Медуза медленно движется в толще воды, передвигая своими конечностями, не имея четкой цели куда-то доплыть. Ее розоватое тельце то поднимается вверх, то опускается вниз, расправляя по диаметру конечности, имеющие такой же еле заметный розовый оттенок. Подводные жители, находящиеся рядом, с опаской смотрят на медузу, следят, огибают ее, чтоб та ненароком не задела их. Смысла ведь контролировать движения медуз на территории поселения подводного клана нет. Тритон наблюдает за ней, продолжая сидеть на известняковой поверхности замка Лингума. Он знает, что прошло уже достаточно много времени со свадьбы Эйлин — его сестры — два месяца, но собрания королей продолжают проводиться, и Блейр должен участвовать в каждом из них, как наследник престола. Но смысла в собраниях нет, по, крайней мере, он не видит. Короли пытаются что-то обсуждать, придумывать какие-то планы, но с каждым озвученным они звучат все бредовее и бредовее, что Блейру кажется, все собрания проводятся для отвода глаз для простых жителей подводного мира. Решения не принимаются. Дельных вариантов для расторжения брачного контракта и возвращении Эйлин в море нет. И Блейр сомневается, что они что-то придумают.

Предложение послать шпионов на сушу было принято еще два месяца назад, но их так и не послали, потому что не смогли придумать, под каким предлогом их отправить, как поддерживать связь и, главное, кандидатов так и набралось. Блейр сам бы отправился, но у него, как у члена королевской семьи, как у наследника трона, нет такого права и дозволения. Внутри него борются два разных желания: одно хочет и желает помочь Эйлин и вернуть ее в море, а другое — нет, потому что та сама виновата, что выплыла на сушу, на Аэквор, сама не убила короля, хотя, он уверен, у неё было достаточно возможностей сделать это. Но Блейр не может судить сестру, знает, что та против пролития крови, что желает решать все мирно. Однако тритон уверен, что в нынешних условиях это просто невозможно. Он бы принял сторону Дуффа полностью, попробовал бы поддержать его идеи, если у него они есть, но ему, как наследнику трона, нужно думать, какие последствия они могут принести, как сложится обстановка в подводном и человеческом мирах.

Невольно его мысли возвращаются к отцу, которого он подозревает в планировании чего-то вместе с королем Лингума, Далласом. Вначале это казалось паранойей, но уже как месяц те заняты до глубокой ночи, обсуждают что-то с приближенными знатными тритонами, несколько раз видел, как его мать, Линетта, спорила с отцом, доказывая, что его план безрассуден и не имеет четкого основания. И Блейр списал бы это на свою паранойю, но собрание, которое должно начаться вот-вот, было назначено в спешке, словно кто-то не мог уже ждать и хотел объявить о каком-то намерении.

Тритон продолжает смотреть, как медуза снижается, а потом исчезает за рифом. Ему тоже пора. Блейр поднимается с известняка и плывет вниз, в зал для совещаний, в котором бывает чаще, чем в своей комнате. Может, он и наследник, может, он старший в семье и судьба Эйлин в его руках, но тритон устал от постоянной неизвестности, от неспособности помочь и вернуть ситуацию в привычный круговорот вещей. А еще ему осточертело жить в Лингуме, ему хочется в родные ледники, где жителей в несколько раз меньше, где жить и решать проблемы проще.

Короли кланов и их наследники уже собрались, Блейр вплывает последним, встает позади отца, осматривает всех собравшихся, их надменные и уставшие лица. Не он один устал. Даллас ‒ король Лингума ‒ сидящий недалеко от него, нервно стучит пальцами по столу, поглядывает на спокойного его отца, а потом наклоняется к Ронану и шепчет:

— Ты точно уверен?

— Уверен. Это единственный вариант.

