Стертая кожа на запястьях рук и слезшая чешуя на хвосте говорят о ее попытках выбраться из своего заточения. Однако сил бороться с холодным металлом у Эйлин больше нет. Она пыталась, честно, и непосильно старалась освободиться, высвободить хоть руку или хвост (который мог бы спокойно пройти меж металлического браслета). Но не получилось. Свежие раны разъедает соленая вода, она смешивается с каплями крови, которые остаются на металле и коже.

Эйлин несколько часов билась в попытках, но все безуспешно. Ей остается только лежать на тонкой глади воды и смотреть на светлое небо, на котором медленно проплывают тяжелые белые облака. Сирена переводит взгляд на валуны, которые создают место ее заключения. Она пыталась до них добраться, но цепь не позволяет приблизиться к камням хотя бы кончиками пальцев или хвостом. Только пространство в вытянутую руку, и больше ничего. Казалось бы, что свобода так близка, стоит только руку протянуть. Но она не дотягивается из-за оков, да и гвардейцы на валунах готовы в любой момент усмирить пленницу.

Даже удаленное расположение валунов от берега не позволяет Эйлин погрузиться в воду полностью. Она будто граничит между миром людей и своим собственным. Она будто находиться одновременно в воде, но при этом и на суше. Вода покрывает ее тело только на половину, едва накрывая плечи. Ей противно от себя же, что поддалась чувствам, что не воспринимала конфронтацию с людьми как что-то большее, чем простое разногласие. Ведь в воздухе висит напряжение, оно сгущается с каждым днем, а морские короли не знают, что делать, ведь договор-то не нарушен.

Эйлин всю жизнь старалась действовать разумно, не поддаваться чувствам. Однако теперь она в заточении у короля Королевства Ноли — Леонардо Кастильо. Сирена слышала о нем, но не подавала виду, думала, что все это не так важно, что не имеет значения для ее жизни, но сейчас все по-другому, ведь ее судьба на грани. Она будет решена через несколько дней, когда наступит ее совершеннолетие. Эйлин ничего не остается, кроме как солгать, оттянуть время, дождаться, когда морские короли решат, что делать, ведь она не просто морской житель. Она — сирена, дочь короля клана Гласиалис. Эйлин надеется, что отец ей поможет, что сможет вытащить. Однако поверить себе сложно, практически невозможно, ведь дни на счету.

Она лежит на спине, а мелкие камни впиваются в кожу спины и рук, слышит, как гвардейцы ходят на берегу и около валунов, охраняя ее. Понимает, что те доложат, когда начнется ритуал, а рог на поясе тому подтверждение. Она ничего не сможет сделать, кроме как накрыть хвост толщей воды, но и это не гарант ее успеха. Ведь солнечные лучи проникают и под воду. Эйлин тихо скулит от беспомощности, ведь она совершенно одна. И не факт, что королева Сейлан жива или находится здесь, в замке, который возвышается над склоном из цельного камня. Высокий, каменный, серый замок с маленькими окнами, многочисленными проходами и башнями. Он возвышается над землей и самой Эйлин, что отводит взгляд от осознания своей слабости.

Однако стоит ей перестать разглядывать замок и небо и закрыть глаза, как в голове вырисовываются воспоминания о ее захвате. Помнит, как тяжелая и крепкая сеть накрыла ее, как мужские руки держали ее, прикасались к телу и хвосту, грязно шутя. Половину их слов были непонятны, однако их тон говорил о сильном и жестоком унижении. Сирена помнит, как ее кинули в клетку на колесах, как надели на руки металлические наручники с небольшой цепью, а потом сняли сеть. Ей было страшно, она кричала и вырывалась, но не помогло. Ее везли в замок по оживленным улицам, где на нее смотрели люди со страхом и пренебрежением в глазах. Кто-то бросал в клетку овощи и какие-то вещи, часть из которых попала и на Эйлин. Теперь сирена видит расцветающие синие и фиолетовые пятна на руках и теле вместе с порезами и кровоподтеками. Как только ее провезли через главный въезд в замок, то остановились около каменного склона. А после открыли клетку и выкинули оттуда по каменному склону, как какую-ту вещь. У нее не было сил, чтобы подняться после такого спуска. Она только бездвижно лежала, пока гвардеец снимал наручники и надевал оковы.

