- Мы разместим вас в здании телецентра, - маленький автобус, сплошь обклеенный надписями «Пресса», пробирался по узеньким улочкам Бейрута. Вокруг сновали разноцветные автомобили, центральная улица столицы напоминала витрину – на заднем плане трущобы и нищета, а здесь, пожалуйста, богатые ливанцы отдыхают в уличных открытых кафе.
Местный журналист радиостанции «Арарат-канал+» показал рукой поворот к телецентру.
Водитель автобуса затормозил, американцы и европейцы начали выгружать свой профессиональный скарб на пыльный асфальт перед зданием, похожим на небольшую стеклянную пирамиду.
- У нас в верхних этажах обустроено подобие гостиницы, вам будет удобно.
- Конечно, Раф, - Арчи впереди всех двинулся за местным внутрь здания. – Мы намерены работать, так что, здесь нам нужен только ночлег.
- Сейчас мы оформим пропуска, - Раф остановился в чистеньком вестибюле возле стойки охраны. – После военных событий мы придерживаемся открытой политики, пресса имеет особые привилегии, тем более, зарубежные СМИ, а то многие до сих пор полагают, что у нас бесконечная стрельба на улицах и камуфляж наша повседневная одежда.
- Нет, - отозвался Томми, заполнявший анкету иностранного фотокорреспондента для внутренней аккредитации. - Мы как раз заметили по дороге сюда, что у вас так красиво на улицах.
- И, тем не менее, волнения то и дело вспыхивают, и не всегда, понятное дело, происходит это санкционированно. Поэтому, будьте осторожны, ну, не мне вас учить.
- А ты хорошо рассчитал свои силы? – Кир принес в кабинет Адама документы на подпись и остановился подле его стола. – Ты сможешь танцевать?
- Кир, - устало произнес Ламберт. – Ну я же танцевал в прошлом году, когда театр решил возобновить постановку «Индиго». Не развалился?
Кир дипломатично помолчал.
- И потом, - продолжил Адам. – Они бы ни в жизнь не согласились на мою режиссуру, если бы я оставил Габриэля на второе действие. А так – интрига, такого еще никто не придумал, так что…
- Адам, - внезапно спросил Кир. – А вы с Томми… вы больше не вместе?
Ламберт резко вскинул голову, так, что прядь волос из челки упала на его высокий лоб.
- С чего ты взял?
- Мне показалось…
- Тебе показалось, Кир. Тебе всего лишь показалось.
Мечеть неподалеку от телецентра, где поселилась их журналистская группа, оказалась знаменитой на весь Старый Бейрут.
Утром протяжное «Аллааху акбарул-лааху акбар» муэдзина будило почище «Металлики» на айфоне Томми.
Зато потом сон пропадал совершенно, впрочем, и по ночам у Томми разыгралась его давняя бессонница. Вот работы было много.
Корреспонденты Агентства моментально, в первый же день развернули в местном офисе телецентра оперативный штаб. Вся информация стекалась сюда, тут же фотографы оборудовали свои походные лаборатории, поделив все по-братски, и проявочную и все копировальную технику. В эфир выходили по очереди, сигнал был хорошей, но из-за разницы в часовых поясах, спутник давал им сигнал поздно ночью, зависая ровно над Нью-Йорком и протягивая им невидимую нитку связи с домом.
- Этот портрет тебе нужно выставить на конкурс World Press, - Арчи заглянул Томми через плечо, пока тот задумчиво перебирал отпечатанные снимки. – Настоящая ливанская мадонна.
На фотографии Томми поймал момент шествия протеста против существующего правительства, на заднем фоне как раз митингующая толпа с чисто ливанским колоритом: пестрые одежды, развевающиеся флаги, самодельные плакаты. А в объектив крупным планом – молодая женщина, почти девочка, сидящая на тротуаре на скамейке, поджав ноги под широкую юбку и держащая на руках спящего малыша.
- Да, - согласился Рэтлифф. – Удивительно, ребенок спал под этот шум и гвалт, как будто это была его любимая колыбельная.
- Привык, - вздохнул журналист. – Дети ко всему быстро привыкают.
- Томми, - Арчи указал на дверь в пресс-центр. – Наши заканчивают через несколько минут. Если хочешь поговорить с кем-то из близких, как раз есть возможность.
