На небеса мы с Эрхартом отправились порознь. Он заверил меня, что так будет проще и ему, — он уже не раз пробирался туда незамеченным, — и мне, чтобы я на него не отвлекалась; да и риск разоблачения так сводился к минимуму. Я, немного поколебавшись, признала его правоту, молясь о том, чтобы этот рейс увенчался для нас успехом.
Делая шаг в небо, я готовилась окунуться в привычную суету перед рейсом, настраивающую на рабочий лад. В такую суету депо заполнялось проводниками, семенящими по делам, другими работниками, переговаривающимися друг с другом… Обычно.
Вид этих людей, связанных со мной общим сакральным делом, умиротворял меня. Я чувствовала их поддержку, чувствовала, что не одинока в своих тревогах, и что вместе мы преодолеем все. Словно я возвращалась в семью, никто кроме которой не был способен меня понять.
Но встретила меня не приятная рабочая суета, а настоящая суматоха. Все были взволнованы. Тут и там коллеги собирались в кучки, отовсюду раздавались беспокойные шепотки.
Растерявшись, я навострила уши, но вскоре перестала что-либо слышать, кроме собственного сердцебиения.
На днях из Ада поступило донесение — ни с того ни с сего там появилась душа. Эта душа не проходила Чистилище, не везли ее проводники; она просто там появилась, будто так и должно было быть.
Но так заведено не было. Даже здесь, в окутанном тайнами небесном измерении, это обескураживало всех.
Но новости на этом не заканчивались.
Почти одновременно с тем, как какая-то душа появилась в Аду, другая душа исчезла с вокзала, не успев толком прибыть с земли. Начав обретать форму, эта душа… Попросту испарилась, когда надзиратель ее поприветствовал.
Руководство пыталась скрыть от нас эти случаи, но без толку. Молва от надзирателей добралась и до проводников, несмотря на все запреты.
Два невозможных события, произошедшие один за другим, поставили всех в тупик.
Души не появляются сами ни в Раю, ни в Аду, ни в Чистилище — именно поэтому мы их возим. Душа, появившаяся на небесах, на землю уже не возвращается — она может или остаться неупокоенной, или же упокоиться окончательно, но не метаться меж мирами. И те счастливчики, которые «восставали из мертвых» чудом, не попадали на небо — ведь, покидая тело, душа в любом случае ждет на земле свой черед.
Если эта душа — не Эрхарт, нашедшая третий выход.
Никто не понимал, как случилось то, что случилось. Не хотела понимать и я, но догадки сами лезли мне в голову, заглушая стук сердца.
«Я позаботился о том, чтобы он отправился в ад»
«Во сне мне показалось, что я умер»
Эти известия были знамением: поверни назад, пока не поздно! Но я упрямилась. Я уверяла себя в том, что должна была дойти до конца, раз уж сделала первый шаг.
И была невероятной дурой.
Мир, срывая голос, пытался до меня докричаться, но я даже не пыталась его услышать.
Унимая тревогу, я старалась ровно дышать и трезво рассуждать. Выплеснутые в гневе слова Эрхарта и странный сон Адрагана не доказывали еще ничего. Слова — иногда просто слова, а сны — иногда просто сны, и иногда не следует придавать им значения.
Но мне все равно было не по себе.
Бурления в стане проводников никак не унимались, и вскоре разъяренная начальница всех разогнала. Ее вмешательству я обрадовалась: сплетни улеглись, и коллеги не успели пристать ко мне с желанием посудачить.
Дэроша я встретила у вагона. Приветственное рукопожатие не получилось крепким — мыслями он был не тут; наверное, его тоже занимали новости, но он не спешил их обсуждать. Я и сама не была готова к обсуждению, но молчание напарника почему-то угнетало.
Эрхарт так и не рассказал мне, как будет пробираться в вагон, и я нервничала. Дэрош, которого я тоже опасалась, — кто, как не он, мог меня разоблачить? — в какой-то момент занервничал и сам.
