Ближайший месяц выдался для Катэ поистине незабываемым. Во многих смыслах этого слова — но, увы, положительных среди них было мало.
Изнутри проклятый «Лебедь» оказался размером с уборную в бывшей губернаторской резиденции. Единственная пригодная для жизни комната выполняла все функции — от капитанского мостика до каюты. В ней не было даже кроватей! Хотя бы одной!..
Вместо этого повсюду валялись розово-голубые подушки и пледы, а пол и внутренние стены были отделаны чем-то мягким — что неизбежно наводило на определённые мысли о душевном здоровье капитана. Именно в таких условиях Катэ оказался заперт наедине с этим… этим… сейчас он уже не мог подобрать для этого землянина подходящих эпитетов, не поступившись элементарными приличиями.
Всё это время Бывалый просто не затыкался! Хотя, казалось бы, о чём можно говорить так долго с одним и тем же собеседником, который, к тому же, почти не отвечает? Но ему это удавалось. Истории о молодости Робина и его потерянного друга Сонама становились всё невероятнее с каждым днём. Вскоре Катэ уже перестал гадать, какая часть этих небылиц имела хоть намёк на реальную основу.
Хуже всего, что он невольно начал привыкать к Робину — к собственному же негодованию. Хотелось отрицать это, но увы, своё отражение в зеркале не обманешь: чем дальше, тем больше розовых и голубых прядей появлялось в его кудрявой шевелюре.
Ещё совсем недавно Катэ сам бы себя укусил за одну только мысль, что он может позволить этому типу гладить себя по спине, словно какого-то домашнего питомца вроде земных кошек, ставших популярными по всей Галактике. А что же сейчас?.. Он лежал рядом с Бывалым, отрешённо глядя в прозрачный потолок, сквозь который были видны звёзды. И пальцы Робина, привычно поглаживающие его длинный хвост, уже даже не вызывали раздражения.
Или вызывали, но что толку говорить об этом в очередной раз? Всё равно ведь не послушает, а скрыться от него можно было только в открытом космосе. Курс автопилота даже некуда было перенаправить, чтобы окончить это мучительное путешествие быстрее: других обитаемых планет между Канодой и Фелодой просто не существовало.
— А я рассказывал, как мы с Сонамом путешествовали по северу Фелоды? — снова заговорил Робин.
— Раз тридцать, — Катэ вздохнул, даже не оборачиваясь. — Может, уже под сорок.
— Правда? Ну, значит придётся рассказать ещё раз! Я только что вспомнил один интересный случай…
— Ладно, рассказывай, только потише, — спокойно попросил фелодец, отвернувшись к стене. — А я пока вздремну, если не возражаешь.
Несколько секунд Бывалый молчал, и Катэ задумался, не перегнул ли он палку. Всерьёз обижать землянина, от которого невозможно убежать ближайшие пару недель, было бы совсем неразумным поступком.
— Киса, а что ты такой грустный? — спросил Робин, и голос его вовсе не казался обиженным. — Тебя что-то беспокоит?
— В смысле, помимо тебя и твоих бесконечных историй? — обернувшись вполоборота, спросил Катэ.
— Да, я думаю, тебя беспокоит что-то ещё, — по-доброму улыбнулся тот. — Ведь если бы тебя беспокоили мои истории, ты мог бы просто рассказать свои. Смелее! Я с радостью послушаю.
— Я уже рассказал тебе достаточно, — поморщился Катэ, но всё же развернулся обратно. — Вырос на Фелоде, по глупости прибился к одной пиратской шайке, немного полетал с ними, но сдал властям с потрохами, как только припекло. За это был награждён — или, скорее, сослан на Каноду в качестве губернатора. Всё это ты уже слышал, что ещё я могу сказать?
— Лучше расскажи о своём голубом друге.