- Нет, - покачал головой Томми. – Мне не с кем разговаривать.
В спальне пентхауса «Византии» свет был притушен и роскошная широкая кровать выхватывалась ночником как айсберг посреди темного северного моря.
Габриэль сидел на кровати, склонившись над Адамом, лежащим на животе и положившем голову на скрещенные руки.
- Мне кажется, что ты совсем охладел ко мне, после того, как… - сказал танцовщик, водя пальцами по гладкой спине Адама.
- После того как трахнул тебя? – не меняя положения тела, подсказал ему Ламберт.
Габриэль поморщился, темно-рыжие прямые волосы свесившись, почти полностью закрыли ему лицо.
- Тогда, зачем?... – он снова не закончил фразы.
- Опять вопросы, - голос Адама тоже зазвучал тише, приглушеннее, словно он засыпал рядом со своим премьером. – Можно же как-то обойтись без них?
- Но ведь было же классно!
Адам перевернулся на спину и притянул к себе ЛеБорна ближе.
- Классно! – протянул он с теми же интонациями.
Его руки легли на предплечья Габриэля, заставляя его переместиться и сесть на Адама верхом.
Где-то в глубине сознания Адама всплыла мысль, что весь этот акт близости с Габриэлем происходит механически, что его тело всего лишь автоматически или инстинктивно воспроизводит нужные движения, а все остальное блуждает не здесь, не в отеле, а совсем на другом краю света.
Всплыла и пропала, растаяла под горячностью молодого премьера, который, по-видимому, никакими мыслями не мучился, а резво оседлал Ламберта уже по-настоящему, приведя того в боевую готовность несколькими сильными движениями по его члену.
Адам придерживал Габриэля за бедра, а тот уже насадился на член отработанным движением, привычно задержав дыхание на пару минут и после начав с медленных тягучих движений, в такт которым перед Адамом качнулся тяжелый набухший орган танцовщика.
Убыстряя свой темп, ЛеБорн откинулся назад, опираясь расставленными руками о колени Адама, угол проникновения изменился, Адам зашипел, закусывая нижнюю губу. Габриэль был особенно красив в эту минуту – он словно парил, поблескивая в свете ночника своей влажной светлой кожей.
Вот он снова поменял положение тела, наклонился вперед, практически прижимаясь своей грудью к груди Адама и движения его замедлились, снова становясь тягучими и выбивая из легких Ламберта остатки воздуха. Адам перехватил его член одной рукой и пропустил его через кольцо своих сильных пальцев. Габриэль уже был на грани, в преоргазменной пляске убыстрился, стал хаотичным, и выплеснул в руку Адама горячую и липкую струйку спермы. Адам кончил несколько минутами позже, и затих, слушая стук своего колотящегося сердца.
- «Хезболла» все еще проводит захваты заложников, - водитель уверенно направлял их маленький автобус к окраине Бейрута, а Раф рассказывал о последних событиях в столице, показывая рукой полуразрушенные здания. – Сейчас они становятся все реже, но, - он искоса посмотрел на Арчи, сидящего рядом с ним. – Американцев они до сих пор называют врагами ислама, а религиозные фанатики, сами понимаете, дело гиблое.
- Просирийские настроения теряют свою былую привлекательность, - отозвался Томми с соседнего сиденья, наводя свою камеру на пересохший городской фонтан. – Однако, ваш Президент…
- О, нестабильность нашей политики уже стала объектом шуток, хоть шутить на такие темы опасно для жизни! – улыбнулся ливанец. – Наше правительство полностью является зеркалом нашей страны – все руководители из разных религиозных конфессий, вот и никак не договорятся!
Автобус свернул от городского рынка, шумящего своими многочисленными покупателями и продавцами и въехал на площадку перед торговой улицей Хамра.
- Пожалуйста, - Раф поднялся со своего места. – Вот вам и митингующие. Студенты против коррупции, - перевел он надписи на плакатах. – Очередной сбор в столице.
- Прости, Терри, - Адам прошел в комнату мимо посторонившегося друга. – Я переночую у тебя сегодня, можно? Никак не могу ехать домой.
Терри лишь покачал головой.
- Обещаю, завтра буду ночевать дома, - заметив его укоризненный взгляд, сразу добавил Адам.
