Леонардо вглядывается в синее небо, на котором раскинулись редкие белые облака. Они медленно плывут, пока король вслушивается в происходящее в тронном зале. Он обдумывал свою мысль почти всю ночь, даже отказался от фаворитки, которая настаивала на уединении. Король просто не мог позволить себе отвлечься, когда его идея могла перевернуть ход истории, как когда-то помолвка Франсуа Морен с Сейлан Мур. Только в этот раз все было сложнее, более напряженно. Негласная война шла потому что между Королевством Ноли и подводным царством. Леонардо отказался бы, однако это идеальная возможность держать морских королей под контролем, подчинить их. Ведь жениться собирается на их так называемой сирене. А озвучить эту новость он собирается сейчас, стоит дождаться только всех собравшихся.
Король проверяет сидевшую на голове корону и отворачивается от окна. Он смотрит на открытые двери в помещение, на пустующие кресла монархов, около которых собралась королевская чета, а перед возвышением — аристократы, послы и духовенство. Леонардо проходит взглядом по ним, отмечая, что не все еще подошли, а он хочет, чтобы как можно больше людей узнали об этой новости. Хотя все равно слух разлетится довольно быстро. Король отходит от стены и направляется к возвышению, где стоят два тронных кресла, одно из которых выше другого, сделанных из моренного дуба с вырезанными узорами на спинке, «крыше» и подлокотниках, а на их сиденьях вшита подушка из красного бархата.
Леонардо садится на предназначенное ему кресло, обводит взглядом зал с высокими потолками, на которых вырисовываются фрески времен, когда отец Франсуа Морен присоединил эту часть государства и построил этот замок, перенеся столицу; по стенам зала поднимаются рельефные колоны к потолку, отгораживая помещения от льющегося света из окон, расположенных позади тронных кресел и по его бокам, а висящие гобелены только еще больше создают темноту в зале. Однако даже так королю видно каждого собравшегося, ведь специально ради этого приказал зажечь свечи в высокой люстре, которая подвешена под потолком в самом центре железными цепями. Ким отдает приказ гвардейцам закрыть двери зала.
— Приветствую вас, мои сердечные подданные, — начинает говорить король, вставая со своего трона. — Сегодня я вас собрал здесь, чтобы сообщить новость, касающуюся нашего Королевства и вашего монарха, — он выдерживает секундную паузу, оглядывая собравшихся, чтобы увидеть их реакцию на слова. И видит легкое замешательство вместе с восторгом и ожиданием. — Вы, скорее всего, слышали, что вчера выплыла русалка из морских вод, и она оказалась удержанной королевскими войсками. И вчера же ночью с помощью всеми многоуважаемой вдовствующей королевы Сейлан я узнал, что ее зовут Эйлин Кин, и она сирена. И также стало известно, что у нее скоро ритуал соулмейтов. Поэтому я принял решение, что вне зависимости от того, кто будет ее родственной душой, я женюсь на ней. У меня будет жена, как многие из вас хотели, а у Королевства Ноли будет королева, уже не вдовствующая, а также это способствует сдерживанию агрессии со стороны морских королей.
Леонардо заканчивает говорить и устремляет взгляд на королевскую семью. Королева Сейлан снисходительно усмехается, графиня Селестина разглаживает платье, будто ей все равно, что будет с ее домом. Его мать — королева Аурума Стефани Кастильо поражена настолько, что ее фрейлины обмахивают женщину расшитыми платочками. Похожая реакцию у его брата и сестры — Диего и Валенсии, только на их лицах одновременно играет замешательство и непонимание. Лишь отец Леонардо хмурится, а его поджатые губы говорят о недовольстве, однако он не собирается останавливаться. Его Королевство все-таки. Король смотрит, как дворяне, духовенство переговариваются друг с другом, а послы молча стоят в стороне и думают о складывающемся положении дел.
— Простите, Ваше Величество, — выходит вперед мужчина средних лет с легкой проседью, одетый в дорогой и расшитый многочисленными узорами камзол темных цветов — один из приближенных к королю герцог. Он кланяется и говорит: — Но раз вы решили жениться, то не лучше ли найти подходящую пару из именитой семьи с богатым состоянием? Это бы обеспечило Королевству пополнение казны и процветание, а вы бы связали себя с аристократами, которые будут поддерживать вас и будущую королеву.
— Герцог Шарби, — вежливо говорит Леонардо. — У нашего Королевства достаточно средств в казне, донесения из подвластных земель о посаженом урожае довольно положительны, аристократы и так поддерживают меня, как и всю королевскую семью. Или вы хотите сказать обратное?
— Никак нет, Ваше Величество, — еще раз кланяется мужчина. — Просто по мнению многих дворян, выгодно на месте вашей жены и королевы смотрелась бы девушка из знатного рода.
— Однако это не помешало королю Франсуа Морен, которого вы все знаете, жениться на морской принцессе, которая в этот самый момент стоит справа от меня и является вдовствующей королевой Сейлан, — мягко говорит Леонардо, немного напрягаясь, но стараясь успокоиться.
— Ваше Величество, но ведь она была принцесса, — молящим голосом отвечает герцог Шарби. — А с нынешней русалкой…
— Сиреной, — перебивает король, в голосе которого слышно недовольство и стальные нотки.
— А с нынешней сиреной нам не известно, кто она, — учтиво заканчивает мужчина, снова кланяясь.
Леонардо молчит, обдумывая слова герцога, в которых доля правды есть. Ведь он сам ничего кроме имени, возраста и того, что она должна стать королевой не знает. Пустота. Ничего. А королева Сейлан молчит, только напряженные мускулы лица говорят о задумчивости.
— На мой взгляд, вдовствующая королева Сейлан может вам кое-что поведать о сирене Эйлин, поскольку именно у нее есть достаточно знаний на этот счет, — говорит король после несколько секундной заминки. Видит, как его бабка кидает взгляд полный ненависти и презрения, но Леонардо только улыбается на это и садится на трон, давая ей возможность встать на возвышение.
