Княжество Капуя. 1114 год

Если скоро смоют волны

Наши замки из песка,

Что ты первым делом вспомнишь

Если спросят про меня?

      Финн почти ненавидит свою семью. Братья совершенно невыносимы, а сестра всегда на стороне Клауса. Ее слепая верность ему просто невероятна. Она словно и не видит, насколько он бывает безумен.

      Но это «почти» очень мешает. Если бы не это, если бы не дурацкая клятва — все было бы куда проще. Да еще и Элайджа со своими призывами не расходиться в разные стороны, да так и путешествовать всей семьей. Финну все это кажется до смерти глупым, но пока все остальные продолжают с Элайджей соглашаться, Финн тоже не берется спорить. Быть может, они и правы. Но продолжать с этим мириться с каждым днем все сложнее…

***

      В княжестве начался очередной праздник, куда Майклсоны изволили явиться всем семейством, упорно продолжая делать вид, что они невероятно высокородные князья.

      Финн все ещё считает это ужаснейшей дуростью.

      Всю свою человеческую жизнь они провели как дети земледельцев. Как дети викингов. Теперь же они вампиры и притворяться кем-то другим, будучи по сути своей хищными ночными тварями…

      Клаус напару с Колом находят это забавным. А вот Финн — ничерта.

      Вот и теперь, едва прибыв на прием, Финн не смог там пробыть достаточно долго. Все эти манеры, всё это притворство и попытки братьев всерьез рассуждать о нынешней политике… Финну это было все совершенно чуждо и не нужно. Как и до ужаса правильные танцы со скорбными лицами. Он куда радостнее прямо сейчас отметил бы Лугнасад среди своих земляков, с громкими песнями и танцами до утра вокруг жаркого костра.

      Как они когда-то танцевали! Как они когда-то громко смеялись!

      Неважно. Все закончилось давным-давно и старой жизни здесь совсем не место.

      И теперь, скрывшись под покровом ночи из дворца, Финн идет куда глаза глядят. Неподалеку раскинулось небольшое селение и он надеялся, что может быть, здесь ему получится отдохнуть. Пусть не родная земля, но по вот таким вот хижинам он очень скучает. По обычному человеческому приюту, где не нужно притворяться и казаться кем-то другим.

      Грезы наяву.

      Делать вид, что он самый обычный человек — это теперь тоже "притворяться".

      Прохладный вечерний воздух успокаивает, позволяя забыть о заботах и проблемах. Где-то вдали ночные цикады разливаются своими бесконечными трелями. Почему-то это очень усмиряет тревогу и грусть.

      Так и бродил бы Финн, теряясь в собственных ощущениях, но где-то совсем рядом раздался девичий смех. Яркий, настоящий, что те самые свободные цикады. Не чета лживым улыбкам во дворцах.

Финн едва заметно вздрагивает, слишком ушедший в себя, как это с ним бывало. Оглянувшись, он замечает чуть поодаль несколько девушек, что шумно что-то обсуждают и все так же смеются. И громче всего одна из них: юная девица с длинной косой, цвет которой ярче огня, а смех ее переливается звоном тех самых колокольчиков, что умел изготавливать Финн когда-то. Целую сотню лет назад….

      Попадаться девицам на глаза Финну вовсе не хочется. Начнут еще хороводы водить, да просить ответить на загаданное, а все эти девичьи ворожбы по-прежнему напоминают об утерянной сестре, да теперь еще матери, цинично убитой отцом. Тревожить не зажившие раны вовсе не к чему. К тому же, слушать переливы колокольчика лучше поодаль, подойди, — и звон оборвется. Финн предпочел скрыться на время под сенью одного из ясеней, что росли вдоль дороги. Так кажется разумней.

      И конечно, все идёт не так, как ему хочется. Как и всегда.

      — Синьор? — голос, что заменил собой звон колокольчиков, ничуть не менее мелодичен, а в глазах плещется море. — Я могу вам помочь, милорд?

      И конечно, ничем хорошим это закончится не могло.

***

      На ощупь огонь оказывается совсем не обжигающим. Напротив, это пламя ласкается и перетекает в пальцах. И так приятно выбирать из пламени мелкий сор после встреч с укротительницей этого огня…

      Но все как всегда — сложно.