- Кофе? – привычно направляясь на кухню и запуская кофемашину, спросил Спенсер.
- Я бы выпил чего-нибудь покрепче.
- У тебя завтра репетиция, - напомнил Терри, но бутылку виски, все-таки, поставил на стол.
- У меня всю жизнь репетиция, - Ламберт налил спиртное в стакан и выпил залпом. – Всю мою жизнь репетиция… Томми нет дома всего три дня, а мне кажется, что прошла вечность.
- Тебе надо его вернуть.
- Я его не выгонял! – Адам прикрыл глаза рукой.
- Тем не менее, он в какой-то ближневосточной передряге, а ты не хочешь идти домой, – Терри помолчал. – И эта твоя идея с участием в спектакле…
- Знаешь уже?
- Я же постоянно в Интернете, все новости проходят через меня. Сайт Джуллиарда с гордостью анонсировал совместную с Театром Балета новинку сезона – великий Адам Ламберт в роли Альберта в собственной постановке «Жизели»!
- А какая сейчас погода в Бейруте? – Адам раздвинул пальцы и глянул на друга одним глазом.
- Солнечно и жара.
- Томми не очень хорошо переносит жару. Еще и эта его привычка вечно надеть на себя что-нибудь с длинными рукавами и потемнее…
- И, все-таки, я не понимаю…
- Не надо, Терри, - Адам поднялся со своего места. – Я пойду лягу в гостевой спальне, хорошо?
Спенсер проводил его взглядом и тоже налил себе виски в стакан. Покрутил стакан в пальцах, покачал головой и выпил.
Репетиции Адама никогда не повторялись. Разумеется, у него была целая команда помощников, хореографы на классы, концертмейстер, они давно уже работали с Ламбертом и были привычны ко всему. Иногда возникали проблемы с танцовщиками.
- Эмси! – Адам объяснялся с ведущей балериной, горячо жестикулируя. – Твоя героиня наивна до овечьей глупости! Она бездумна, но бездумна не от того, что неспособна мыслить, а просто потому что ей это незачем. Пока.
- Встала еще раз!
- Мне нужна такая интенсивность чувств с самого начала, чтобы любой в зале отключил все свои воспоминания о предыдущих постановках, которые он видел! – Адам сердился. – Поэтому вот эта серия прыжков должна быть не такой!
Он показывал, расставлял, направлял, сам жил вместе с солистами в каждом их движении.
- Габриэль, это пойдет сюда, и прыжки мы начинаем для того, чтобы вы с Эмси встретились лицом к лицу! Ну, нет, это уже народные танцы пошли под чечетку, повторяем от последнего такта, пожалуйста!
- Стоп!
Адам остановил репетицию раздраженными хлопками ладоней.
- Габриэль, подойди ко мне.
ЛеБорн остановился перед режиссером.
- У тебя голеностоп гуляет, ты о чем думаешь? – Глаза Ламберта презрительно сузились. – У тебя, может, болит что-нибудь?
Мочки ушей молодого премьера предательски заалели.
- Нет, ничего у меня не болит!
- Ну и прекрасно! Подбери себя и еще раз… Начали!
- Адам, я тебе еще в прошлом году сказал, - доктор Шейн рассматривал рентгеновские снимки Ламберта на специальном экране. Адам приехал к нему в клинику сразу после репетиции. – У тебя есть все шансы попасть в инвалидное кресло!
- Но ты же мне говорил, что разрушение сустава не произойдет! – Ламберт упрямо сжал руки в кулаки. – Ты бы уже определился с моими перспективами!
- Я тебе не Господь всемогущий, чтобы так определяться, извини! – Шейн сурово посмотрел на танцовщика. – Тебе пять лет назад еще было сказано, ни в какой балет не лезть! Очень ты послушался меня тогда.
- Частично послушался. – Адам кивнул на экран. – Нагрузок же почти не было.
- Именно, что почти, - сдаваясь, пробормотал врач. – А сейчас ты собрался без одной ноги по сцене прыгать? Не очень жизнеутверждающе, знаешь.
- Давай, сделай, что можешь.