Сирена, может, и смогла бы выбраться, может, смогла бы даже добраться до валунов, но там ее бы уже поджидали. Но она найти силы подняться не могла. Ей хотелось в тот момент разреветься от унижения. Никто и никогда с ней так не обращался. Даже Камрин с Кили. По сравнению с этим их оскорбления были простыми играми. Боль распространяется по всему телу и хвосту не только из-за того, что ей пришлось катиться по острым камням, но и из-за того, что к ней прикасалось много людей, трогали ее всю и насмехались. Ведь прикосновения для таких как она слишком интимное, они допускаются только между родными. На все остальное — сильное табу. Но завершает всю степень боли факт, что Ронан с Линеттой не сказали ей о чем-то, что произошло шесть лет назад и что точно скрыли с помощью магии Морской ведьмы. Сомнений в этом нет, потому что магия доступна только ей. Эйлин только о ней слышала, знает, что увидеть ее хоть раз в своей жизни — нереально, либо чудо и благодать. А в том, что ей стерли память, нет сомнения, потому что сирена не помнит и не знает, что было тогда, даже приблизительно, будто год ее жизни и не существовал вовсе.

Эйлин хочется расплакаться, но сдерживается. Подплывает к берегу, к теплым камням, и ложится на них, вытаскивая из воды хвост. Может, ей и хочется быть в воде, может, она не терпит тепло, но это лучше, чем боль от ран, хотя металл все равно проходится по ним, даря волны физической боли. Длинные волосы разбросаны по камням, телу, хвосту. Но Эйлин сейчас не до них. Ведь еще никогда так сильно не ощущалось одиночество, боль, отчаяние и слабость. Но больше пугает Леонардо Кастильо, в глазах которого она видела не просто любопытство и интерес, но и желание, яростный огонь и предвкушение. Он не отпустит ее — слишком очевидно. Новая игрушка в его арсенале, редкая причем. Также догадывается, что причина в вылавливании русалок не так проста, это что-то большее. Только найти нужного слова она не может пока. Месть? Гнев? Обида? Расплата?

В голове Эйлин так много вопросов, ответы на которые просто нет. Ей кажется, будто все, что она знала до сегодняшнего утра, ровным счетом ничего не значит, потому что раньше хотя бы представлялось, как жить, что делать, что говорить; сирена знала, что все будет стабильно. Но сейчас — пустота. Единственные вещи, на которые сирена может дать ответ — где она сейчас, что она чувствует сейчас. И только. Не более.

***

Король вертит в руках яркую, отражающуюся на солнце бликами, корону, состоящую из двойных обручей, красных камней в форме капель и возвышающимся над ними белым, почти прозрачным камнем ‒ бриллиантом. Леонардо стоит около окна в зале совещания, а бумаги на столе только подтверждают, что еще несколько часов назад здесь шло бурное обсуждение вопросов. Леонарду завтра бы его продолжить, но смысла нет, ведь каждый раз обсуждается одно и то же, а он все так же перечитывает седьмую статью Соглашения. Он и продолжил бы, ведь все равно время есть, однако чувствует, что русалка, выловленная утром, не просто обычная русалка, которых они вылавливали до этого. Два года, как все это продолжается. Два года, за которые все русалки были схожи по своим чертам — цвету хвоста и глаз, но сейчас-то по-другому. Блондинка с неестественным блеском, русалка потому что, да и чешуя на хвосте не зеленая и не фиолетовая.