      — Ты снова задумчив, любовь моя, — мягко зовет его Сэйдж. Его прекрасная дочь мельника с колокольчиками в голосе и огнем в волосах.

      Финн робко улыбается, отвлекаясь от лицезрения переливов ее косы.

      — Все хорошо. Братья снова… Но это ничуть не важно.

      Сэйдж чуть хмурится, как и всегда, когда Финн говорил что-то, на ее взгляд, совсем неправильное. Заботливо коснувшись его лица ладонью, она вновь говорит тоже самое, что говорила и прежде.

      — Они твои братья. Это всегда будет важно, но ты не обязан вникать во все их дрязги и вытирать им нос.

      — Этим занимается Элайджа, — вяло шутит Финн в ответ.

      — Вот и тем более.

      Сэйдж весело вскакивает на ноги и протягивает руку Финну.

      — Пойдем!

      — Куда?

      — Жить, — спокойно отвечает она ему. — Просто жить и радоваться жизни.

      Он тихо вздыхает, но не спорит. Со своей заклинательницей огня Финн не спорит практически никогда. Споры с ней кажутся бессмысленными.

      И он просто слепо идет за ней. Точно так же, как и в тот, самый первый день, когда она безрассудно предложила незнакомцу свою помощь, а после пустила под свою крышу, обогрела и накормила. После чего коварно украла его сердце и отдавать вовсе не собиралась.

      В этот раз Сэйдж привела его на побережье моря. Дует ветер и волны разбиваются о высокие скалы, оставляя за собой лишь быстро исчезающую пену. Прекрасная и суровая природа снова навевает на Финна мысли о тщетности всей этой жизни.

      — Пойдем, — еще раз повторяет Сэйдж и тянет его за собой к воде.

      — Ты же знаешь, что это опасно. Говорят, в море водятся русалки.

      — Говорят, вампиры — страшные чудовища.

      Финн вновь не спорит. Он не рассказывает, что все эти слухи — правда. Что его братья, когда-то бывшие самыми близкими и родными людьми, не причиняющие другим вред без нужды — превратились в бесконечный ночной кошмар. Что их мать совершила ужасную ошибку.

      Ничего этого он не говорит. Больше из страха, что жаркий огонь, обжигающий глаз, но такой шелковый на ощупь — больше никогда не позволит подойти. Что, если он не сможет быть рядом — его семья ее не пощадит и огонь погаснет. Финн еще помнил горе Элайджи от потери Татьи и не хотел узнать на себе — как это.

      — Идем, — вновь повторяет Сэйдж и упрямо тянет Финна за собой, к тем самым волнам, о которых неодобрительно шепчутся в деревне.

      Вода оказывается неожиданно теплой и шумящие волны уносят за собой все дурные мысли, топя их в море. Откуда-то из памяти выныривают воспоминания детства. Как они все дурачились и смеялись просто так. Часто смеялись. Порой вопреки горячему нраву отца и всем опасностям разом. Больше они почти не смеются. Лишь изредка. Очень злым смехом.

      А потом и эти воспоминания забирает шумное и бесконечное море. Люди шепчутся, что море приносит беду. Что любой, приблизившейся к нему — погибает. Финн — потомок викингов, море — его друг, шум волн его успокаивает. И если Сэйдж не боится — она идеальная женщина. Но оттого и страшно.

      Сэйдж, как и другие жители деревни — не умеет плавать. Некому было учить. Но ей это вовсе не мешает. Она радостно бегает в своем нижнем платье недалеко от берега и волны, будто ручные, охотно к ней ластятся. Финну она кажется волшебной колдуньей из старых материнских сказок, колдуньей, которой подвластны все стихии мира. От этого тоже страшно. Портить ей жизнь совсем не хочется, но оставить ее — выше его сил.

      Когда они наконец выходят из воды — оба мокрые насквозь. Сэйдж не смогла удержаться и устроила свое водное побоище. Когда бы ей еще выдался такой шанс? Финн — единственный, кто понимает ее безумства и жажду жизни. Даже если на первый взгляд он так бесконечно грустен и мрачен. А быть может, — именно поэтому.