- Ленточкой перевязать? – скептически усмехнулся Шейн. – Опять постоянные блокады и заморозки. Не дело же. И что значит, что можешь? Тебе по-хорошему ко мне в клинику надо, все обследовать, сейчас можно и вопрос об операции бы рассмотреть, пока процесс перешел в хронический, так ты же со своими репетициями снова заработаешь обострение и все насмарку!
- Шейн, потом все обследования, ну я обещаю. Мне укольчиков выпиши и я поеду.
- Домой, я надеюсь?
- Да, только в театр заскочу на часик и домой, честное слово!
- А он точно еще вернется в Джуллиард после того, как выжмет все соки из своих там, в театре?
Терри приехал в Школу Балета, прекрасно зная, что уж где, где, а на своем законном рабочем месте Адам не отвертится от разговора с ним.
Кир утвердительно кивнул, не отрываясь от своих занятий: он что-то бодро набирал на компьютере, рядом уютно гудел принтер, выдавая распечатанные страницы.
- Вернется. У него еще здесь куча всяких бумажных дел, что-то подписать, с кем-то согласовать. Маэстро вникает во все, лично.
Терри откинулся на спинку высокого кресла. Ему было не впервой приезжать сюда, в эту разношерстную обитель высоких искусств, вечно наполненную самыми неожиданными ее персонажами. Здесь постоянно толкались музыканты, танцовщики, вокалисты, студенты и преподаватели, приглашенные звезды, балетмейстеры и хореографы, режиссеры и художники. Целый мирок, со своими правилами и законами.
- Что-то случилось? – вопрос референта вырвал Спенсера из глубокой задумчивости.
Он поднял голову, Кир тревожно смотрел на него из-за монитора.
- Ты приехал, не позвонив, я так понимаю, Адам не ожидает тебя здесь увидеть. Что происходит?
Терри развел руками.
- Я пытался поговорить с Адамом, - продолжил Кир. – Все-таки, мы знакомы уже много лет, я, пожалуй, мог бы считать себя если не его другом, то хотя бы старинным приятелем и помощником, но… Он молчит.
- Молчит? – переспросил Спенсер.
- Непробиваемо, - печально подтвердил Кир. – Он получил по электронке все заключения от Шейна, все результаты своего медицинского осмотра, просил меня их распечатать, просмотрел и выбросил в корзину. И вот уже второй месяц как он не выходит из репетиционного зала. Он или там, или в театре. Я едва уговариваю его что-нибудь съесть…
- Значит, у врача он, все-таки, был?
- Был, но пользы от этого никакой, - секретарь-референт Ламберта потер лоб ладонью. – Я спрашивал, может быть, Шейн назначил какие-то препараты, так их нужно заказать и купить, но Адам только отмахнулся. Я подумал, вдруг, он сам перешел на всякие медикаменты, ну ты понимаешь, которые вовсе и не медикаменты даже, но опять, никаких признаков.
- Ты же понимаешь, Кир, сказать сейчас Адаму, чтобы он берег себя – это все равно, что добровольно лечь под танк. Или размажет, или просто не заметит.
Терри умолк, снова вслушиваясь в тихий гул работающего принтера.
- Это так, - опять соглашаясь, сказал Кир. – Сейчас у него осталась только «Жизель»…
Спенсер вскинул голову и глянул на секретаря в упор. Его черные, слегка навыкате глаза, насмешливо прищурились.
- А я бы поставил вопрос немного иначе, кто у него остался!
- Терри, ты что! – Кир махнул рукой, так и не вылезая из-за монитора компьютера. – Джуллиард – это такая штука, здесь не бывает сплетен и слухов. Здесь всегда все знают точно и наверняка. А вот в театре, там совсем другая атмосфера, и артисты уже взрослые, не какие-то студенты-выпускники, которыми можно руководить, этим не прикажешь жить по указке. И молчать они бы не стали. Но, говорить или не говорить, здесь уже совершенно все равно. Это постановка Адама Ламберта, не выпускной спектакль, а грандиозный режиссерский замысел, так что, в этой постановке у него карт-бланш.
- Пока, - Терри потянулся в кресле. – А то я не помню, что у вас постоянные терки с меценатами, спонсорами, художественными критиками и прочее и прочее.
- До премьеры все будут молчать.
- А после?
Кир только собрался ответить, как дверь с матовыми стеклянными вставками отъехала в сторону, и в кабинет секретаря стремительно вошел сам Адам.