— Добрый день, господа, — начинает королева, приветливо улыбаясь. — Касательно ваших сомнений по поводу сирены Эйлин могу сказать, что она, как и я, из королевской семьи, только с севера. А если быть точнее, оттуда, где вечный лед и холод. Если коротко, то это дальше Королевства Менсис. Ее отец является нынешним морским королем Гласиалиса, тогда как мой родной дом — Лингум. Хотя вам это никакой информации не дает. Надеюсь, я смогла развеять ваши сомнения.
Королева Сейлан слегка кивает головой, а после удаляется на прежнее место. Леонардо внешне спокоен, однако внутренне повержен шоком. Он не знал, что существуют разные народы в подводном мире, что у них свои короли и места обитания. Ведь никто не сомневался в существовании морского короля, потому что только он один всегда был на переговорах. Даже статьи Соглашения не прописывают это, хотя есть одна, смысл которой королю был непонятен. Она вызывала сомнения, а морской король молчал, говорил, что она касается только морских жителей, их правил. И монарх не спорил, не видел смысла потому что. Леонардо старается сохранять спокойное выражение лица, хотя трудно сделать, ведь вводится новая переменная в политическую игру, в частности, что Эйлин — дочь еще одного короля, а значит, что управлять ею будет не так просто, но сдерживающей силы морского народа в его руках будет больше.
— Надеюсь, герцог Шарби, ваши сомнения развеяны, — говорит король, наблюдая, как мужчина кланяется и возвращается на свое место. — Если у вас есть еще вопросы, смело задавайте.
— Ваше Величество, — вперед выходит представитель духовенства: мужчина лет пятидесяти или старше с полностью седой бородой и волосами, которые видны из-под головного убора, и в белой рясе. — Прошу разрешения спросить у вас, как быть в том случае, если ваша будущая жена откажется принимать нашу веру и останется верна своему богу, языческому?
— Простите, Ваша Милость, — снова поднимается королева Сейлан. Она больше всего боялась именно такого вопроса, ведь церковь в последние годы слишком сильно влезла в их жизнь, в жизнь двора и подданных. Но в этот раз она не может молчать, потому что хочет хоть как-нибудь помочь бедной сирене, ведь ей и так придется этому противостоять, как и Сейлан когда-то. — Архиепископ, хочу отметить, что я по прошествии почти пятидесяти лет до сих пор не приняла вашу веру. Однако вышла замуж я по вашим законам, чтила ваши традиции и верования, но оставалась верна своей. А что до бога всего подводного царства — у нас его нет. Ни одного. Мы не язычники. Хотя определенная вера существует, но наподобие христианства или других религий — нет. Так что принятие вашей веры сиреной Эйлин никак не повлияет на ее воцарение, как и не помешал мне когда-то.
Королева дарит легкую улыбку и вновь спускается с пьедестала. Архиепископ только кланяется, как бы говоря, что у него больше нет вопросов и что не будет возражать больше. Леонардо даже рад такому раскладу, ведь достойно возразить вряд ли бы смог. Скорее, настоял бы, что сирена примет их веру, и на этом дело закончилось бы. Однако его бабка снова вмешалась, снова ввела еще один факт в их политическую систему, которую придется учитывать. Король понимает, что королева Сейлан будет до последнего защищать Эйлин, видно по ее действиям. Она никогда не вмешивалась в происходящее ранее, тем более, когда он ловил русалок из ее семейства. Чувствует, что в этом что-то не то, не просто так она ее защищает. Уверен, что ценой собственной жизнью будет.
— Если больше нет возражений или если никто больше не хочет высказаться, то собрание закончилось, — говорит Леонардо, наблюдая как аристократы, духовенство и послы выходят из тронного зала, и как двери вновь закрываются, оставляя его с семьей один на один. — Вопросы?
— Леонардо, что это сейчас было? — шипит король Королевства Аурума. — Почему я узнаю о твоем намерении жениться только сегодня, когда ты сам об этом говоришь? Почему не посоветовался со мной? Я только вчера разговаривал с Эдмондом, и он сказал, что ты пока не планируешь обзаводиться женой. Я — твой отец, я имею права знать!
— Отец, я принял это решение ночью. У меня не было времени сообщить тебе об этом. Да и какая разница, если я так и планировал жениться на русалке? — спокойным тоном отвечает Леонардо, прикрывая веки ладонью.
— Ой, да ладно вам, — вмешивается Сейлан, смотря на зятя с нескрываемым презрением. — Не надо притворяться, что вам это не нравится, ведь для вас это новые возможности. Сначала выжили Франсуа со свету, потом моего сына и моего внука, теперь захватили власть. Только вот не ожидали, что ваш дорогой сыночек решит жениться на сирене. Не на русалке даже. Высоко взял, на мой взгляд, — усмехается и продолжает, наблюдая, как у Энрике Кастильо вены вздуваются на лбу и шее. Чувствует, как Селестина дергает ее за руку и шепчет, чтобы успокоилась и прекратила. Но Сейлан не может. Она долго молчала, наблюдала со стороны. Теперь же не будет, ведь терять то нечего. Раньше был Франсуа, который ее сдерживал, а теперь его просто нет. — Только знайте, я буду стоять горой за нее, захотите до нее добраться, придется перейти через меня. А сделать это будет очень сложно. Тем более, когда вы завтра отбываете к себе, ведь нельзя же надолго оставлять собственный трон на такой большой срок. Ведь ваша же схема: убивать соперника, когда того нет в замке. И многие про нее знают.