— О Голубчике? — приподнял бровь Катэ. — О нём особо и нечего сказать. Я приютил его год назад, а потом его забрал Злой…
— Год — это немало. Наверняка ты неплохо его узнал за это время. Расскажи, какой он?
Катэ пожал плечами. Машинально теребя в пальцах кончик собственного хвоста, он смотрел на мерцающие вдалеке звёзды.
— Сложно сказать… Довольно смышлёный для щенкена. Но всё же наивный — слишком наивный. И не в меру доверчивый. Или, по крайней мере, был таким… Если он всё ещё жив, возможно, уже и усвоил, что не стоит доверять кому попало. Вроде меня…
— Думаешь, его доверие было неоправданным? — Бывалый протянул руку, уже в который раз пытаясь коснуться его волос.
— А что, нет? — раздражённо спросил Катэ, как всегда, твёрдо оттолкнув его ладонь. — Я позволил Злою его забрать… Даже толком не попытался остановить. Да, чёрт возьми, я сам ему в красках расписал, как собирался выгодно продать Голубчика на Фелоде.
— А ты собирался?
— Ну, не то чтобы… — нахмурился Катэ, подбирая слова. — Поначалу подумывал об этом. Но… но что ещё я мог сказать Злою?! — вдруг выпалил он. — Я просил Голубчика не высовываться, но этот глупец сам выскочил на пирата. Словно всерьёз верил, что может мне помочь… Если бы я не сказал, что он самое дорогое, что было на этой планете… его просто убили бы на месте.
— Значит, он хотел защитить тебя, а ты защищал его, — рассудил моряк. — По мне, так это звучит как истинная дружба, которой можно гордиться!
— Ага, как же… Голубчик наверняка уверен, что я предал его, чтобы спасти свою шкуру, а то и обманывал с самого начала, — Катэ резко развернулся к стене, положив подбородок на свои руки. — И будет прав, если возненавидит меня за это.
— Вот, значит, почему ты такой грустный, — заключил Бывалый, придвинувшись поближе.
Катэ чуть вздрогнул, почувствовав, как его плеча осторожно коснулась рука.
— Я же сказал: не нужно меня постоянно лапать, — вполголоса огрызнулся он, но даже не стал пытаться скинуть его руку — всё равно бесполезно…
— Не сердись, Кисунь! — Бывалый легонько поглаживал его по плечу. — Я ведь помочь хочу. Знаешь, у меня в детстве была кошка. Такая же чёрная, как ты.
— Я тебе не домашняя кошка, — повернув голову, Катэ недобро сверкнул алыми глазами.
— Фелодка у меня тоже была когда-то, — усмехнулся Бывалый, но тут же поправился: — Как подруга, не подумай лишнего. И одно я понял точно: и кошкам, и фелодцам, и людям — всем нам иногда нужно немножко тепла и доброты.
Вдруг Катэ почувствовал, как на его голову бережно легла ладонь, и тут же зашипел, резко обернувшись.
— Просил же волосы не трогать! По-хорошему не понимаешь, да?! — оскалил он зубы. — Я ведь укушу — мало не покажется!
— О, делать кусь ты умеешь, это я даже не сомневаюсь! — захохотал тот, зачем-то закатывая правый рукав своей вырвиглазной бирюзовой рубашки. — А давай, кусай!
— Что?.. — непонимающе уставился на него Катэ.
— Смелее, я не боюсь! — шлёпнул он себя по оголённому бицепсу. — У настоящего моряка должна быть крепкая рука! А живительный кусь всегда помогает наладить взаимопонимание с вашей братией. Та фелодка тоже меня пару раз цапнула. Смотри, даже шрам остался! — с гордостью указал он на две белые точки на своём плече.
Катэ совершенно не горел желанием претворять свою угрозу в жизнь без крайней надобности, а уж тем более не собирался делать подобное по приглашению. Вместо этого он брезгливо мотнул головой и опустился обратно на мягкий пол.
— Ты совершенно невыносим, знаешь?.. — устало вздохнул он, искоса глядя на Бывалого.