      Едва добравшись до берега, она валит Финна прямо на теплый песок.

      — Попался, милорд! — смеется она, и касается губами его губ.

      Поцелуй выходит соленый, холодный и немного дрожащий.

      — Ты совсем замерзла, — с тревогой говорит Финн, мягко проводя ладонями по ее предплечьям. — Тебе стоит одеться.

      — Умеешь же ты испортить момент, — вздыхает Сэйдж, но, чмокнув его в нос, все-таки идет надевать снятую одежду. Можно спорить, но он все равно прав, от долгого купания у нее дрожат губы, а кожа стала что у тех домашних птиц, живущих у крестьян во дворах. Да и продолжать бегать в одном исподнем по берегу негоже. Крестьяне не любят море, но прийти в поисках кого-нибудь на берег — вполне способны.

      Пока Сэйдж приводит себя в порядок, Финн разводит огонь, такой же яркий, как длинная коса Сэйдж, которую она теперь расплела.

      Старшие жители деревни говорят, что косы нельзя расплетать перед чужим мужчиной, не мужем. Сэйдж все равно. Финн — лучше любого мужчины ее деревни. Если ее мужем станет не он, то и пошло оно все к тому самому черту, которого все так бояться.

      Греться у костра в объятьях любимого человека — самое лучшее, что могло бы быть. Ночь спускается на землю, и Сэйдж стоит бы возвращаться домой, утренние заботы не заставят себя ждать, но выбираться из надежных княжеских рук — вовсе не хочется. Волосы, потяжелевшие и потемневшие от воды отсвечивают медью и холодят разгоряченную кожу, а в глазах танцуют отблески огня.

      Домой Сэйдж возвращается только к середине ночи.

***

      Сэйдж смеется. Ей все равно, если в деревне опять будут говорить, что ее душу украли то ли русалки, то ли сам сатана. Деревенские жители суеверны и совсем ничего не понимают в веселье.

      Сэйдж любит веселье. Сэйдж любит жить. Сэйдж любит Финна. Семья Финна ее на дух не выносит. Особенно Ребекка, привыкшая быть главной женщиной в жизни своих братьев. Каждый раз, едва заметив Сэйдж, Ребекка недовольно кривит свое красивое лицо и Сэйдж порой кажется, что это самое лицо извращается в маску ужасного чудовища. В деревне продолжают шептаться о вампирах, и каждого крестьянина задранного дикими зверями — хоронят по особому обряду, не желая, чтобы тот восстал дикой кошмарной тварью. Сэйдж страшно. У Сэйдж старый отец. А еще Финн. И хуже всего — его зловещая семейка, Сэйдж все чаще кажется, что… Ей очень хочется верить, что только кажется.

      В деревне теперь люди часто крестятся, видя ее. Рыжая. Пришлые говорят, что рыжие приносят беду. В деревне не верят, помнят, что их давние предки наоборот, верили, что рыжие — к счастью, но при виде Сэйдж все равно крестятся и молятся в страхе.Слишком напуганы. Слишком часто стали нападать дикие звери. Сэйдж сердится. Те, кто еще вчера первым приветливо предлагал ей яблоко из своего сада, теперь едва ли не факелами готовы в нее тыкать.

      — Можно я отправлюсь с вами, когда вы соберетесь в путь? — просит она однажды Финна.

      Негоже просить князя о подобном, будучи просто дочерью местного мельника. Да и будь она княжной или Финн обычным садовником — неслыханная наглость вот так просить женщине мужчину увести ее в другие земли! Не будучи женой или хотя бы невестой! Услышь об этом кто — ни ей, ни ее семье жизни бы не дали! Но Сэйдж уже все равно. Без нее в деревне всем станет только спокойнее, а перед Финном можно не притворяться робкой барышней.

      Но Финн тихо выбирает частички соломы из ее волос и не торопиться отвечать. Ему жутко хочется согласиться и увезти ее как можно дальше и никогда-никогда от себя не отпускать, но… Десять тысяч «но» в его голове. Чудесная ревнивая сестрёнка — первая в списке и сразу же следом — жестокие братья с постоянной жаждой крови.

