Хибари не чувствовал, что скоро, меньше чем через год, станет отцом. Анализы подтвердили беременность Хром, и она уже неделю ежедневно ходила к Рокудо. Убедившись, что всё проходило благополучно, он ослабил график осмотров как раз перед своим отъездом на задание… С которого так и не вернулся.

— По данным разведки Мукуро находится в плену врага. Он полностью обессилен, и не похоже, что это иллюзия, потому определённо не сможет выбраться сам, — холодно передавал информацию Гокудера. Его неприязнь к Рокудо никуда не делась, как и желание Мукуро заполучить контроль над Савадой, разве что стало значительно слабее.

— Мы не можем отправить большую группу, не привлекая внимания, — заговорил Тсуна. Он смотрел на своих хранителей, стараясь не задерживать взгляд на Облаке, ведь именно его он хотел послать на операцию по спасению. Тсунаёши в личную жизнь своих подчинённых не лез, потому не знал, что отношения между Кёей и Мукуро своим образом наладились. — Я бы хотел…

— Я отправлюсь, — перебил его Хибари, чем вызвал недовольство Гокудеры.

Хибари сказал, не подумав, руководствуясь одними эмоциями. Что сподвигло его на это решение? Мысль о ребёнке? Он о нём ни разу без напоминания со стороны не думал. Быть может, не верил до конца, что Мукуро сдержит слово. Или просто боялся поверить. Как ни странно, не был готов. Так почему же он так уверенно подписался на задание?

«Ради ребёнка, — уверял себя Хибари, летя в самолёте, где его охватил… страх? Такое несвойственное ему чувство. Кёя не понимал и понимать не хотел своего внезапного порыва. Но внезапно одна мысль перебила все спутавшиеся другие: — Если он умрёт, я стану свободным…» — великий соблазн, дороже не рождённого ребёнка.

Хибари уничтожал каждого на своём пути, не шибко заботясь о прикрытии. Он будто  бы пребывал в трансе, чудом оставаясь в живых в неравной схватке. Он добрался до камер с пленными, нашёл в одной из них лежащего связанного Мукуро.

— И ты не смог с ними справиться? — осуждающе спросил Кёя, стоя рядом с иллюзионистом, гордо выпрямившись, отчего его тон казался надменным. — Серьёзно?

У Хибари был выбор: добить, чтобы наверняка, или спасти. Хибари колебался. Мукуро спокойно на него смотрел, с трудом удерживая так и норовящее ускользнуть сознание. Он не мог ни что-либо сказать, ни улыбнуться из-за заклеенного тёмным скотчем рта. Да и не улыбнулся бы. Чувствовал он настроение любимого. И верил, что тот способен на всё.

Кёя не сразу опустился на одно колено и достал нож — блеснуло заточенное лезвие.

«Да, — всё так же спокойно думал Рокудо, закрывая глаза, готовясь к неизбежному, — так и должно быть».

Мукуро расслабленно ждал смерти. А что ещё ему оставалось? Он силой принудил встречаться гордого человека, ненавидящего его всем сердцем. Неудивительно, что он вызвался на эту миссию, чтобы никто ненароком не спас. Свобода для хранителя Облака ценнее всего на свете, а он её отнял. Как же удивлён он был, когда Кёя перерезал верёвки и бросил холодно:

— Мы в расчёте.

Отклеив скотч, Мукуро не стал ничего говорить против. Он молча принял руку помощи, чтобы, пошатываясь, встать. Сил было слишком мало, чтобы устоять, потому Рокудо упал на грудь Кёи, который успел его подхватить. Рокудо до боли стиснул зубы: так тяжело было осознавать, что эти объятия — последние. Сказочный мир, где они были вместе, разрушился. Ничто уже не будет как прежде.