Леонардо перестает крутить корону в руках и смотрит на часть неба, которую видно из высокого, но узкого окна, у которого створки располагаются по обе стороны. Оно отливает тихим осторожным пламенем — алое, но не кричащее, а скорее спокойное. Даже на секунду рад, что эта сторона замка выходит не на море. Не хочет думать о русалке потому что. Слышит стук каблуков: ровный и четкий, слышит, как гвардейцы открывают толстые деревянные двери, а после — как обладатель каблуков останавливается позади и немного справа от короля.

— Я говорил с твоим отцом, — произносит мужчина спокойным и ровным тоном. В нем не слышится пренебрежение или восторг, простая констатация фактов.

— И что он тебе сказал на этот раз? — спрашивает Леонардо, надевая корону на темно-русые волосы, параллельно подправляя их.

— Сказал, что тебе пора жениться.

— Рассмешил, — издает легкий смешок, но в голосе и на лице нет и доли радости.

— Леонардо, — жалобно просит мужчина, которому достается только смотреть на профиль короля и друга. — Тебе уже двадцать четыре, уже давно пора иметь хоть одного ребенка. В наше время семью заводят и в четырнадцать, и в шестнадцать лет. До сих пор поражаюсь, как твой отец позволил этому не случиться, с учетом того, откуда он.

— Эдмонд, да плевать я хотел эту на женитьбу, — наконец поворачивается к собеседнику Леонардо, стараясь сохранять спокойствие и не повышать голос. — Отец знает, что я женюсь только на русалке, у которой я соулмейт. Не иначе.

— А как же наследники? Ты и так унаследовал власть не совсем законным способом.

— Законным. По очередности был я, — шипит и делает шаг ближе к Эдмонду, который на полголовы ниже его самого и одетого практически в похожую одежду, отличающаяся только расшивкой. — Что семь лет назад, что шесть лет назад, что сейчас. Вопрос закрыт, друг.

Леонардо переводит дыхание, ведь срываться на друге, тем более единственном в замке, — самое последнее дело. Однако не может по-другому. За последние несколько лет разговоры о его женитьбе ходят постоянно, их число с каждым месяцем все растет, как и количество молодых девушек, которые приезжают из своих провинций на королевские праздники в надежде стать его женой и королевой королевства Ноли. Ну или любовницей, в противном случае.

— Прости, — говорит спустя несколько минут.

— Ничего, — отвечает Эдмонд, а после продолжает: — Ты так взвинчен из-за пойманной русалки? Я слышал, что она отличается. Гвардейцы только о ней и говорят.

— Да, — поворачивается снова к окну. — Есть в ней что-то другое от других русалок. Даже жаль будет убивать, если окажется, что я не ее соулмейт.

— Ты уверен, что у нее его нет?

— Конечно, иначе бы не выплыла на Аэквор. Только незамужние русалки поднимаются на Нулевую зону. Особенно в нынешнее время.

— Так отправь ее в публичный дом. В чем проблема? Будет экзотика, как фрукты из Аурума, — усмехается Эдмонд, поправляя меч на поясе.

— Кого отправить в публичный дом? — пренебрежительно выплевывает предпоследнее слово женщина, что входит в зал как раз тогда, когда Эдмонд договаривал фразу про фрукты.

— Вдовствующая королева Сейлан! Как же я рад вас видеть! Бабушка, — лучезарно, но притворно улыбается Леонардо, кланяясь женщине и целуя ей руку.

— Хорошо, что ты еще все манеры не растратил в покоях своей фаворитки, — улыбается вдовствующая королева Сейлан, одетая в зеленое платье, расшитое цветными узорами, и в верхнее платье чуть темнее самого нижнего платья.

Ее волосы аккуратно заплетены в прическу, которую украшают несколько заколок с драгоценными камнями, на голове корона, сделанная из золота, по всему обручу которого переплетающие ветки двигаются к мелкой золотистой паутине в самом центре короны, к трем рубинам, горящих огнем.

— Так кого ты хочешь отправить в публичный дом? — повторяет вопрос после секундной тишины, за период которой Леонардо не смог придумать ответ, который очень нужен, ведь вдовствующая королева все равно узнает.