Она выплевывает слова, в которых яд так и хлещет. Была бы ее воля, сделала бы из них настоящий яд и заставила бы выпить Энрике его. Женщина стерпеть не может, смотрит волком на мужчину на двадцать лет моложе себя и только манеры двора не позволяют исцарапать ему глаза. В море смогла бы. И суд был бы на ее стороне. Права потому что. Однако замок не в море, у него свои законы, через которые идет напролом, нарушает их, потому что сдерживать ее некому. Единственный человек, которому было под силу, умер десять лет назад. А с тех пор она одна. И с тех пор смерти так и не прекращаются. Знала ведь, что нельзя с Королевством Аурум пересекаться.
Чувствует на щеке мощный мужской удар, однако только слегка поворачивает голову в сторону. Готова была потому что. Она королева. Вдовствующая королева Королевства Ноли и никогда не позволяла себя бить или чтоб над ней издевались. Оставалась сильной даже когда хотелось сброситься со скал в человеческом обличье, но на утро поднималась, видела лицо Франсуа, даже когда оно было в морщинах, и легче становилось. Справлялась и находила решения для проблем, которые казались ночью катастрофой. Сейлан только устремляет взгляд на Энрике, на светлые глаза с нескрываемой ненавистью и алчностью, на Стефани, которая зажимает рот ладонью от увиденного, на слегка готового сорваться с места Леонардо на тронном кресле. На других смотреть не хочет: ей плевать на Диего и Валенсию, потому что те полные копии своих родителей, точнее Энрике; плевать на Элисию, которая осталась в замке Ноли только потому, что возвращаться в Аурум после смерти Жана не хотелось; не смотрит на Селестину, которая стоит позади и готова сорваться в любой момент.
— Надеюсь, в следующий раз такого не повторится, ведь вы же король, — ровным и мелодичным голосом говорит Сейлан, как ее учили когда-то, однако ненависть в интонации так и искрит. — Какой пример вы подаете своему народу и какую репутацию делаете себе перед всей семьей. А как же этикет? А как же сдержанность? Какой пример вы подаете своим детям?
Специально цокает языком на последних словах, как бы упрекая зятя. Улыбка едва касается ее губ, но только в рамках этикета, не более. И вдовствующая королева Сейлан уходит с поднятой головой, развевая подол темно-зеленого верхнего распахнутого платья, за которой следует Селестина в красном одеянии.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — цедит сквозь зубы Энрике Кастильо своему сыну и выходит следом за вдовствующей королевой с женой и детьми, оставляя Эдмонда одного с королем.
— С чего вдруг ты решил последовать моему совету и жениться? — спрашивает граф, подходя к Леонардо, который сидит, прикрыв глаза.
А монарх не знает, что ответить. Молчит. А что он скажет? Что интересно, к чему все это приведет, что слова Сейлан о воцарении Эйлин произвели эффект, что просто хочется иметь ручную сирену? Он даже не знает, что значит это слово, хотя слышал сказки о девушках в полуженском и полуптичьем виде, которые заманивали моряков к скалам, где их и съедали. Однако сомневается, что сирены в реальности те же, что и в сказках. Не верит в них потому что.
— А с чего ты сам не следуешь своему совету? — отвечает наконец вопросом на вопрос.
— Ты и сам знаешь, почему. Они только и хотят выйти замуж, а потом начнут закатывать истерики, тратить мои деньги и развлекаться с любовниками. Мне это не нужно, — спокойно говорит Эдмонд в который раз за их многолетнюю дружбу. Стоит около короля несколько секунд, а после уходит, зная, что тот не продолжит разговор, что у него свои мысли крутятся в голове.
***
— Сукин сын! — шипит королева Сейлан, быстро выходя из тронного и идя по коридорам замка, свет в которые проникает через узкие окна под самым потолком, из-за чего пространство освещается факелами.
Позади королевы идет графиня Селестина Сокаль. Женщина старается спешить, но идти довольно сложно на каблуках и в многочисленных юбках. Она с удовольствием сняла бы их, но этикет не позволяет. Слышит, как мать ругается себе под нос, а стоящие гвардейцы провожают их пораженными взглядами. Королева же. Но Сейлан плевать хотела на правила, она не из этого мира. В ее — она вполне спокойно может выражаться, если захочет. Только вот случай для применения не подворачивался. Подводный мир совсем другой, полная противоположность человеческому. Селестина знает, на что злится Сейлан, та не раз рассказывала. Русалка увидела разницу в мирах еще в самый первый день в замке, когда ее начали учить правилам, как одеваться, как краситься. А потом вдовствующая королева узнала о политических интригах, ревности у придворных дам, леди, гостящих в замке, и даже у ее фрейлин. Ей пришлось выживать. Что и делает сейчас.
— Сукин сын! — уже кричит Сейлан, заходя в их с Селестиной башню, ударяя по тяжелой двери кулаком, на что графиня только поднимает бровь. — Не смотри так! Я знала, что так будет! Я просила Франсуа не выдавать твою сестру замуж за принца Аурума. Мне он сразу не понравился, как и их политика. Я таких людей вижу насквозь. А потом еще Франсуа согласился женить Жана на сестре этой твари. Она его и погубила. Как же я ненавижу все это! Как же раздражает!
Селестина редко видит мать в таком состоянии — практически никогда — когда та готова разнести все вокруг, когда истерика накрывает ее полностью, что соображать на время перестает. Она всегда видела Сейлан холодной, расчетливой, безэмоциональной, однако сейчас она не знает, что делать. Ведь ее мать начинает бегать по круглому помещению со столами и переворачивать их, опрокидывая книги, записи, перья с чернилами на каменный пол. Даже в незажженный камин попадают вещи. Королева кричит так, что эхо разносится по комнате и коридору. Она повторяет одни и те же фразы, только слова в них заменяет. Все ее нутро заполнено агрессией, огнем. Он распространяется по всему телу, что единственный выход — выплеснуть его, что Сейлан и делает.