      — Финн…— снова зовёт его она и беспокойно заглядывает в глаза. — Любовь моя, забери меня отсюда!

      — Разве не будет здесь тебе лучше, рядом с отцом? Разве не найдешь ты здесь того, с кем будешь в безопасности?

      На этот раз молчит Сэйдж.Ее отец уже слишком стар и со дня на день оставит ее. А искать мужа… Сэйдж слишком засиделась в девках, ее подружки уже давно детей нянчат, но сколько бы не пытались ее сосватать — сердце ни разу не отозвалось. Только грустный князь сумел привлечь ее внимание.

      — Когда отец меня оставит, мне придется выйти замуж против воли, — шепчет она наконец. — Знаю, я не пара благородному князю. Но я пойду за тобой, куда бы ты ни шел.

      Финн ехидно фыркает и качает головой.

      — Князю… Князю, быть может и не пара, но хорошо, что меня это не касается. — он удобнее поворачивается к Сэйдж и обхватывает ее лицо ладонями. — Я заберу тебя. Мы уйдем вдвоем настолько далеко, как это только возможно. Обещаю, что не оставлю тебя, пока ты сама этого не захочешь.

      Сэйдж смотрит на него в ответ с безграничным терпением.

      — Ты дурак? — спокойно интересуется она. — я всегда буду с тобой.

      Финн грустно улыбается, мягко касается ее ярких волос и тихо просит:

      — Не обещай того, о чем не знаешь.

      Ответить она не успевает. Финн касается ее губ нежным поцелуем и все вопросы Сэйдж оставляет на потом.

***

      Сэйдж возвращается с полевых работ домой, когда ее сбивает с ног нечто очень злобно рычающее и клацающее зубами. Она даже вскрикнуть не успевает, чувствуя острую боль в руке, которой успела закрыть горло. А после, кого-то рычащего оттаскивает от Сэйдж некто другой, интуитивно кажущийся более безопасным.

      И пока испуганная Сэйдж приходит в себя, пытаясь вспомнить, как дышать, клыкастый клубок распадается и оказывается Финном и его чудесной младшей сестренкой.

      — Какого черта ты творишь, Ребекка? — гневно кричит Финн и Сэйдж впервые видит его таким. Взбешённым и готовым к жестокости даже к родной сестре.

      — Ты одурел, Финн! Готов бросить нас всех ради какой-то девки!

      — Ребекка!!!

      — Она всего лишь дочь мельника! Крестьянка!

      До слуха Сэйдж вновь долетают слабое рычание.

      — Ты и вправду начала верить, что мы высокородные князья? Ты возомнила себя княжной, сестрёнка? Давно ли Никлаус застукал в твоей постели Александра? Давно ли ты решила, что он голубых кровей?

      — Финн!

      — Ребекка!!!

      И Сэйдж снова слышит в его всегда спокойном голосе хорошо сдерживаемые раскаты грома. Слышит их и Ребекка, поэтому недовольно сдается. Финн — самый мирный брат, и раз он вышел из себя — дело совсем плохо.

      Ребекка исчезает в в вечерних сумерках, что-то напоследок проворчав про крестьянских шлюх, но этому Сэйдж не придает значения. Поднявшись на ноги и отряхнувшись от пыли, она подходит к Финну, что явно не может определиться в ярости он или в ужасе.

      — Финн… — мягко зовёт она, касаясь его щеки ладонью.

      — Я смогу тебя защитить от семьи, обещаю. После — мы уйдем, не причинив тебе вреда. Только позволь защитить тебя, — умоляюще шепчет он ей, ласкаясь, будто нашкодивший щенок.

      — Уйдете? — с обидой повторяет она. — Ты обещал забрать меня с собой, любовь моя… Что изменилось?

      Финн несмело сжимает ее руки, будто боясь, что может потерять, если отпустит.

      — Мы — чудовища. Порождения ада. Тебе никогда не следовало любить меня. Если ты захочешь — я сделаю для тебя все, что смогу. Все, что позволишь. Но как я не пытался от этого бежать, я вампир и не смогу дать тебе того, что ты заслуживаешь. Я не смогу подарить тебе ту жизнь, которая у тебя должна быть.