— Мне часто об этом говорят, — не стал спорить тот, улыбаясь в своей обычной манере.
— И не зря. Ужасно бесишь, если честно.
— Ну, если я ничего не путаю в физиологии фелодцев, — Робин одним пальцем коснулся розово-бирюзовой кудряшки, — не так уж я тебе и противен.
— Это ни о чём не говорит! — поморщился Катэ, по радужкам глаз которого вновь невольно прошла волна тех же оттенков. — Раз ты знаешь, как мы устроены, то наверняка слышал, что фелодцы умеют подстраиваться под окружающих намеренно. Не думал, что я просто пытаюсь втереться тебе в доверие?
— Тогда ты выбрал очень странный для этого способ, Киса, — с улыбкой парировал Робин. — Да и зачем такие сложности? Ведь я и так тебе доверяю! Мы же друзья.
— С чего ты взял?! Только из-за этого? — фелодец указал на собственную шевелюру. — Да я… я просто мимикрирую под мерзотный дизайн твоего корабля!
— Но-но! — строго погрозил тот пальцем. — Мой дорогой «Лебедь» — само совершенство! Я сам подбирал интерьер.
— Оно и видно, — неприязненно хмыкнул Катэ. — Вообще, что за нелепый у тебя стиль?! Неужели ты и правда не понимаешь, насколько плохо сочетаются розовый и голубой?
— Что значит плохо сочетаются? — возмутился Бывалый. — Лучше объясни это матушке Природе, а заодно и самой Вселенной! Расскажи им, как плохо сочетаются лазурное море и пламенеющий закат, что бордовые горы не должны касаться бирюзового неба, насколько нелепо розовое море звёзд у нас над головой!..
Катэ слушал эту «пламенеющую» речь, с каждым словом всё меньше сомневаясь в неадекватности спутника. Для верности он взглянул наверх: «море звёзд», как и раньше, светило обычным желтоватым светом.
— Что за… — с подозрением прищурился он, задумавшись. — Постой, ты… ты не различаешь цвета?!
— Догадался наконец? — лукаво улыбнулся Робин. — Да, я дальтоник. У землян такое редко, но случается. Эти два цвета — ты называешь их красным и голубым, но для меня это единственные существующие цвета. Не считая оттенков серого, разумеется, — он неприязненно поморщился.
— Что ты имеешь в виду? — в недоумении уставился на него Катэ.
— То, что ты называешь жёлтым, для меня будет лишь светло-розовым, а зелёное — блёкло-голубым, а то и вовсе серым.
— Я впервые слышу о подобном… — фелодец задумчиво отвёл взгляд на пару секунд, после чего резко посмотрел на Робина. — Какого цвета мои глаза сейчас?
— Это вопрос с подвохом, да? — хитровато улыбнувшись, Бывалый придвинулся поближе, чтобы внимательно рассмотреть его большие, яркие глаза. — Я бы сказал, что бордовые, но это было бы слишком просто… Фиолетовые?
— Оранжевые! — почти возмущённо поправил его Катэ. — Тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем же одеваться в эти жуткие цвета, если ты прекрасно знаешь, что окружающие видят иначе?
— Ну я же одеваюсь, в первую очередь, для себя! — вновь заулыбался Бывалый. — Не хочу видеть в зеркале ничего серого. К тому же, эти два оттенка — я думаю, мы видим их примерно одинаково. Но кто же знает наверняка? — как бы невзначай Робин приобнял его за плечи и притянул к себе.
В полнейшем недоумении уставившись в пустоту, ошарашенный фелодец даже не заметил, как его голова оказалась на плече прилипчивого землянина. После таких откровений это розово-голубое царство хотя бы обрело какой-то смысл, пусть и по-прежнему не вызывало ничего, кроме раздражения. Однако критиковать спутника за отсутствие вкуса теперь как-то даже язык не поворачивался.