Селестина уверена, что гвардейцы, стоящие в коридоре, передадут все, однако сейчас ей не до этого. Ей бы успокоить королеву, но не знает, как. Ведь впервые видит срыв. Графине даже кажется, что королева Сейлан хранила и трепетно собирала все негативные эмоции в один флакон, и за эти почти пять десятков лет он наполнился до краев, разбился, взорвался. У той прическа растрепалась, часть волос все еще собрана, но другая часть висит свободно, разбросана по плечам и спине. Для Селестины всегда в детстве казалось, что ее мать не стареет, что она будет всегда такой же молодой. Ведь даже сейчас, когда ей самой тридцать три, а королеве — шестьдесят девять, Сейлан выглядит на лет сорок, не больше. Однако Селестине поверить в привычную реальность гораздо сложнее, когда видит растрепанную мать, у которой макияж размазался по лицу, а синяки под глазами стали видны, как и складки на лице. До графини доходит настоящая реальность только в этот самый момент, когда Сейлан опадает на каменный пол, тяжело дыша и нервно перебирая пальцы, что, несмотря на более длинную жизнь у подводных жителей, вдовствующая королева слаба, у нее мало сил, что рано или поздно она умрет. И на графиню упадет ноша заботы о русалках, о сборе информации, изучении сирен и обо всем другом, что рассказывала мать, что ей придется заботиться о сохранности мира между королевствами и о самой Эйлин, о которой знает очень мало — только то, что поведала Сейлан.
— С тобой все в порядке? — осторожно спрашивает Селестина.
— В порядке? Со мной? — усмехается вдовствущая королева, доставая сложенный платок и начиная вытирать лицо. — Слово «порядок» перестало иметь смысл ровно с того момента, когда умер Франсуа. До этого было еще более или менее.
— Ты его любила? — присаживается рядом и шепчет практически свои слова.
— Конечно же, я его любила. Иначе он не был бы моим соулмейтом. Мы были похожи. Было взаимопонимание. Даже когда все было очень плохо, я была рядом с ним, а он со мной. Только ради него я и оставалась в этом проклятом замке, участвовала в политической жизни. Я этого не хотела, понимаешь? Я хотела простого счастья и спокойствия. Однако любовь к Франсуа взяла вверх, — Сейлан говорит медленно и спокойно. Она смотрит в потолок, на руки, на полы платья, грустно улыбается, вспоминая. — Когда лекарь объявил, что он умер, мне показалось, что все умерло тоже. Я не могла поверить, хотя и знала, что люди живут в два раза меньше, чем мы. Я могла вернуться домой, в море, но не могла оставить Жана одного. Он был таким юным и являлся частью моря, как и ты — морская вода текла в его жилах. Ты мне не поверишь, но в Леонардо она тоже есть. Небольшая, но все же. А потом не стало Жана. Я думала, что уже пора, уже можно вернуться обратно, однако оставался Люсиан, мой внук. Ты, Селестина, помнишь его. Мне следовало догадаться, — тяжело вздыхает королева, закрывая лицо руками, а потом запускает их в волосы, полностью растрепывая прическу.
— Догадаться о чем? — спрашивает графиня.
— Сначала смерть Жозефа — твоего мужа, на следующий год смерть Франсуа, через два года умирает Жан, а еще через год и Люсиан. И все, к власти приходит следующая мужская ветвь — Леонардо Кастильо. В моем мире есть поверье, что если кто-то из членов семьи умер раньше срока, не считая охоты, разведки, боя, то последуют и другие смерти. Обычно мы начинаем искать причины и пресекаем эту закономерность. Мне следовало найти причину смерти твоего мужа. Ведь не может быть так, чтобы молодой мужчина умер через неделю после свадьбы. Но прошлое не вернуть, Селестина, — Сейлан поднимает фиолетовые глаза на дочь, у которой грусть и скорбь написаны на лице. — Ты бы знала, как я хочу домой, — шепчет так тихо, что едва различимы слова. Будто русалка боится их произнести, потому что желание может исполниться совершенно не так, как хотелось бы.
— Все будет хорошо, — также шепчет Селестина, накрывая постаревшие руки матери, но Сейлан только мотает головой, прикрывая глаза.
Она знает, что дальше будет только больше и хуже. Не раз так уже происходило. Вдовствующая королева устала так жить, однако каждый день просыпалась и выживала. Ее жизнь и судьба легендой стали потому что. А ей надо поддерживать ее, как бы говоря, что раз я смогла, то и вы сможете. Сейлан живет с такой мыслью последние десять лет. Только за ее счет и выживает. Иногда даже кажется, что это в ее крови, потому что не думала уйти из обоих миров, в другой — потусторонний, где жили существа и находились предметы более мистические, чем она сама будучи русалкой.
— Ладно, — тяжело вздыхает королева, поднимает голову, собирая все расклеивающиеся частички воедино и заново их скрепляя, как и флакон со всем плохим, что когда-либо случалось. — Надо за работу.
— За какую? — искренне удивляется Селестина, смотря на поднимающуюся на ноги королеву, которая полностью распускает волосы, доходящие до середины спины, и смывает остатки макияжа водой из уцелевшего кувшина. — Тебе надо отдохнуть.
— Не время отдыхать, Селестина, — ровным и спокойным голосом говорит Сейлан, перебирая каштановые, с легкой проседью, волосы. — Нам надо помочь Эйлин. Леонардо скоро к ней пойдет. Она должна знать. Кроме того, мне нужно, чтобы одна из придворных русалок передала весть морским королям. Они сейчас не вылезают со своих совещаний. И надо узнать, в курсе ли Эйлин, кто она.
— Твои планы безрассудны! — возмущается графиня, поднимаясь и отряхивая полы платья. Но Сейлан остается непреклонной, держит заново построенную королевскую выдержку, будто не у нее была полчаса назад истерика.
— Без таких планов не выстроишь свой собственный мир, — мягко произносит королева. — Приведи в мои покои служанку-русалку и скажи, чтобы она мне заплела волосы. Сегодня я хочу попробовать новую прическу.