      Сэйдж снова улыбается. Если все дело только в вампиризме, то какая же это все глупость! Ей вовсе не страшно. Ей вовсе не нужно то, что называют хорошей жизнью в ее деревне. Сэйдж хочет свободу и Финна. Сэйдж знает, что он не причинит ей вреда.

      Взяв его за руку, она снова тащит его к берегу моря. Там рядом, есть небольшой грот, что они нарекли своим тайным местом. Там спокойно, там плеск волн уносит все печали.

      — Я не боюсь, Финн, — он пытается ей возразить, но Сэйдж лишь качает головой и утягивает его вниз, на мягкий песок. — Расскажи мне все.

      — Рассказать! — с тоской восклицает Финн, но сдается. — Я покажу.

      Он припадает к ее манящим губам отчаянным поцелуем, передавая все свои воспоминания.

      Сэйдж сшибает огромным потоком боли и разочарования Финна. Большая часть воспоминаний окрашена в серые тона печали, но есть и проблески надежды. Есть и красивая любовь. Сэйдж наконец понимает, насколько он действительно любит ее. Финн пытается показать, как отвратительно быть вампиром, но Сэйдж видит совсем иное. Любовь. Веру. Невероятные возможности. Вечность с лучшим человеком в ее жизни.

      С поцелуем заканчиваются и воспоминания. Сэйдж чуть ошарашена, но только больше укреплена в своем решении.

      — Теперь ты понимаешь, почему однажды мне придётся уйти? — все с той же печалью произносит Финн.

      — Да. Поэтому ты должен меня обратить.

      — Что? Сэйдж…

      — Послушай! Я видела все, что ты помнишь. Я знаю все, что ты скажешь. Но я… Я люблю тебя. И знаю, что ты тоже любишь. Это наш шанс быть вместе. Это твой шанс быть счастливым. Послушай меня, любовь моя. Позволь нам обоим получить то, что мы так хотим!

      — Ты не понимаешь, что это значит.

      Сэйдж нежно кладет голову ему на плечо и не спорит. Он правда знает лучше, и все же…

      — Прости, любовь моя. Но я в любом случае пойду за тобой, куда бы ты не отправился и что бы не решил.

      И Финн снова благодарно целует ее.

***

      Сэйдж упряма, а ее отец умирает два дня спустя в своей постели. Сопроводив отца на место последнего приюта, возвращается она в дом, где ее уже ждёт Финн. В его объятиях так спокойно и мирно… Единственное место в мире, где ей хочется быть. И она снова просит его. Практически умоляет обратить и клянётся быть лучшей парой из возможных. Финн, уставший бороться одновременно со всеми — сдается.

      — Я никогда прежде этого не делал, — тихо шепчет он, пытаясь унять свой страх за Сэйдж, — только слышал от братьев.

      — Ты справишься, моя любовь. Все будет хорошо, мы будем вместе.

Финн в ответ кивает, набираясь наконец решимости. Так или иначе — это действительно единственный шанс и упускать он его не намерен, как бы страшно ни было. Последний раз он целует ее, а после — прокусывает свою руку, чтобы она могла напитаться его кровью. Сэйдж глотает жадно, словно уже обратилась. Смотрит на вампирское лицо Финна и наслаждается. Она уверена, что в любом своем лике, он — самое прекрасное, что она видела в этом мире.

      Когда он отнимает у нее свою ладонь, то, вытерев кровь с ее губ, задаёт всего один вопрос:

      — Готова?

      И это последнее, что она слышит в своей жизни.

***

      А после — не меняется ничего. Сэйдж учится новым способностям. Финн ее учит. А она учит Финна. И целоваться теперь гораздо приятнее. И смеётся Финн теперь громче. Но в остальном все останется прежним. Люди в деревне продолжают коситься и креститься. А Майклсоны ее все ещё на дух не переносят. Особенно Ребекка, готовая в любой момент напомнить про свои клыки. Но после лёгкой взбучки от Финна и она не позволяет себе лишнего. И все идёт прекрасно, у Сэйдж и Финна остаётся всего пара дней, прежде, чем они исчезнут. Вдвоем, в самой дали, где их никто и никогда не найдет. Как чудесно! Как наивно…

      Когда дни исходят, Сэйдж ждёт Финна на условленном месте, готовая проститься с прошлым без всяких сожалений, лишь с верой в счастливую жизнь с любимым человеком. Но, увы, приходит не тот, кого она ждала.