Даллас кивает, несколько минут что-то обдумывает, кивает своим мыслям и поднимается. Король говорит приветственную речь, пытается сохранять бодрый и величественный голос, но его нервозность сильнее выдержки. Тритон откашливается и наконец говорит то, ради чего проводится сегодняшнее собрание:

— Это решение было принять крайне сложно. Не все, кто знал об этом, поддерживал его и был рад участвовать в таком исходе, — Даллас кидает мимолетный взгляд на Ронана, а Блейр задерживает дыхание. Вот оно, то, что он ждал два месяца. — Тритон Ронан Кин, король клана Гласиалис, намеревается отречься от трона в пользу своего старшего сына — Блейра Кина для того, чтобы занять пост посредника между подводным миром и человеческим. Он будет возглавлять дипломатические миссии королю Королевства Ноли и поддерживать мирные отношения с людьми. Мое согласие, как короля клана Лингум, Ронан Кин уже получил. Его жена — Линетта Кин тоже выразила свое согласие, — Даллас делает паузу, осматривает удивленные лица других королей и продолжает: — Для этого мне нужно согласие всех глав кланов.

— А что будет потом? Наши ничего не значащие собрания так и будут проводиться? — усмехается король из Флоса, тот надменный тритон с розовыми волосами, которого так раздражает Блейра одним своим присутствием.

— Как только Ронан Кин отречется от трона и вступит на новую должность, я смогу объявить, что ваше присутствие в клане Лингум будет ненадобным. Вы сможете вернуться в свои родные воды, — спокойно говорит Даллас, словно его совершенно не заботят слова надменного тритона, что с удовольствием бы занял его место. — Однако я прошу оставить в нашем клане посланника, который будет сообщать вам информацию для лучшей координации членов собрания.

— А разве нам не надо узнать мнение самого наследника? — скалится тритон из Флоса.

— Я согласен и полностью поддерживаю решение отца и по совместительству короля клана Гласиалис, — вежливо отчеканивает Блейр, хотя в душе он все еще поражен и не понимает, как такое возможно, как такая идея пришла в голову его отца, и как ему в столь молодом возрасте управлять целым кланом.

— Раз так, то что скажут остальные члены собрания? — продолжает Даллас, растягивая губы в улыбке, что явно говорит об избавлении от нервозности.

Короли все-таки соглашаются, хотя были некоторые, сторонники короля Флоса, что отречение лишняя мера, которая совершенно не нужна. Но даже они соглашаются, а потом Даллас Мур заканчивает собрание, и уже к вечеру этого дня многие короли отплывают со своими семьями в свои кланы. Только члены семейства Кин, не знавшие об отречении, не могли поверить в новость и не знали, что им делать. Собирать вещи? Готовиться, что проведут еще несколько лет в Лингуме? Даже Линетта не знала ответа до самого вечера, пока Ронан не вернулся, не рассказал свои намерения и не отправил детей спать.

— Но… — шокировано и обреченно проговаривает сирена, уставшая от постоянной неопределенности и неуверенности даже в сегодняшнем дне, который почти закончился. — Зачем?

В ее голосе смирения и покорности больше, чем когда-либо. И не только в голосе: последний месяц что-то другое отличное от обреченности, недовольства и усталости перестало отражаться или отмечать свое присутствие. И если вначале у нее был просто страх и обеспокоенность за судьбу и жизнь дочери, то сейчас добавились новые проблемы, которые она, увы, не подвластна решить. Решение мужа потому что. Решение короля, в чью политику она не имеет права вмешиваться. Да и не желает. Но она не знает, чего ждать от такого поворота событий, как Леонардо отреагирует на появление новой политической фигуры, как отразится на Эйлин, которая под полной власти человеческого короля. И даже Сейлан не сможет спасти ее или уберечь каким-либо образом.

— Так будет лучше, — шепчет ласковым тоном тритон, подплывая к сирене и обнимая ее за плечи. — Детям нужно вернуться на родину. Мне нужно оповестить народ и провести церемонию отречения.

— Ее необязательно проводить, — качает головой Линетта.

— Ты права, но так нужно, — кивает Ронан и целует ее в лоб. — Блейр взойдет на трон. Он справится. Он уже давно готов к этому. А потом я вернусь в Лингум.

— Я не переживу нашу разлуку, — сирена поднимает на мужа блестящие от слез глаза.

— Все будет хорошо, — улыбается Ронан, но оба чувствуют, что нет, ничего больше не будет хорошо. Они не могут скрывать свои чувства, свои ощущения. Соулмейты же. А связь между тритонами и сиренами сильная, настолько, что переживания, физическая и моральная боль чувствуется одинаково, если не в несколько раз сильнее. И без поддержки друг друга прожить довольно сложно. — Я постараюсь вернуть Эйлин домой за эти три года в целости и сохранности.