— Странно, — бормотал он, сверяясь с часами. — Уже время. Почему стоим?
Предаваясь своим волнениями, я и не заметила, что с отправлением мы опаздывали, и заволновалась сильнее. Почему все шло наперекосяк именно тогда, когда мне меньше всего были нужны проблемы?
Когда нетерпение Дэроша достигло предела и он собрался идти разбираться, на часы пришло уведомление: количество готовых к отправлению душ превысило вместимость поезда, и к нему цепляли дополнительный вагон. И выделяли на этот вагон проводника из пары. Дэроша.
Он долго вчитывался в сообщение, и разные эмоции отражались на нем — неверие, недовольство, усталое смирение. Но, обратив взор на меня, всего этого он не показал. Он сконфуженно мне улыбнулся и снова протянул руку для рукопожатия, но уже — прощального. Осыпав меня напутствиями и пожеланиями удачи, Дэрош меня покинул.
Его уход был такой неожиданностью, что я осознала его не сразу. И лишь тогда, когда фигура напарника скрылась из виду, я остро ощутила его нехватку. А когда мы прибыли на вокзал — ощутила еще острее.
Мне в одиночку предстояло управляться с целым вагоном душ.
Несмотря на то, что отсутствие Дэроша было мне выгодно, оно усиливало мой страх. Пусть я и предавала его, пусть и подводила под удар как возможного соучастника, я не хотела с ним расставаться. Находясь с ним рядом, я знала, что рейс пройдет благополучно, и не представляла, что буду делать без его поддержки. И авантюра Эрхарта не казалась уже настолько страшной, как единоличная ответственность за вагон мертвецов.
Мертвецов, которые уже наводняли платформы.
Сглотнув, я по инерции скосилась в ту сторону, где обычно стоял Дэрош, и чертыхнулась в пустоту, не найдя у нее поддержки.
Как привыкнуть к тому, что положиться не на кого? Как вспомнить свои обязанности, которые с Дэрошем никогда не забывались?
Я запаниковала, но, заприметив Эрхарта в толпе душ, идущей ко мне на посадку, немного успокоилась. Я нуждалась хоть в каком-то союзнике, даже если и в том, кто причинял мне лишнюю головную боль.
Рабочая улыбка сама растянула губы, и нужные речи полились рекой, не спрашивая у меня разрешения. Маска проводника сидела на мне как влитая, и было удивительно, что я умудрилась растеряться.
Вереница пассажиров выстроилась перед дверьми привычной картиной, но было в ней и отличие: Эрхарт. Когда он со мной поравнялся, сердце пропустило-таки удар. Но сам Эрхарт не особо тревожился — скрываясь внутри вагона, он, никем не разоблаченный, задорно мне подмигнул.
Платформы вновь опустели. Уличив миг затишья, я расслабила лицо, вытерла пот со лба и вдохнула холодный воздух, преодолевая желание бежать.
Сколько бы я себя ни преодолевала, до последней секунды жизни оставалась трусихой.
Заперев дверь вагона изнутри, я перекрыла себе пути отступления вместе с воздухом. Если дорога в Ад морозила, то в Рай — топила в пекле страхов.
Предыдущий напарник Дэроша оказался прав. На небе — все наоборот.
Я предстала перед пассажирами, которых не должна была разочаровать, а маска проводника, однажды снятая, возвращалась неохотно.
Дэрош продолжал мне помогать и тогда, когда не был рядом. Его образ стоял у меня перед глазами, — с пассажирами он держался уверенно и благодушно, — и я старательно его копировала, отводя свой взгляд от лиц. Увидь я Эрхарта, точно бы не договорила.
Когда поезд тронулся, напряжение ослабло, как и интерес душ ко мне, а возможность отступления окончательно растворилась в стуке колес. Отступать было некуда, и это заставило меня собраться — назад уже не повернешь, как ни прислушивайся к крикам мира.
