«Служить, а не править» — вновь Церковь своë твердит. Как будто бы магам и правда нужна та власть, как будто бы сила, что пенится в их крови, пригодна затем лишь, чтобы развлечься всласть. Молва повторяет, что маги всего страшней: нет совести, чести. Одна только в сердце тьма. За стены их спрятать, да чтоб до скончанья дней. Защита, конечно же. Вовсе и не тюрьма.

Пугается Церковь, а с нею и весь Тедас. Для зверя готовьте клетку — вот и окончен сказ.

И учатся маги, как видеть в себе тот мрак, себя ненавидеть сильнее любой молвы, и в искрах на пальцах заметить проклятья знак, признать себя змеем, что рядом с ногой застыл. Кто старше — те вторят церковным пустым речам, собратьям внушая, что манит их только власть, что жаждут отчаянно краха любых начал, а значит, и правда лучше в ничто упасть.

И сколько ни бейся — клеть никогда не сгорит. Она не снаружи: тюрьма проросла внутри.

За прутьями клетки девчушка одна живëт. Гроза поселилась на дне её серых глаз. Остëр её разум и холоден, точно лëд. О воле едва ли просит, ныряя в чужой рассказ. В мечтах этой девочки дом и уютный сад — чудесное место, где будет она одна, где можно вторженья чужого в свой мир не ждать, где книг интересных и дивных цветов сполна.

Не просит — но ждёт, с улыбкой творя детали. Быть может, у озера, в мирной, спокойной дали...

Мечты так банальны, что Фреде почти смешно, но их заменять она б ни за что не стала. Милее правленья ей тихая гавань, но об этих надеждах Церковь едва ли знает.

Мир снова рушится, в сердце торчат осколки. Не утешает, что голос твой стал весом. Вера невинная в мыслях твоих умолкла, но я за тебя надеюсь:

Сбудется дивный сон.