Уинри растерялась, когда Эд перестал смеяться над ее нелепыми размышлениями о процентах и равноценном обмене, подошел ближе и обнял. Но шок прошел и она ответила на объятия, продолжая предательски краснеть. 

«Поезда… Порой мне кажется, что ты никогда от них не отвыкнешь и я ненавижу их за это. Даже получив то, что так давно искал, ты легко находишь новую цель. Я не могу остановить тебя или препятствовать этому… но это так грустно: раз за разом провожать тебя.» 

Эд отстранился от нее и слабо улыбнулся. 

— Иди, а то поезд уедет, — напомнила Уинри. 

Эд вздохнул и выпустил ее из объятий. 

«Неужели, даже не поцелует на прощанье?» — подумала она с болью и разочарованием, смотря, как Эд подходит к вагону. 

— Уинри! — Элрик остановился, не входя в вагон. 

— Да, — ответила девушка, отвлекаясь от своих мыслей. 

Парень развернулся, быстро подошел к ней и легонько коснулся губами ее щеки. От неожиданности и смущения Уинри потеряла дар речи, а когда опомнилась, Эд, довольно ухмыляясь через плечо, вбежал в вагон. Труба паровоза загудела и он, тяжело пыхтя, сдвинулся с места. 

— Счастливого пути, — сказала она, повернулась, позволяя ветру развивать её волосы. Девушка закрыла глаза, в уголках которых заблестели капельки слез — ей не хотелось его отпускать.

 Поезд уже далеко отъехал от платформы, когда она вышла с вокзала и по песчаной дорожке пошла обратно, домой. Погода была отличной. Лето в Ризенбурге всегда было солнечным, лишь изредка дождевые тучи закрывали солнце. Пусть это и был пригород, такого красивого и спокойного места вряд ли можно было найти где-то ещё. Дорога была пустынной, в небе кружили ласточки, нежно дул теплый ветерок. Проходя мимо сгоревшего дома Элриков, Уинри помедлила. 

«Интересно, а как бы все сложилось, если бы ничего не произошло? Если бы ни Эду, ни Алу не пришлось уезжать?» 

Она положила руку на обгоревший ствол дерева. Когда-то, давным-давно, они все вместе качались здесь на качелях. Уинри вздохнула и пошла дальше. У дома Рокбеллов, на песчаной лужайке, расхаживали белые несушки и тоненько попискивали цыплята. Держась за перила, Уинри поднялась по ступенькам на террасу. На верхней ступеньке дремала черная собака с белой мордой и железной лапой-автоброней. Она приподняла ухо и, вздернув голову, замахала хвостом, приветствуя хозяйку. 

— Привет, Ден, — девушка потрепала её по голове, и собака довольно растянула уголки пасти в улыбке. 

Уинри зашла в дом, оставив входную дверь открытой, и прошла в гостиную. За столом сидела ее бабушка - Пинако. Перед ней стояли ящички с винтами и болтами, которые она со звоном перебирала. 

— Давно пора выбросить те, что заржавели, — не отрываясь от дела, объяснила она. Уинри кивнула и, обойдя стол, подошла к окну. 

«Чего же мне ждать теперь, когда он вернется? Правильно ли я поняла его… и… понял ли он меня? Ну почему же он не может сказать все человеческим языком?» 

— Проводила? — спросила Пинако. 

— Ага, — Уинри продолжала смотреть в окно. В комнату забежала Ден, стуча по деревянному полу железной лапой и, блаженно зевнув, разлеглась на коврике перед диваном. 

— А чего красная такая? — бабушка посмотрела на нее поверх очков. Уинри смущенно сжала губы, боясь повернуться. Теперь и она почувствовала, как горят ее щеки. 

— Эд… он… в любви мне признался… если я его правильно поняла.

 Пинако хмыкнула, сгребла оставшиеся болты в ящик, встала из-за стола и взяла тот, в котором находились чистые, неиспорченные. 

— Давно пора, — проворчала она, проходя мимо нее.

 Девушка покраснела еще больше.