— Это не вызовет подозрения у Леонардо?
— Нет, я всех служанок-русалок прошу время от времени заплетать мне волосы, — говорит Сейлан, стоя около открытого окна, которое находится дальше всех от двери, — чтобы гвардейцы не услышали. — А пока я пойду к Эйлин.
Вдовствующая королева смотрит, как Селестина, хмурясь, кивает. Видит, что дочери не нравится, но ничего поделать с этим не может, потому что это их обязанность поступать безрассудно и неправильно. Королевская семья же. Графиня выходит из комнаты, а Сейлан стоит около окна несколько секунд с закрытыми глазами, снимая на это время маску королевы. У нее распущены волосы, нет макияжа — практически как тогда, когда она была свободна. Только омрачает все, что даже в ее молодости, до обряда ей приходилось вплетать ракушки и украшения в волосы, но русалке это доставляло удовольствие. Однако сейчас она вдовствующая королева Королевства Ноли и не может позволить себе ходить по замку с распущенными волосами, но Сейлан уже все равно на правила. Она открывает глаза, бросает взгляд на виднеющееся море и выходит из башни.
Она сама выпросила это помещение у отца Франсуа, чтобы заниматься своей королевской работой, вести записи о подводном мире; интересно было: что в нем происходит, как они стали морскими жителями раз так похожи на людей. Но со временем королева поднималась в башню все реже, а королевские дела начала решать из своих покоев. Комната оставалась пустовать, пока Сейлан вновь не заплывала в море и не узнала последние новости подводного мира. После воцарения Леонардо она несколько раз пропадала со двора, пока король не запретил, а потом и вовсе перестала. Русалка забросила бы свою работу, но Селестина всегда интересовалась подводным миром; он был небольшой ее частью, поэтому Сейлан и не оставила ее. Информацию она получает от русалок, которые живут в замке под ее крылом. Она их собрала незадолго до воцарения Леонардо, догадывалась, что они ей пригодятся. Так и произошло.
Королева спускается по лестнице и выходит на переход между каменными строениями, на котором стояла вчера и разговаривала с Эйлин невербальным языком. Открытое место между башнями, которое выходит как раз туда, где Леонардо приказал держать русалок. Сейлан смотрит на сирену, которая лежит в воде с раскинутыми руками и глядит в небо, полностью покрытое облаками, пропускающие яркие лучи солнца.
Она снимает корону, которую надела перед выходом из башни, и пытается рубинами поймать солнечный блик, направляя его в сторону сирены. У нее получается довольно быстро, и «солнечный зайчик» попадает как раз на лицо Эйлин, а потом и на глаза. Та жмурится и приподнимается, пытаясь понять, что происходит. Она оглядывает гвардейцев, которые даже не смотрят в ее сторону, а потом поворачивает голову в сторону замка, натыкаясь на фигуру в зеленом. Эйлин садится в воде, приветствуя королеву движениями:
— Приветствую, вас, королева Сейлан. Вы пришли мне поведать новости?
— Приветствую, тебя, моя королева. Сложно сказать. И да, и нет. У Леонардо появились планы на твой счет, я не смогу ему помешать. Однако у меня есть план, как заставить твоего отца и других королей подняться на поверхность, на переговоры с королем Королевства Ноли, — Сейлан решила попытаться узнать, что Ронан и Линетта ей рассказали или не рассказали.
— Простите, но я не ваша королева. И не королева вовсе. Мне хотелось бы верить, что ваш план подействует.
— Я бы тоже хотела верить в это, моя королева. Не спорь, ты — королева, даже если не знаешь этого пока. До новой встречи.
Сейлан кивает ошарашенной сирене, которая не может руки поднять, чтобы попрощаться. Но королева не может долго тянуть. Пусть Эйлин подумает, что Леонардо собрался на ней жениться. Пусть Эйлин думает, что она станет королевой, которая будет выше ее по положению. Пусть Эйлин морально готовится к этому. Но пусть не забывает, что она принцесса (сирена) подводного клана и имеет право на свои личные потребности и желания. Сейлан хочет, чтобы та понимала, куда ей предстоит попасть, если у нее не получится. Пусть лучше сирена будет готова в случае проигрыша русалки, чем будет надеяться на лучшее, даже если у королевы и получится реализовать свой план. Она знает, что Леонардо непреклонен в своих решениях, будет идти до конца несмотря ни на что.
Королева идет по многочисленным коридорам в свои покои. Селестина уже должна была найти служанку-русалку, которую Сейлан лично вплетала в человеческий мир и знакомила с двором. Она придумывала им легенды, новые имена, историю их семьи, откуда они сами. Королева Сейлан хотела иметь личных людей в замке, которые будут полностью ей доверять и у которых будет связь с подводным миром. И сейчас она готова этим воспользоваться, тогда, когда запрещено. Ради Эйлин королева готова пожертвовать собственной жизнью, потому что цена за нарушение приказа и заплыва в море служит смерть через лишение головы. Измена Королевству потому что. Сейлан только усмехается, ведь она тогда и не поднялась бы на поверхность, но проверять не стала бы. Ведь это единственный и последний шанс оказаться в море.
Коридоры сменяют друг друга, ведя от одной части замка к другой. Раньше Сейлан они казались лабиринтом, однако сейчас она сможет пройти по ним с закрытыми глазами, потому что ориентируется по звукам, по поверхности стен и пола, по запахам. Она доходит до королевских покоев и движется в комнату, которая некогда была их с Франсуа спальней. Королева не захотела переезжать после смерти мужа, воспоминания хранят все, а она не хочет их терять. Они слишком ей дороги. Гвардейцы открывают двери, и Сейлан проходит внутрь, смотря на делающую книксен служанку с черными волосами в бежевом простом платье с фартуком и сидящую на диванчике недовольную Селестину.
— Мне все равно не нравится эта идея, — говорит графиня.