— Новую пойманную русалку, если я не окажусь ее соулмейтом, — отвечает, не убирая теплой улыбки с лица.

— Как это мило с твоей стороны, Леонардо, — улыбается в ответ, однако голос так и кишит ядом. — А если все-таки ты ее суженный?

— Позволю ей жить в замке в виде королевы и моей жены.

— Какой же ты щедрый, мой король, — еще больше яда выплевывает, пока подходит к окну. — Только до меня дошли сведения, что она отличается от прежних. Не поведаешь мне? — отворачивается и улыбается так тепло, что все образовывающиеся морщины на лице разглаживаются.

— Она блондинка и с голубым хвостом, моя королева, — кланяется Эдмонд.

— Есть ли у нее еще о какие-нибудь тличительные признаки? — королева Сейлан начинает ходить по комнате и хмурить лоб, отчего возникают сомнение в ее равнодушии.

— Нет, моя королева, — продолжает говорить Эдмонд, видя, как Леонардо ходит также как и королева Сейлан, но с прищуром, обдумывая что-то и наблюдая за бабушкой. — Но гвардейцы говорят, что в ее волосы был вплетен жемчуг. Совсем немного.

 — Жемчуг, говоришь? — останавливается и переспрашивает королева, у которой лицо с задумчиво сменяется на какое-то более спокойное и понимающее. — Спасибо за честный ответ, граф Эдмонд Шарби. Честность — самое лучшее качество при дворе. Всего хорошего вам, король Леонардо, — дарит мимолетную улыбку, приседает в легком реверансе, а после выходит из зала совещаний.

— Она что-то задумала. Или что-то поняла. Или все вместе, — говорит Леонардо, как только за Сейлан закрываются двери.

— Ты за ней снова прикажешь следить? — устало спрашивает Эдмонд. Ему осточертело, что друг и его король постоянно подозревают вдовствующую королеву в измене, заговоре или предательстве. Хотя это все одно и то же. Только вот королева Сейлан знает об этом, провоцирует Леонардо, однако ничего запретного не делает. Как самая благонравная жена бывшего короля.

— Однозначно. Сейчас она пойдет либо смотреть на русалку, либо разговаривать с Селестиной.

Леонардо продолжает стоять и смотреть на закрытые двери, а после идет к ним. Ему нужно узнать, что задумала его бабка, пока не поздно. Ведь у нее гораздо больше сведений о подводном царстве, чем у него самого. Русалка потому что.

***

Эйлин засыпает на теплых камнях, сама того не замечая. Она не хотела спать, даже не думала, но стоило прикрыть глаза, как сирена уснула. Ведь последние дни были тяжелыми. Кажется даже, что между отплытием из Гласиалиса и становлением пленницей у короля Леонардо Кастильо прошло несколько недель, а не сколько-то дней, счет которым она потеряла сразу же с отплытия. Эйлин устала, она вымотана, ей нужно хоть немного поспать, а нагретые солнцем камни только благоволят ей.

Она не раз слышала истории о мире людей, слышала о мифах, легендах и о погоде на суше. И если им верить, то сейчас в Королевстве Ноли начало лета — период, когда все начинает цвести и оживать, когда погода теплеет. Эйлин в детстве хотела увидеть изменения в погоде у людей, однако с возрастом детская мечта ушла, пропала, исчезла. Не думала, что когда-нибудь это случится. Только не хотела, чтобы ее детское желание исполнилось в таком жестоком виде.

Сирене снится дом, когда ей только исполнилось лет десять, как она играла со старшими братьями в главном зале их замка, как веселилась и была счастлива. А родители наблюдали за ними и счастливо улыбались, сидя на ледяном троне. Тогда их было только пятеро, а не девять. Тогда не было проблем с человеческим миром. Тогда королевские семьи кланов вместе устраивали праздники. Самое беззаботное время, по мнению сирены. Она скучает по тому периоду.