— Я верю, — она не может больше сдерживаться. Слезы невольно сами начинают скатываться, стук сердца звенит в ушах, в голове, а внутри такое противное чувство, что светлого и хорошего времени больше никогда не наступит, что это последнее счастье, которое можно будет испытать в жизни.

Обреченность. Она ее чувствует, она сдавливает сильно бьющееся сердце, конечности, плавник, говорит, что ты обречена. И не только ты. Все вокруг. Шепчет свои наглые и надменные слова в одно ухо, усмехается, повторяет эти же слова в другое и еще сильнее заливается смехом. Линетта не может бороться. Страх смешивается с этой противной обреченностью. Уверена, что это последние мгновения с мужем, больше его не увидит. Она не хочет его отпускать. Хочет продлить эту ночь. И плевать, что до нового дня несколько часов. Ронан ей повторяет утешительные слова, говорит, чтобы та была сильной, врет самому себе, но не отступает. Он говорит то, что должен, чтобы Линетта стала еще сильнее, чтобы не потерялась в пучине обреченности и страха. Тритон должен так поступить, должен сделать все возможное, чтобы Эйлин вернулась в море. Чего бы ему это не стоило.

***

Семья Кин не спешили так, как семьи других кланов, покинуть Лингум. Из вод центрального и главного клана они отплывают через несколько дней. Все так же, как и в начале их затянувшегося, как оказалось, паломничества, впереди плывет касатка с вещами, позади нее король и его жена, Блейр с Дуффом, которые на этот раз не ведут диалог между собой, а погружены в свои мысли, Кили с Камрин, держащие за руки младших — Ареллу и Мёфи — как бы говоря, что мы рядом, мы не оставим вас. Смысла в разговорах не нет, несмотря на обилие мыслей, крутящихся в головах каждого члена семьи. Каждый думает о будущем, которое с каждым днем становилось размытее, а толща воды — менее плотной, что кажется, словно вот-вот она перестанет тебя держать и ты больше не сможешь выплыть на поверхность.

Кили с Камрин переживают за всех остальных. Они думают больше остальных. Ведь они оказались неготовыми к таким последствиям, что их отец отречется от трона, а брат станет новым королем, что им придется стать примером для младших сестер, в особенности, для Мёфи, что Дуфф будет помогать брату в управлении кланом, что им придется поддерживать мать, братьев морально, а сестер и физически, и морально. Близняшки понимают друг друга с полувзгляда, с полуслова, и они не знают, что им делать. За пять месяцев, что они пробыли в клане Лингум, а Эйлин на суше, среди людей, их обучение остановилось. Но они чувствуют приближение войны, что затронет и подводный мир. Запах крови смешивается с солью потому что. Кили уверена, что поплывет учиться военному мастерству, знает, что сестра будет против, будет гневаться, но в итоге тоже пойдет. Она не может стоять в стороне, когда все зашло настолько далеко. Несмотря что все это только начало, подготовительный этап.

Возвращение в клан происходит без энтузиазма, жители клана приветствуют королевскую семью, пытаются радоваться, но на их светлых лицах отчетливо видна скорбь и сожаление. До них уже дошли вести. Король произносит радостную и воодушевленную речь, но все видят его блестящие глаза, его боль, его грусть, так искусно спрятанные за улыбкой. Они возвращаются в замок, построенный изо льда, Кили и Камрин, не сговариваясь, плывут не в свои покои, а в покои Эйлин. Они хотят почувствовать присутствие сестры, о которой ничего неизвестно со свадьбы. Кили присаживается на ее кровать, которая уже давно не тронута, и русалка сомневается, что старшая сестра еще проведет хоть ночь на этих перинах из водорослей. Она наблюдает, как Камрин смотрит в зеркало, проводит рукой по украшениям сестры, по ее гребню из акульих костей.

— Я буду просить разрешения обучению военному мастерству, — отрешенно говорит Кили. Слова вырываются раньше, чем успевает подумать. Она ожидает осуждения и гнева, но они не следуют. Камрин кивает, что поняла, что слышала. — Не хочешь присоединиться?

— Конечно, — обреченно выдыхает сестра, оборачивается, пытается улыбнуться, но улыбка выходит очень смазанной. — Куда ты, туда и я.