Бросил на стол у входа ключи от машины, мимоходом посмотрел на свое отражение в зеркале в полстены, и обернулся к широкому столу Кира.
- Терри, привет, - он поправил свою зачесанную на лоб челку. – Заскочил со мной поздороваться?
- Не совсем, - Терренс поднялся со своего кресла. – Томми вернулся вчера из командировки. Звонил мне, просил забрать его вещи из … из твоей квартиры и привезти ему. Он пока в отеле остановился.
За спиной Спенсера Кир выронил из рук кипу только что распечатанных документов.
- Я не желаю исполнять роль буфера между вами двумя!
Терренс Спенсер раздосадованно пнул ногой дорожную сумку, стоящую возле раскрытого шкафа.
- Откуда я знаю, где его вещи?
- А мне наплевать! – Разъяренный Ламберт пронесся мимо, словно тайфун с запахом текилы. – Если он такой трус, что не может приехать и забрать свои вещи собственноручно, так мне плевать, Терри, какие вещи ты там напихаешь!
- И как это тебе удается? – Терри даже растерялся. – Как это так может быть, что изменяешь ему ты, но при этом и ухитряешься его в чем-то обвинить?
- Довольно, - Адам обернулся к другу. – В конце концов… Не станет же он бегать от меня всю жизнь. Поехали.
- Куда?
- В каком он там отеле от меня спрятался?
- Я не прятался, с чего ты взял? – Томми Джо Рэтлифф отступил на несколько шагов назад, отходя от двери в гостиничный номер.
К тому, что Адам приедет он был готов.
Прилетев из Бейрута, повидав все эти демонстрации, забастовки, волнения на улицах ливанской столицы, Томми как-то остро почувствовал, что в жизни есть что-то такое, чего он оказался лишен.
Хотелось бы ему надеяться, что на время, но, от изменений в жизни не застрахован никто. Если его любимый человек не дорожит их отношениями, не интересуется его жизнью, пустив все на самотек, то самое время, эту жизнь изменить. Даже если и придется это делать в одиночку.
С такими мыслями он и позвонил Терри, попросив того привезти вещи. На то, что Адам привезет их ему лично, он надеялся, но потом, вспомнив, что в процессе подготовки спектаклей, Ламберт становится особенно нечувствителен к окружающим, расслабился и решил, что не в этот раз.
- Не ждал меня? – возможно, что с мыслями о бесчувственности Адама Томми слегка поспешил. – Надеюсь, не очень помешал твоему уединению?
Терри благоразумно выскользнул из номера.
Рэтлифф же только дернул бровью и спокойно уселся на диван.
- Премного благодарен, но, право слово, не было необходимости отрывать себя от репетиции!
Ламберт уже не сдерживал свой знаменитый темперамент.
- Да сколько же можно! – Он с размаху хлопнул дверью.
- Ты чем меня упрекаешь? Тем, что вся моя жизнь, это балет? Ну, извини, если так получилось!
Он размашисто походил по гостиной номера, спотыкаясь о неразобранную сумку Томми и повсюду разбросанные камеры, объективы, папки с уже проявленными и отпечатанными снимками.
- Так вот, оказывается, как это называется, - в отличие от Ламберта, сам Томми был убийственно спокоен. – Секс со своим премьером-танцовщиком называется просто балетом?
- Томми, я все объясню, - Адам сел на стул напротив дивана, на котором, поджав под себя одну ногу, сидел Томми. – Ты не понимаешь…
- Конечно, и я не понимаю, и ты все сможешь мне объяснить! Адам, ты говоришь репликами дешевой мелодрамы!
- Я не виноват, что только такие слова тут подходят!
- А в чем ты виноват? – в упор спросил Рэтлифф. – Или во всем виноват я?
Ламберт смотрел на него, не отрываясь.
- Томми, я виноват, правда. Я не хотел, чтобы ты узнал об этом, я бы все сделал, чтобы ты не узнал. Кто тебе сказал?
Томми заметно удивился, и, даже забыв добавить в голос злости и ехидства, ответил:
- В смысле, кто? Габриэль ЛеБорн, собственной персоной. Сообщил, и даже в подробностях, хоть я и не просил его об этом.