Я украдкой осмотрелась. Эрхарт, как мы с ним и условились, выбрал самое дальнее неприметное место. Обратив на меня внимание, он чуть улыбнулся и ободряюще кивнул. Я не могла ответить ему улыбкой, потому что и так ее держала, но Эрхарт вскоре отвернулся, будто мы и не были с ним знакомы.
Ничего из того, чего я боялась, не происходило. Мир не рушился, вагон никто не громил, меня не поймали и не потащили на эшафот.
Я ждала подвоха. Ждала, что в вагон ворвется полиция и уведет нас. Ждала, что меня разоблачат. Но меня не разоблачали, и я не понимала, ликовать мне или настораживаться. Неужели нарушить закон — так просто? Мне никак не верилось. Но если это и правда просто, сколько же в Раю незаконно попавших туда душ?
Слишком уж удачно все сложилось, и все — на пользу мне. После происшествий с то появляющимися, то исчезающими душами, бдительность почему-то не усилили. Когда прицепили дополнительный вагон, именно Дэроша на него забрали, что давало мне полную свободу действий.
Так удачно, что подозрительно, и я не находила в себе смелости, чтобы этому радоваться.
Улыбка держалась на мне до самого Чистилища, но перед надзирателями, выстроившимися у поезда, она дрогнула. Надзиратели, привечая пассажиров такими же улыбками, сверялись со списками, прибывшими сюда с вокзала. Я затаила дыхание. Попал ли Эрхарт в эти списки?
Но все обошлось. Надзиратель, подав мне знак, что все в порядке, повел пассажиров за собой. Мне не терпелось вернуться в вагон к Эрхарту, но я не имела права отлучаться от поста — новых пассажиров вот-вот должны были привести.
В бессмысленной надежде увидеть Дэроша я повернулась к хвосту поезда, но ничего не разглядела, настолько был далек от меня его вагон и настолько было много до него других проводников.
Будто нас с напарником специально развели подальше, чтобы он не смог мне помешать переступить закон.
Но мысли о вселенском заговоре прервались следующими пассажирами и надзирателями, подтягивающимися к нам. От них от всех веяло некоторой нервозностью, хорошо мне знакомой: души не знали, куда их везут, а надзиратели потому и нервничали, что прекрасно знали. Работа с душами, определенными на Рай, волнительна ничуть не меньше, чем взаимодействие с грешниками.
Того, что пассажиров будет много, я не ожидала. Души все тянулись и тянулись мимо, заходя в вагон, и в какой-то момент я испугалась: не занял ли Эрхарт чье-то место? Не разоблачат ли его? Но души расселись, крика никто не поднял, и я, облегченно выдохнув, вскоре покинула свой пост.
Куда пассажиров ни везешь, действия выполняешь те же — одна и та же улыбка, одни и те же слова; но чувства испытываешь везде разные. В Аду горло сжимает спазм, в Раю же голос звучит свободно — потому что душам, которых везешь в Рай, надежду даешь не фальшивую. Потому что те, кто попадут в Рай, не будут проклинать лживого проводника. Потому что праведные души ведут себя не так, как грешные.
Грешники часто позволяли себе вольности. Пошлые намеки, похабные шутки, глумливый смех. Приходилось одергивать их угрозой высадки с поезда, одергивал их и Дэрош (точнее, одергивал меня, чтобы я случайно не ввязалась в драку). И присутствие в вагоне с ними тех, кто Ада достоин не был, еще больше огорчало.
Но в направлении Рая было все иначе. Заслуженно или нет были все в него определены, но атмосфера полнилась дружелюбием, пассажиры были вежливы и деликатны, и моя улыбка теряла наигранность. Впервые за долгое время меня не отторгало взаимодействие с душами, и мне не хотелось поскорее от них сбежать; наоборот, хотелось побыть с ними подольше.
Чтобы начать наслаждаться работой, потребовалось ее возненавидеть. Чтобы попасть в Рай, пришлось испытать муки Ада.