*  *  *

После успешного завершения задания прошло три недели. Ритм жизни Кёи быстро вернулся в привычную колею, разве что он больше не ходил драться с Мукуро, когда испытывал желание хорошенько размяться. Зато к Тсуне зачастил, чему тот не рад был. Хром приняла решение мужа, пусть и переживала очень за несостоявшегося ребёнка. Она была так счастлива тогда… Больше не было никаких осмотров, никаких анализов и врачей: безмолвно пара поставила крест на наследнике.

Меньшее, о чём беспокоился Хибари, — ребёнок. Даже после разрыва, после личного табу на встречи с наглым иллюзионистом, он продолжал думать о нём. Кёя никак не мог избавиться от навязчивого образа в голове, ловя себя порой на том, что тоскует. Тут же отгоняя нелепую мысль, Хибари с глубоким вздохом успокаивал себя, что ему просто не хватает тех безжалостных битв: Мукуро, в отличие от Савады, никогда не сдерживался.

— А у вас здесь просторно, — протянул незваный гость, возникший из тумана.

— Фран?! — едва не уронила только что вымытую чашку Хром.

— Что ты здесь делаешь? — с угрозой в голосе спросил Кёя. Не нравилось ему, когда кто-либо нарушал дисциплину.

— Да так, хотел поинтересоваться, какие цветы вы положите на могилу учителя.

Чувствовалось во взгляде безэмоционального Франа осуждение, а то и ненависть проскальзывала. Он любил учителя: он заменил ему отца. Кокуё стала для него второй семьёй.

— Но учитель не… — Хром попыталась возразить, ссылаясь на своё здоровье. Об её органах всё ещё заботились извне, и вряд ли дело было рук Франа.

— Пока нет, но скоро точно окочурится. Если кое-кто с ним хотя бы не поговорит, — зеленовласый юноша не сводил глаз с Кёи.

— С чего вдруг я должен?

— Потому что ради вашего счастья учитель готов умереть. Ребёнок… — Фран замолк под двумя недоумёнными взглядами. — О, так вы даже не удосужились проверить? Неужели утренняя тошнота совсем не мучает, сестрёнка? — обратился он к Хром.

Девушка замялась, отступая невольно на шаг назад, дрожа. Кёя так уверенно заявил, что ребёнка больше нет, она подумать не могла, что лёгкое недомогание могло быть связано с беременностью. Переволновалась — бывает, а слова будущего мужа оспаривать не смела.

— И с каких пор поддержание иллюзий способно свести его в могилу?

— С тех, что иллюзия такого рода слишком сильная, а моральной поддержки, способной компенсировать усталость, больше нет. Вы его убиваете, — прямо сказал Фран, злобно, неестественным ему тоном, не протянув ни единой гласной.

— Кёя-сама, — умоляюще произнесла Хром.

Ни Хром, ни даже Фран не были последними людьми для Кёи. К Франу он за годы стычек с Рокудо привык. Ещё ребёнком юный ученик иллюзиониста стремился спрятаться под надёжным «крылом» Хибари. Он никогда грубо не шутил над ним, только подкалывал Мукуро, помогая забавным, но действенным советом. Хибари сам не заметил, как стал заботиться о Фране. Так, по мелочи, но для него это было уже нечто весомое. А Хром… Тут и говорить нечего. Она для него — всё. Мукуро же… Кёя уже не был уверен, как к нему относился.

— Я зайду к нему, — пообещал Кёя, отводя взгляд.

— Сейчас, — настаивал Фран.

— Пожалуйста, — попросила Хром.

Но никакие мольбы не смогли бы повлиять на Кёю, если бы он сам того не хотел. В конце концов, он оставил жизнь Мукуро не для того, чтобы он вот так умер.

— Хорошо, — согласился он.

*  *  *

Знакомая дорога вызывала множество воспоминаний, от которых Кёя недовольно морщился: его гордость стёрли в порошок и смешали с грязью. Разве нет? Так почему же Хибари не чувствовал себя униженным? Почему ждал этой встречи?