Ей снится, как ее родители в стороне королевского трона Лингума разговаривают с красивой и благородной русалкой, в чьи каштановые волосы заплетена диадема из ракушек и кораллов. Она учтиво разговаривает с Ронаном и Линеттой, а Эйлин наблюдает за ними, полностью забыв о детских играх. Кажется, что это впервые, когда сирена поражена внешним видом обычной русалки, ее внутренней энергией и силой, которую излучает она сама. Сирена подплывает осторожно ближе и уже без стеснения разглядывает не молодую русалку лет пятидесяти. Даже пугается от неожиданности, когда та устремляет на Эйлин свои фиолетовые глаза, говоря: «Это ваша младшая дочь — Эйлин Кин?» — спрашивает русалка, подплывая и наклоняясь к сирене. Однако стоит сирене это увидеть, как она просыпается и смотрит не на прекрасную и величественную русалку, а на светло-серые камни, на которых видны следы от воды.

Эйлин приподнимается и смотрит на высохшие волосы, которые отливают синевой — ледниками, откуда она и родом. Сирена аккуратно спускается в воду, но остается на мелководье и поднимает голову в сторону замка, хотя не надеется увидеть там кого-нибудь. Однако ее глаза замечают фигуру в зеленом на одной из невысокой башни, рядом с которой еще одна похожая фигура, но в алом. Они смотрят на нее. Эйлин бы поприветствовать их, однако даже не знает, кто они. Слегка кивает головой, говоря, что заметила их. Сирена немного напугана, ведь не знает, что дамы из замка могут сделать. Но видит только, как женщина в зеленом платье сгибает правую руку в локте на уровне груди. И тут же Эйлин прошибает оцепенением и осознанием. Она сразу понимает, кто перед ней. Но ведь не может же быть такого! Королева Сейлин поприветствовала ее на языке жестов подводных жителей.

Согнутая правая рука в локте на уровне груди: Приветствую.

Открытая вверх ладонь по направлению к Эйлин: Тебя.

Ладонь ложится на низ живота, который сирена не видит: Я.

Левая ладонь вкладывается на подобии угла, а правая открытой ладонью по направлению к Эйлин касается пальцев левой: Королева.

Разводит руки в стороны, сжимает кулаки, но большой палец обеих рук смотрит наверх, и делает круг по направлению от себя: Этого.

А после растопыривает пальцы, а открытые ладони смотрят в сторону моря: Королевства.

Эйлин кивает в знак согласия, хотя поверить все еще не может, что перед ней королева Ноли, принцесса клана Лингума, русалка, которая стала первой королевой людей будучи морской жительницей.

Согнутая правая рука в локте на уровне груди: Приветствую.

Две вверх открытые ладони, смотрящие в сторону женщины: Вас.

Правая ладонь ложится на низ живота: Я.

Сжатые пальцы обеих рук касаются друг друга с внутренней стороны ладони, образуя угол или неполный крест: Дочь (ребенок от союза).

Ладони складываются на подобии угла и касаются друг друга пальцами, образуя треугольник, на уровне лба Эйлин: Короля.

Ладони сжимаются в кулак на том же уровне и образуют крест, касаясь запястьями (хотя Эйлин трудно сделать этот жест из-за оков): Гласиалиса.

Сирена видит, как королева Сейлан кивает, а после отвечает:

Согнутая правая рука в локте на уровне груди: Приветствую.

Открытая вверх ладонь по направлению к Эйлин: Тебя.

Сжатые пальцы обеих рук касаются друг друга с внутренней стороны ладони, образуя угол или неполный крест: Дочь.

Ладони складываются на подобии угла и касаются друг друга пальцами, образуя треугольник, на уровне лба: Короля.

Ладони сжимаются в кулак на том же уровне и образуют крест, касаясь запястьями: Гласиалиса.

Правая ладонь ложится на низ живота: Я.

