вода, изгибаясь, сдвигается с траектории удара, гибко уворачивается, и тут же вылетает из палатки, срываясь словно животное.  

Чимин замирает в ступоре, задыхаясь. В голове идёт отсчет: одна секунда, две, — этого хватает, чтобы вернуть самообладание и соскочить с места. Чимин вылетает следом за местным, выпрямляется и, готовый обороняться, оглядывается. Вокруг палатки костры, горят сигнальные огни шаттла, проходятся солдаты с оружием, а кто-то заснул прямо на земле. Когда Чимин переводит дыхание, убойная доза кислорода ударяет ему в голову — он чувствует, как резко начинает кружиться голова, и его вырывает на землю так же резко, как ему поплохело. Он кашляет, кашляет громко, пока из соседней палатки не высовывает нос заспанный Хосок, очевидно, спавший так же тревожно. Несмотря на то, что Хосоку явно паршиво не меньше, он быстро подходит к Чимину. Чимин отталкивает его от себя, стараясь просто дышать и проговорить сквозь резкие вздохи:  

— Тут… Был… Был…

— Кто был? — взволнованно уточняет Хосок, присаживаясь, чтобы видеть побелевшее лицо Чимина.

— Местный…  

Хосок моментально подскакивает и издаёт тонкий свист. Вся охрана оборачивается на него. Парой жестов, что поймут только военные, он отправляет тех, чья очередь охранять лагерь, осмотреть местность. Те, вскидывая оружие, пригнувшись, беззвучно и стремительно разбредаются по лагерю. Чимин уверен, что они никого не найдут.

— Оно что-то сделало тебе? — Хосок кладёт одну ладонь на спину Чимина, другую на грудь, помогая ему выпрямиться. — Как оно выглядело?  

Чимин мотает головой, пытаясь в поплывшем от чистого воздуха сознании вспомнить, действительно ли он видел кого-то. У него темнеет перед глазами. В его памяти — глаза бирюзовые, яркие, кислотный светящийся макияж. Белые одежды, плавные движения, и губы. Мысленно опуская на них взгляд, Чимин вспоминает, как осторожно они произносили слова на текучем языке, звучащим так же, как местный двигался. Чимин приваливается к Хосоку. Ему тяжело стоять и думать одновременно. Но он уверенно выдыхает:  

— Как человек.