Но когда я обнаружила, что Эрхарта среди всех этих милых пассажиров не было, приподнятый настрой сдуло с меня сразу же. Маска дала трещину, и я поспешила спрятаться в своем купе, где надеялась справиться с накатившей паникой.
Эрхарт, о котором я так переживала, обнаружился в этом самом купе. Он беззастенчиво валялся на моей постели, а я так и застыла на пороге, испытывая зуд в кулаках.
— Вот это жажда крови, — присвистнул Эрхарт, приподнимаясь. — Но лучше не марай руки — до момента, когда я по-настоящему стану мертвым, осталось не так уж и много.
Его слова отбили у меня тягу к рукоприкладству. Скоро мы с ним расстанемся, и проводить его в последний путь с благими намерениями — мой долг проводника. Вздохнув, я задвинула за собой дверь и села напротив него — на место Дэроша.
— И что ты здесь делаешь?
— Прячусь, — беззаботно пожал Эрхарт плечами. — Уж слишком много душ пришло на посадку. Вообще я бы хотел состроить из себя твоего напарника, но для этого мне бы понадобилась форма.
Я деланно поцокала, намереваясь пожурить его за легкомысленность и наглость, но оборвала себя. Надо было вернуться к пассажирам — слишком уж внезапно я их покинула, и это могло вызвать у них вопросы. Собрав для них настольные игры, я поспешно вышла, откладывая разговоры с Эрхартом на потом.
Скоро мне и впрямь представится много времени на задушевные беседы с ним, которые, правда, задушевными совсем не будут.
Когда я, нагруженная коробками, прикрыла за собой дверь купе, пол вдруг тряхнуло, и меня тряхнуло вместе с ним. Раздался лязг колес, режущий уши — поезд экстренно тормозил. Меня бросило вперед, и в надежде устоять я прижалась к стене. Коробки попадали, но было уже не до них.
Стараясь удержать внешнее спокойствие, я доковыляла до пассажиров. Они удивленно озирались в поисках того, кто объяснил бы им ситуацию — в поисках проводника, ничего о ситуации не знавшего. Никто, на счастье, не упал.
Обратив на себя их внимание, я принялась убеждать их с улыбкой, что остановку вызвали непредвиденные обстоятельства, которые вскоре разрешатся, и надо просто терпеливо ждать и не поддаваться панике. И они поверили.
Поезд все тормозил и тормозил, я держалась за поручни и просто держалась, успокаивая пассажиров своим присутствием и успокаиваясь самой.
Мучительный скрежет колес никак не прекращался, и когда поезд остановился, скрежет продолжал стоять в ушах.
Выдохнув, я оглядела встревоженных пассажиров, удостоверяясь в том, что все целы.
Я не имела ни малейшего представления о том, что делать. Прояснить ситуацию через других проводников? Лично идти к начальнику поезда? Или к машинисту? И почему тут не были предусмотрены средства связи с бригадой?!..
Дэрош обязательно бы нашел выход, а без него я была беспомощна. Но беспомощна или нет, я должна была что-то делать.
Набравшись решимости, я направилась к торцевой двери вагона, но тут завибрировали часы, и я остановилась в тамбуре.
Действительно.
Средств связи тут не было, потому что нами управляли через часы.
«Чрезвычайная ситуация. На поезд проник нарушитель, не имеющий доступа в Рай. Идет проверка. Отправление поезда — по факту обнаружения виновных. Всем оставаться с пассажирами»
Я, наконец дождавшаяся инструкций, облегченно расслабила плечи, но тут настигло озарение.
Разыскиваемый нарушитель — Эрхарт. А я была виновником.
Пока я пыталась свыкнуться с событиями, которых со страхом ждала всю дорогу, и пока судорожно перебирала в уме варианты действий, дверь моего купе открылась. Эрхарт схватил меня за запястье и прочитал сообщение на часах. Мрачной тенью пройдя дальше, он открыл двери вагона ключом, который я оставляла на столике.
И вытолкнул меня из поезда.