Кулаки с оттопыренным большим пальцем делают круг в разные стороны друг от друга на уровне живота: Посмотрю.

Руки касаются плеч, не образуя креста: Что (союз).

Правая ладонь ложится на низ живота: Я.

Руки касаются плеч, образуя крест: Могу.

Руки соединяются в крест, а ладони боком направлены в сторону Эйлин: Сделать.

Вверх открытые ладони сложены друг на друга и направлены к Эйлин: Для тебя.

Ладони накладываются друг на друга со внутренней стороной на уровне груди: Спасибо.

Две открытые ладони, смотрящие в сторону женщины: Вам.

Эйлин смотрит, как две женщины уходят с башни, но оцепенение не исчезает. Ведь не верит, что это только что произошло, что королева Сейлан попробует ей помочь, что она еще жива, что еще находится в замке, но ничего не предпринимает для решения конфликта между людьми и подводными жителями. Сирена продолжает сидеть на мелководье и смотреть на башню, не может отвести взгляд. Знает, что гвардейцы доложат об этом, что Леонардо придет и будет требовать объяснений. И тогда королева Сейлан не поможет, ведь та пришла не просто так, ведь не просто начала разговор на их языке жестов. Не все подводные жители его знают, только те, кто из королевской семьи.

Сирене бы лечь на воду, ведь красное небо говорит, что скоро ночь, да и холодает. Хоть она и спокойно переносит холод, живет в ледниках, но ветер, который касается ее кожи, заставляет покрыться мурашками, неприятно потому что. Эйлин встряхивает головой и перекидывает длинные волосы на правую сторону, а после осторожно отплывает подальше от берега, где вода хоть немного ее согреет. Она смотрит, как небо окрашивает все более красными тонами, как разноцветные облака плывут по небу, как темнеет все вокруг. Ей бы хотелось представить, что сейчас с ней все хорошо, что она не в плену, что на ней нет цепей, однако это не так. Это все ложь потому что. В первую очередь себе. Ведь даже раны напоминают об этом, как и не очень свежая вода.

Эйлин продолжает лежать и слушать, что говорят гвардейцы, ведь тишина позволяет. Никогда еще она не слышала такую громкую тишину, из-за чего кажется, что она и вовсе потеряла слух. Однако голоса гвардейцев говорят об обратном. Ей ничего и не остается, кроме как слушать их, ведь надеется, что пригодится. Они смеются, пошло шутят и отмечают, что впервые у них такая тихая русалка. Русалка. Эйлин цепенеет и даже приподнимается на локтях в воде, чтобы убедиться, что она расслышала правильно. Русалка, невероятно.

— На что уставилась, маленькая русалочка? — смеется мужчина лет тридцати, на которого сирена как раз и смотрела.

— На ваше невежество, — громко говорит сирена и ухмыляется на то, как остальные гвардейцы перестают смеяться и разговаривать.

— Ты хочешь сказать, что ты, маленькая русалочка, знаешь больше, чем мы — служилые люди при королевском дворе? Да вы все мелкие шавки, которые прячутся под водой! — отвечает тот же мужчина, у которого на лице четко видно презрение и пренебрежение.

Эйлин бы усмехнуться на это, но ей страшно спорить с людьми, которые подчиняются непосредственно Леонардо Кастильо. Только вот ничего поделать со своим характером не может. Ее раздражает пренебрежение ими и такое отношение к ней самой.

— Если бы вы знали все о подводном царстве, то не задали бы тупых вопросов о моем цвете хвоста и волос. Ну и глаз, конечно. Мне плевать, что вы думаете, пока это не вырывается наружу. И в отличие от нас, у вас постоянно идут войны за территорию, ресурсы. Так что тут еще надо подумать, кто лучше.

— Да как ты смеешь! — мужчина кипит от злости. Даже в полутемках видно, как его лицо покраснело, а вены на лбу и шее вздулись, а другие гвардейцы держат его по обе стороны, чтобы не сорвался к сирене. — Я доложу о тебе нашему королю!