      — Здравствуй, красотка! — насмешливо звучит где-то за спиной и Сэйдж слишком резко оборачивается. Кол смеётся. — Не бойся, не обижу. Мы же почти родственники.

      — Не смешно. Где Финн? — настороженно спрашивает Сэйдж. Едва ли бы самый младший брат изволил просто так явиться поболтать.

      — Упс. С этим есть небольшая проблема. Мой дражайший братец — крепко спит.

      — Что значит спит? Где Финн? — повторяет Сэйдж раздражённо.

      — Спокойно, красавица! Я же пытаюсь рассказать, — Сэйдж недовольно смотрит на него и он смиренно продолжает, — ладно-ладно, успокойся. На нас напали охотники, которые придумали способ нас угомонить.

      — Что с Финном? — тревожно вопрошает Сэйдж, от волнения переходя на шепот. Об охотниках она была наслышана достаточной, чтобы не относиться к подобному легкомысленно.

      — Если не будешь перебивать — узнаешь, — недовольно бурчит Кол и вновь продолжает, — Финн в порядке. Это оказалось больно, но не смертельно.

      Кол морщится и трет рукой грудь. То самое место, где лекари полагают расположение сердца.

      — Почему тогда его здесь нет? И почему он, как ты говоришь, "спит"?

      — Потому что он проснется, как только из его груди вытащат кинжал.

      Сэйдж не успевает сделать ни движения, как Кол оказывается рядом и глядя ей в глаза произносит:

      — Но ты этого не сделаешь. Ты и близко ни к одному из нас не подойдёшь, пока Финн не проснется.

      Кол снова отошёл во тьму деревьев и Сэйдж моргнула.

      — Зачем ты это сделал? Ты мог меня просто убить или приказать забыть, или ещё что-нибудь…

      Кол вздохнул.

      — Финн невероятный зануда. Ты даже не представляешь, насколько он меня утомил за последние сто лет. Так что я не буду за него бодаться с Ником. Хотя бы не сейчас. И тебе не советую. Ник не в себе с тех пор, как загрыз всех охотников. А Ребекка тебя просто убьет, как только увидит. — Кол задумчиво окинул взглядом застывшую на месте Сэйдж, ещё раз вздохнул и снова заговорил. — Но при этом, Финн — мой брат и я об этом помню. Когда-то очень давно он был другим. Я думал, больше не увижу его прежнего, но последние пару месяцев он снова стал оживать. Снова стал тем, кому есть, зачем жить. Нравишься ты всем остальным или нет, ему — ты очень нужна. Однажды он вернётся, и ему нужна будет помощь. Если сможешь дождаться — ты его спасёшь. А может быть и нас.

***

      Больше Кол не стал ничего говорить. Лишь добавил, что они сегодня же покидают город, и если Сэйдж имеет желание увидеть, как Финна увозят прочь, то ей стоит поспешить. А после Кол скрылся столь же искусно, как и появился.

      Сэйдж предпочла последовать совету и отправиться к замку, где жили Майклсоны. Успела в самый раз. Видеть, как на телегу втаскивают гроб оказалось невероятно больно. Ее душили слезы, хотелось орать, хотелось отобрать Финна у его предательской семейки и спасти, но… Кол был опытным вампиром, он знал, что внушать. С места Сэйдж не тронулась. Вынужденная издали смотреть, как ее возлюбленного увозят прочь, она лишь сквозь поток горьких слез клялась, что обязательно дождется пробуждения Финна.

      Но пока… Пока ей придется научиться жить одной. И этому она тоже научиться.

Разлука — вот извечный враг

Влюбленных грез

Разлука — вот полночный тать

Счастливой полночи...

И лишь земля из-под колес

и не расслышать из-за гроз

Ни ваших шпаг, ни наших слез,

Ни слов о помощи...