— А я у тебя и не спрашиваю разрешения, — жестким тоном отрезает ее Сейлан, смотря на девушку, у которой голова опущена, плечи напряжены. Она кусает губы, теребит пальцы, черные волосы заплетены в скромную прическу. — Сможешь собрать мне волосы, Гвен?
— Да, Ваше Величество, — приседает служанка, поднимая голову и позволяя Сейлан рассмотреть ее. У нее круглое лицо, скулы довольно ярко выражены, янтарные широко раскрытые глаза смотрят с неким страхом и с восхищением одновременно, пухлые губы сильно сомкнуты.
— Хорошо, — улыбается одними губами королева, присаживаясь на табурет у туалетного столика и снимая корону. Она наблюдает, как Гвен осторожно подходит и дрожащими руками берет расческу. — Расслабься, Гвен. Я такая же русалка, как и ты. Во мне нет ничего особенного.
— Не скажу, Ваше Величество. Вы королева и живете в человеческом мире.
— Только это все равно ничего не значит. Я стала королевой по любви, а не по желанию. Если бы я не приняла истинность и осталась в море, то никакой бы королевы Сейлан не было, как и Соглашения, как и всего последующего.
— Вы не правы. Все кланы вами восхищаются, они боготворят вас, — улыбается девушка, показывая ямочку над верхней губой.
— Рада это слышать, но ты знаешь, почему я позвала тебя?
— Да, Ваше Величество, — русалка останавливается и смотрит в глаза Сейлан через отражение в зеркале. — Чтобы заплести вам волосы и попросить об одолжении.
— Скорее, это будет приказ. Я тебе дам свою ракушку в подтверждение моих слов, а тебе надо будет попасть во дворец королевства Лингум и передать послание королям. Это срочно. Справишься?
— Да, Ваше Величество. Мне проплыть по реке, которая выходит в море?
— Желательно. Скажи гвардейцам, что я послала тебя за ягодами. По возвращению соберешь немного. Понятно? — Сейлан смотрит, как русалка кивает, продолжая собирать ее волосы в прическу. — Хорошо. Передай, что Эйлин Кин из клана Гласиалис в замке Королевства Ноли. Леонардо намерен на ней жениться в собственной выгоде и в выгоде Королевству. Подводный мир окажется в подвешенном состоянии, поскольку официально два члена королевских семей находятся в мире людей, в частности, под властью нынешнего короля. Я требую, чтобы они явились ко двору на переговоры с королем. Он их примет, потому что это Леонардо, и я его знаю. Им лучше подняться не с Аэквора, а с западной стороны замка — там и держат Эйлин, и находятся гвардейцы. Они доложат королю, а сирена будет знать, что я пытаюсь помочь. Передашь?
Сейлан смотрит на замершую девушку, на ее трясущиеся руки. Той страшно, но пытается не показывать это. Русалка поднимает взгляд на королеву, пытается что-то сказать, но не может.
— Гвен, судьба двух миров сейчас находится в твоих руках. Я не могу покинуть сушу, иначе мне убьют. Ты можешь уйти, потому что никто не знает, кто ты. Тебе есть куда идти, в противном случае, я тебе помогу. Но ты нужна Эйлин.
— Почему вы не помогали тогда другим русалкам? — спрашивает Гвен заплаканным голосом, а Сейлан нечего сказать.
Она открывает рот, как тут же его закрывает. Не знает потому что. Она могла им помочь, возможности были, придумать планы могла, но не сделала. Сейлан пытается найти отговорки, которые не затрагивают ее, однако не хочет их говорить, ведь девушке позади нужна не политическая точка зрения, а обычная — человеческая, которая объясняет поступок личности.
— Потому что я не хотела вмешиваться в политику, потому что наплевала на свой народ после смерти Франсуа, сына и внука. Я не хотела разбираться с чужими проблемами, мне было все равно на них, потому что подниматься на поверхность было запрещено и в мое время. Но я не могу смотреть, как Леонардо губит Эйлин. Она здесь второй день, у нее через четыре дня совершенный год, и она сирена, королева. Я не могу допустить, чтобы такая сила погибла зря.
— Королева? — осторожно спрашивает служанка, у нее глаза распахнуты еще шире, чем обычно, а рот приоткрыт от удивления. — Это правда?
— Да, — Сейлан незачем скрывать правду, если она подействует на русалку, а она действует. Так что пока все идет хорошо, думает. — Ты поможешь? Ее судьба в твоих руках.
— Конечно, Ваше Величество, — кланяется по-русалочьи, по их правилам. Доплетает прическу Сейлан и выходит. А королева только победно улыбается, расслабляясь.
***
К Леонардо каждый день, порой даже по несколько раз за сутки, приходят гвардейцы и докладывают, что происходит в замке, что делает выловленная сирена, его бабка с Селестиной. Он прекрасно знает, что королева Сейлан вчера разговаривала с Эйлин с помощью каких-то движений. Не один гвардеец говорил об этом, все, у которых было дежурство — доложили. Как и о перепалке сирены с одним гвардейцем, чего русалки никогда не делали. Леонардо продолжает сидеть в тронном зале, прикрыв глаза рукой и вспоминая все, что известно об Эйлин. Хотя знает значительно мало и только то, что Сейлан сама рассказала. Ему бы к ней сходить, посмотреть, как она себя поведет. Но подниматься не хочется. Слышит, как в тронный зал входит гвардеец, которому поручено наблюдать за королевой. Леонардо выпрямляется, смотрит на мужчину лет сорока, идущего ровным и тяжелым шагом, звук которых распространяется по всему помещению. У него сильно сомкнуты челюсти, что видно по напряженным скулам, в глазах горит огонь, а взгляд излучает самоуверенность. Легкая небритость вселяют мужественность в образ, однако король знает, что гвардеец просто не ночевал несколько дней в своей комнате.