— Докладывай! Все равно умирать, — шипит Эйлин, сверкая глазами, полными гнева.

Она видит, как гвардеец уходит в сторону замка, как остальные расходятся по периметру ее тюрьмы и не сводят глаз с сирены. Эйлин снисходительно усмехается только и ложится обратно в воду. Плевать, что на нее устремлены не менее пяти пар мужских глаз. Плевать, что она находится в заключении. Плевать, что с ней будет. Ведь ее смерть породит открытый конфликт, на который Эйлин и рассчитывает. Она сделает все либо чтобы скрыть ритуал соулмейта, либо чтобы Леонардо или кто-то из людей убил ее. Сирена кладет руки на живот, который начинает болеть от отсутствия еды, однако только тяжело вздыхает и начинает перебирать светлые волосы. Ее всегда это успокаивало, ведь они яркий показатель того, кем она является. Эйлин гордится ими, поэтому и не срезает или не укорачивает их. Чувствует редкие вплетенные жемчужины, перекатывает их пальцами и закрывает глаза, позволяя себе успокоиться и уснуть.

***

— Что вы сейчас будете делать, матушка? — спрашивает женщина лет тридцати в красном платье, подол которого будто горит пламенем, шагая позади королевы Сейлан.

— Не здесь, везде уши Леонардо. Сейчас же в башню! — пылко выговаривает женщина, на чьем лице проступила испарина от быстрого шага. — Я никогда не привыкну к этой одежде! Господи, кто тот гений, что придумал эти платья с многочисленными юбками? — цедит сквозь зубы, не сбавляя темп. — Не смейся, Селестина. Если бы ты знала, как мне хочется снять всю эту одежду и вернуться в море хоть на день. Но нет же, Леонардо посчитает это изменой и казнит меня. Ненавижу.

— Не ругайтесь, матушка. Еще все можно исправить, — запинаясь от нехватки воздуха, говорит Селестина, чьи волосы заплетены в сложную прическу и украшены золотым обручем с маленькими камнями.

— Пока ничего нельзя исправить. Наконец-то, — радостно выдыхает королева Сейлан, открывая дубовую дверь, около которой стоит гвардеец, и проходит внутрь.

 Она начинает тут же искать книги и заметки, которые делала, пока могла плавать в море и узнавать о королевских семьях подводного царство. Королева специально прячет эту книгу, боится, что ее отнимут, ведь столько лет хранит в тайне факт, что в море существуют не только русалка и тритоны, но и сирены — видоизменение русалок, которое произошло с течением времени и которого она с дочерью изучает последние несколько лет. Сейлан всегда интересовал вопрос, почему произошло это разделение, что лежит в его основе, даже записывала легенды и сказки, которые передаются из поколения в поколение. Но только со смертью мужа Селестины она взялась за это основательно вместе с дочерью, которая выросла на этих сказках и которая, на данный момент, единственная унаследовавшая черты подводного царства. Каштановые волосы вперемешку с ярко-красными прядями, которые, скорее даже кровавые, пробиваются на голове. Они были с самого начала, с самого рождения Селестины Морен, а в нынешнее время — Селестины Сокаль, как и красно-бурый правый глаз. Отголоски матери Сейлан, которая была сиреной из клана Харенай, у которой соулмейт оказался наследник престола клана Лигнума.

— Что ты ищешь? — спрашивает Селестина, стоя напротив матери, которая нервозно перелистывает толстую книгу, написанную собственным почерком, и пробегает глазами по строчкам.

— Ту, что поймал Леонардо, является сиреной. Это видно сразу же. Ты должна была понять.

— Я и поняла, но что в этом такого?

— Она мне сказала, что дочь короля Гласалиса. Понимаешь? — смотрит на дочь королева, ожидая реакции, и когда замечает удивленно вытянувшееся лицо, где в глазах читается понимание и шок.