Фран впустил Кёю в комнату, а сам остался снаружи за закрытой дверью, дабы не мешать. Медленно, словно не желая видеть, что сталось с Мукуро, чувствуя, что ему не понравится картина, Хибари подошёл к кровати и сел рядом. Мукуро тяжело дышал и метался во сне. Лоб его покрылся испариной, слиплись волосы с… проседью. Жизнь явственно покидала иллюзиониста. Раны, полученные при пытках в плену, до сих пор до конца не зажили. Мукуро всегда был худым, но впервые Кёя видел его по-настоящему костлявым. Жутко было смотреть на кости, обтянутые бледной кожей.

«Это я сделал с ним?» — Хибари поднёс руку ко рту. Ему было плохо. Отвратительно как телом, так и душой.

Кёя провёл по болезненно белой щеке — словно смотрел на фарфоровую куклу — убрал столь же белёсую прядку. Мукуро охрипло выдохнул и приоткрыл глаза. Ему казалось, что он не проснулся, когда увидел Кёю. Он долго на него смотрел, равномерно дыша, затем потянулся к любимому лицу ослабшей дрожащей рукой, которую поймал быстро Кёя.

— Так ты… настоящий? — еле слышно спросил он, не веря. — Что ты здесь делаешь? Ты мне больше ничего не должен.

Мукуро убил ненависть в Кёе. За три недели он так ни разу и не пришёл, чтобы сразиться. Нетрудно было догадаться, что Рокудо наслал на себя страшнейшую кару — равнодушие. Он больше был не нужен. Совсем. Рокудо мог только догадываться, почему Кёя пришёл в этот раз.

— Ребёнок… — начал Хибари.

— С ним всё будет в порядке. Это слово я сдержу, обещаю. Фран быстро учится, потому сможет позаботиться о нём, когда меня…

— Забудь о нём, — внезапно для самого себя серьёзно произнёс Кёя. Его сердце билось так неистово, и с каждым ударом приносило невыносимую боль. — Я хочу, чтобы ты выжил.

Рокудо слабо улыбнулся. Был уверен, что виной этих слов Фран и Хром, а то и Савада. Босс Вонголы недавно заходил, беспокоился.

— А я хочу, чтобы выжил он, — иначе сказал он, что хочет умереть.

— Не надо! — повысил голос Кёя. — Попробуем в другой раз, просто останься со мной.

Хибари сжал в своей ладони тонкую кисть Рокудо и поцеловал холодные пальцы, как какое-то сокровище. Мукуро не понимал. Отрицал свои правдивые догадки. Хибари упал перед ним на колени, чтобы смотреть глаза в глаза. На его лице читалась немая мольба, ибо вымолвить такое он был не в силах. Он даже Хром никогда не признавался в своих чувствах, она сама всё поняла. Она понимала его с одного только взгляда, потому они жили душа в душу. Но ведь чувства можно было выразить иначе.

Приподнявшись с колен, Кёя коснулся пересохших губ Мукуро, увлажняя их поцелуем. Нежным, как никогда раньше. Рокудо слабо ответил: на большее не было сил. Даже слёзы казались скудными, слишком сухими.

— Не оставляй меня, — совсем осипшим голосом прошептал Рокудо. — Я этого не вынесу.

Кёе не нужно было отвечать. Он отдавал свою любовь через тепло своего тела. Ребёнок не имел значения. Ни тогда, ни сейчас. И всё же он остался, хоть Мукуро разорвал связь. Умение Франа лгать какое-то время помогало поддержать жизнь дорогого учителя. Он понимал, что пока у Мукуро была цель, он бы так просто не отдался в объятия смерти.

«Теперь-то, наконец, все будут счастливы? — мысленно проворчал Фран. Его совсем не прельщало подрабатывать купидоном и ангелом-хранителем в одном лице. Да и по отдельности тоже. — Полагаю, тренировок какое-то время не будет», — пошёл он вдоль пыльных коридоров. Уборка явно была в Кокуё не в чести. Один Кен чего стоил…