— Ваше Величество, — кланяется гвардеец. — Вдовствующая королева Сейлан Морен и графиня Селестина Сокаль находились в своей башне, и у вашей бабушки случилась истерика. Она кричала и бранилась на вашего отца, Его Величество Энрике Кастильо, короля Королевства Аурум. Потом Ее Величество отправилась к пленнице, и у них состоялся диалог с помощью рук. Сейчас Ее Величество королева приводит себя в порядок в своих покоях вместе с графиней и служанкой.
— Что за служанка? — спрашивает Леонардо, хмурясь.
— Ее зовут Гвен. Фамилии нет. Безродная. Беженка из Королевства Делиджентиа. Ее семья погибла много лет назад.
— Все служанки королевы беженки и сироты? — продолжает король, напрягаясь.
— Нет, Ваше Величество, — отвечает гвардеец, сжимая руку на рукоятке мяча. — Однако многие из них появились во времена Черных дней.
— Хорошо, спасибо. Собери мне информацию о всех служанках вдовствующей королевы Сейлан и ее фрейлин. Они же у нее есть?
— Есть, однако с ними вдовствующая короля проводит время только на воздухе, но разговоров между ними не наблюдаются.
— Все равно собери, — Леонардо делает взмах рукой, и гвардеец уходит, кланяясь.
Он идет задом до самых дверей и только, когда двери открываются, выпрямляется и разворачивается. Но Леонардо не смотрит на него. Он вновь прикрыл глаза рукой, провел по волосам ею и встал с кресла. Король надевает корону, поправляет полы темно-синего бархатного аби*, расшитого серебряными нитями геральдической лилии* — символ монарха — и цветочными узорами по краям, и доходящего до конца голени. Монарх выходит из тронного зала, двигаясь к выходу во внутренний двор. Стоящие на службе гвардейцы кланяются, но Леонардо не обращает внимания. Ему кажется, что бабка что-то задумала, ведь общение с сиреной знаками, истерика и помощь со стороны служанки в причесывании — слишком нетипичны для нее, и это не может напрягать. Он не обращает внимания, как перед ним проходит слуга в потрепанной накидке с капюшоном и с корзинкой в руке. Король спешит к западной стене, кивает солдатам, а те поднимают специально построенную решетку. Металл скрипит, режет, ноет, но король упорно дожидается, пока она не поднимается до самого упора. Леонардо кидает солдатам: «Не закрывайте» и выходит на мощные и острые валуны. Он спускается осторожно, боком, придерживает рукоятку мяча.
Ему бы позвать сирену, но стоять на влажных камнях под палящим солнцем и наблюдать за ней гораздо приятнее. Та лежит на воде максимально далеко от берега, смотрит, хмурясь, на небо. Однако Леонардо видит по ее бегающему взгляду, что та о чем-то думает, ее что-то гложет, напрягает, даже губы кусает.
— Как тебе здесь живется, маленькая русалочка? — решает нарушить тишину король, наблюдая, как сирена напрягается и поворачивается на звук. Эйлин ощетинивается, смотрит зло, глаза сужает. Не нравится, а Леонардо приятно провоцировать ее. Ведь первая добыча спокойно себя ведет. — Не подплывешь?
— Много чести, — отзывается, принимая сидячее положение, но король другого мнения.
Он подходит к вдолбленному кольцу в камень, куда крепятся путы сирены, и тянет на себя цепи, силой приближая пленницу. Эйлин пытается сопротивляться, цепляется за чистое дно, где даже камней нет, но все равно оказывается у берега, у ног короля. Смотрит на его высокие ботинки, доходящие почти до колен, на шнуровке.
— Тварь, — шипит Эйлин, поднимая взгляд на самодовольно улыбающегося короля.
— Не расскажешь, о чем ты разговаривала с королевой? — спрашивает, присаживаясь на корточки и беря ее за подбородок, не давая сирене возможности отвернуться. Глаза в глаза. Леонардо ни перед кем не садился, кто ниже его по положению, но в этот раз решил изменить правила, ведь сирена-то красивая, красивее, чем русалки. Ненависть так и пляшет в голубых глазах, делая их еще ярче. Восхитительно.
— Обойдешься, — шепчет, приподнимаясь и выдыхая практически в лицо, на что Леонардо только бровь приподнимает, усмехаясь.
— Маленькая бойкая сирена Эйлин Кин, — тянет слова, наблюдая, как удивление простирается на лице пленницы.
— Откуда? — только и произносит отрешенным голосом, на мгновение расслабляясь, будучи пораженной, что король знает, как ее зовут.
— Твоя любимая королева Сейлан поведала, как и то, что ты из какого-то северного семейства. Как его называют? Гласиальт? — притворяется, что не помнит, но давая понять сирене, что та полностью одна, что Сейлан не будет на ее стороне, что та прикидывается.
— Она не могла тебе это сказать, — возвращает свою стойкость Эйлин, вновь собирая огонь в глазах и в речи, хотя он очень слаб, сама понимает это. Ведь построенная уверенность в королеве Сейлан тает с каждым новым словом Леонардо.
— Также я знаю, что у тебя скоро ритуал, — медленно говорит, наблюдая, как ее выстроенный мир рушится, огонь пропадает окончательно, заменяя его осколками, болью. И Леонардо нравится видеть это. Ведь он сотворил это своими руками. — Не думай, что королева тебе поможет. Она здесь никто, как и ты.
— Даже если она сказала тебе, то это не означает, что она предаст меня, — Эйлин пытается говорить твердым голосом, но не верит своим словам.
— Но ведь она сказала, откуда ты, дочь Морского короля клана Гласиалис, на собрании, где я объявил, что ты станешь моей женой вне зависимости от ритуала. Всего хорошего, — Леонардо откидывает сирену в воду, вставая и смотря сверху вниз на нее как на больное грязное животное. Вот только Эйлин себя так и ощущает.