— Ты хочешь сказать, что…

— Да. Это очень плохо. Во всех вариантах. Но мне надо кое-что найти, — чуть не роняет книгу Сейлан, но удерживает и продолжает истерично листать. — Да, где же оно? — шипит, кусая губы. — Нашла! Подойди. Вот. «Ронан Кин занял престол клана Гласиалиса после кончины его отца от ранения во время сражения с акулой. На тот момент ему было двадцать два года, а его жена — Линетта, дочь тритона Луи из северного ледника, была беременна их первенцем. Молодая семья ждала ребенка. Когда у них родился третий ребенок — Эйлин Кин — сирена — Морская ведьма приплыла ко двору и посмотрела на ребенка. Как говорили Ронан с Линеттой, она была задумчивой и напряженной. Она ничего не сказала и просто уплыла. По прошествии четырнадцати лет с Эйлин Кин произошел инцидент, который решили умолчать в тайне, и позвали Морскую ведьму, чтобы она стерла память сирене. Но из этого можно сделать вывод, что Эйлин не просто сирена, она обладает некой силой, которое позволит ей занять престол клана Гласиалис, если старшие братья откажутся от него, потому что она законная королева Гласиалиса, а инцидент на границе с кланом Никс тому подтверждение».

Королева Сейлан дочитывает собственно написанный отрывок и тяжело вздыхает. В круглой комнате стоит тишина, которую даже Селестина не может нарушить, ведь осознание, что любое из возможных вариантов приведет к плачевному результату, слишком тяжело принять.

— А ты уверена, что это она? — осторожно спрашивает Селестина. — Все-таки это было давно, лет шесть-семь прошло.

— Я уверена, потому что приплывала в Лингум в тот год. Леонардо уже перешел трон, но он еще не издал запрет. Все море тогда гудело этой новостью, потому что давно королев не было. Насколько я помню, последней была королева Нам Хэйс лет сто сорок назад. Она была еще жива, когда мне только предстояло пройти обряд соулмейтов, но незадолго до него она умерла. Другие жили еще раньше.

— Тогда мне надо срочно возобновлять работу над русалками, сиренами и Морской ведьмой, — задумчиво говорит Селестина, подходя к другому столу и проводя пальцем по нему, собирая пыль. — А еще надо попросить служанку убрать здесь.

— Давай, а мне надо как-то отправить известие Ронану и Линетте об их дочери, и что им надо выйти на переговоры с Леонардо. Им надо его убедить, потому что пока других вариантов нет, — хмурится королева Сейлан, присаживаясь на мягкий стул за столом и складывая руки на подлокотники.

— Насколько все плохо?

— По моим предположениям у Эйлин скоро день совершенного года. Это значит, что у нас есть несколько дней. Либо она как-то скроет обряд и прервет его, все равно его можно повторить и на следующий год. В этом нет ограничений. Либо ее раскрывают, и Леонардо приходит как раз в этот самый момент. И если оказывается, что он не ее соулмейт, то он вкладывает ей в руки нож, и она убивает себя. Либо Эйлин убивает его, но тогда однозначно убивают ее за покушение, и начинается война. А нам она не нужна, потому что и так проблемы с Королевствами. И есть еще один вариант: Леонардо окажется соулмейтом Эйлин, и тогда я точно не могу сказать, чего ожидать, — трет лицо руками Сейлан, не обращая внимание, что все это время дверь в комнату была открыто, а король стоял в проходе и слышал все, что сказала королева.

— Так значит, ее зовут Эйлин, и у нее скоро ритуал, — нагло улыбается Леонардо Кастильо, проходя внутрь. Сейлан поднимает взгляд на него, в котором видна усталость и неприязнь к внуку. — Что молчите? Боитесь?

— Леонардо, отпусти ее. Она не просто русалка, — спокойно начинает говорить королева. — Она сирена. Тем более будущая королева.

 — Конечно, королева, — улыбается и наклоняется к Сейлан. — Королева Ноли. В любом случае.