Король видит, как огонь потух, осталась только сажа после него, как все каменное потрескалось и разрушилось. Он усмехается и уходит, наплевав, что делает сирена. Он своего добился. Он ее сломал, показал, что она в его руках, и никто ей не поможет, даже вдовствующая королева. До Леонардо доносятся крики, но для него это музыка менестрелей. Ворота опускаются за его спиной, а улыбка с его лица не сходит.
Но Эйлин плохо. Она надеялась, что Сейлан поможет, ведь она королева. Что-то да значит в замке. Однако слова Леонардо Кастильо говорят об обратном. Сирена поверить не может, ведь перед ней две разные реалии, меж которых найти единственный верный сложно. Сейлан говорит, что может помочь, называет ее королевой, хотя Эйлин от слова «совсем» не королева. Леонардо — что вдовствующая королева сама сдала ее личность, кто она. И теперь прибавляется то, что она станет королевой Королевства Ноли, хотя значить это будет то же самое, что и ее мать — жена короля Гласиалиса. Не более. Меньше, скорее. Ведь решать будет за нее король. Но Эйлин не хочет жить среди людей, она хочет обратно в море. Она готова на смерть, готова встретиться с неизвестными существами в потустороннем мире. Она готова пожертвовать собой лишь бы подводный мир разорвал Соглашение, лишь бы они освободились от людей. Пусть лучше война, чем такой хрупкий мир.
Эйлин чувствует себя разбитой, преданной. Она не знает, кому верить, кто прав. Ведь она никто здесь, игрушка в чужих руках. У нее начинает кружиться голова от сказанной королем новости. Она не хочет верить. Хочет думать, что это ложь. Но это не может быть ложью. Чувствует. Потому что слишком убедительно. Она не сразу замечает, что плачет, облизывает губы, а на них соль. И больше не сдерживается. Плачет в голос, кричит. Грудную клетку разрывает от разъедающей боли, от новости, от осознания, что ей придется жить с тем, кого она ненавидит, с кем не хочет иметь ничего общего. Ей максимально плохо. Волосы спутались, потому что руки в них запустила, вода на них смешалась со слезами. Но Эйлин не собирается останавливаться. Она не может просто. Слишком много накопилось за три неполных дня. Сирена не знает, можно ли верить Сейлан. Хочет, но боится, ведь та рассказала о кланах. А это важнее, чем имя. Ведь имя говорит о многом — кто, откуда, чей. Это привязка к месту, к людям, а Сейлан Морен раскрыла это.
Ей хочется убежать, уйти из этого мира. Ей тесно становится в собственном теле, душа так и хочет выбраться из оболочки. Грудь болит, ее сдавливает тяжесть, которую хочется сбросить. Эйлин пытается успокоиться, реализовать свое желание — скребет ногтями по коже рук, по хвосту. Кровь течет по пальцам, ладоням, но она не может остановиться. Попадает даже на белые волосы, от чего контраст белого и красного виден даже гвардейцам, которые наблюдают за истерикой сирены и ничего не предпринимают. Чешуя плавает на поверхности, маленькие ранки омывает соленая вода, усиливая боль. Но эта физическая боль не сравнится с той, которая в душе. Ведь Эйлин в ловушке. Она будет вечно в ловушке Леонардо — его женой, де-факто королевой, его игрушкой. Сирена не настраивалась на это никогда. Она хочет только свободы и личного пространства. А ничего этого не будет в ее жизни, стоит наступить дню ее совершенного года. Леонардо Кастильо поработит ее. Счастье отвернется от Эйлин насовсем.
Сирена пытается снять кандалы, разорвать металлические цепи, но кожа ладоней сдирается только. Не может уже рвать, метать, царапать, ломать — болит все потому что. Эйлин сквозь пелену слез смотрит на воду, на камни, которые омываются водой. Картинка дергается в соответствии со всхлипами, но сирена настроена решительно. Она поднимает руки, сжимает кулаки и ударяет ими по воде, по камням. Ей плевать на боль, на кровь — ей хочется выплеснуть весь негатив, все, что накопилось плохое за три дня. Хотя не поможет — ведь проблемы не решатся-то. Однако резкая и острая боль чувствовалась в первые несколько ударов, потом она сменяется на более тупую и глухую.
Сирене глаза бы открыть и посмотреть, что случилось, но сознание слишком потерянное, она не соображает, что творит и что происходит вокруг. Тихо становится слишком, и Эйлин открывает глаза, а кулаки зависают в воздухе. Перед ней, на мелководье, лед простирается. Как раз там, куда она била. Камни, которые частично были в воде, замерзли. Иней прошелся по их поверхности, а все мелководье шириной в две ладони заледенело. Сирена забывает на время об истерике, смотрит на гвардейцев, которые поражены не меньше. Запускает руку под воду и пропускает ее подо льдом, касаясь его. Он в точности как у нее дома. Такой же холодный и светлый. Эйлин надавливает на лед с двух сторон, ломая, и поднимает, разглядывая на солнце. Удивляется, ведь не может же она сама его сделать. Она же обычная сирена…
Стоит ей только об этом подумать, как понимает, что лед-то ее. Идеальный для нее потому что: такой же холодный и чистый, как она и любит на севере. Специально выплывала, чтобы посмотреть на него, такой же даже в ее комнате во дворце. Эйлин опускает льдинку в воду, зачерпывает немного воды и подбрасывает в воздух, думая обо льде, ледниках, холоде. Она уже ждет, как капли воды коснуться ее кожи, как холод каплями ударяет. Ловит несколько, разглядывает.
— Сирена… — шепчет, повторяя еще раз ранее действие, но без подбрасывания в воздух. Вода превращается в лед, одной только мыслью, а Эйлин усмехается, кидая его в того гвардейца, который издевался над ней вчера. — Я сирена, слышишь ты, гнида?
А после заливисто смеется, потому что она, чертова, сирена, которая уже является королевой. Кто бы что не говорил.