— Спасибо, — Кили подплывает к сестре, берет ее за руку, крепко сжимает. Знает, чувствует, что у Камрин тоже на душе неспокойно, но та никогда не будет говорить об этом тогда, как она скажет, покажет и еще скандал учинит. Камрин всегда выступала ее голосом совести, ее поддержкой, той, кто убережет и предостережет. Но все равно будет на стороне сестры и будет действовать так же, как и она.

Церемония отречения проходит без излишеств, без особой подготовки. Ронан посвятил Блейра во все дела, в которых тот и так участвовал, и знал о них, попытался что-то еще объяснить, но объяснять было нечего. Блейр и так знал достаточно, он готовился занять трон, даже тогда, когда родители знали о положении Эйлин, как о некоронованной королевы клана Гласиалис. Дуфф тоже посвящен во все дела клана, он станет заместителем и главным помощником будущего короля, даже когда тот женится, дождаться бы только совершеннолетия родственной души Блейра.

Ронан на глазах всего клана, приплывших к замку, произносит речь отречения, снимает корону из синих и голубых раковин, снимает ожерелье, торжественно передает их Блейру, заканчивает речь и отдает ему трезубец. Младший тритон величественно клянется исполнять свой долг, возложенный на него, обещает вернуть сирену Эйлин Кин в клан и править вместе с ней, как два наследника трона. А потом церемония заканчивается, жители клана расплываются по своим домам, делам, а королевская семья еще некоторое время остается у замка, не зная, что им делать: возвращаться к своим привычным делам, что были еще полгода назад, продолжать грустить и скорбеть или делать что-то другое, что нужно в нынешних условиях.

Линетта с трудом берет себя в руки, собирает всю свою волю и говорит, кому куда плыть и что делать. Ронан, Блейр и Дуфф возвращаются в замок, в зал совещаний для обсуждения будущей координации, Кили с Камрин плывут на возобновляемые занятия с другими русалками, сиренами и тритонами клана, Арелла плывет тоже, но в другую сторону, Мёфи же на занятия сопровождает мать. Близняшки решили, что отложат озвучивание своего желания об изучении военного мастерства до тех, пока их отец не покинет клан. Но просчитались. Думали, что у них на это есть несколько дней, но бывший король отплывает обратно в Лингум на следующий день, и русалки, собрав все свое мужество и волю, плывут в кабинет брата и озвучивают свое желание. Блейр долго думает, несколько раз с сомнением поглядывает на Дуффа, который только жмет плечами и говорит:

 — Эйлин же чему-то училась.

И нынешний король соглашается, говоря, что организует все с теми, кто занимается подготовкой подводных жителей к службе клану, охране границ. Близняшки удовлетворенно выдыхают и покидают кабинет, пока старшие братья озабоченно переглядываются:

— Надеюсь, наша мать не будет против.

— Мне кажется, не будет, — спокойно проговаривает Дуфф. — Она будет рада, что они смогут постоять за себя в будущем.

— В будущем, — усмехается Блейр. — А какое оно будет?

 — Узнаем.

***

Гвен за эти месяцы оплыла почти все кланы, у нее осталась финишная прямая — Гласиалис и Лингум. Клан Никс она проплыла вскользь, когда поняла, что история клана не такая большая, как история других, что легенды повторяются и новых, более детальных, нет. И еще она не видела смысла в этом — и так все становится понятно. Русалка за все паломничество неимоверно устала, у нее уже нет сил продолжать. Думает, что задержится на родине Эйлин для отдыха, небольшой передышки. Слышала, что король Гласиалиса отрекся от трона, видела, как короли кланов вернулись в свои владения, знает, что и семья Кин вернулась в свои ледники. Гвен устало доплывает до более холодных вод, чем в Никсе, плывет прямиком в замок, чтобы поприветствовать нового короля и попросить дозволения задержаться у них на некоторое время.

Молодой тритон принимает ее сразу же, вежливо приветствует и пытается узнать, что русалка успела узнать во время паломничества. Но Гвен не желает рассказывать, даже если это родной брат Эйлин Кин. У нее есть приказ, которому она будет всецело следовать. Блейр слушает ее не имеющие особого смысла легенды, кивает, а потом просит другого тритона, второго брата Эйлин, как она успевает понять, проводить ее в покои. Русалка благодарит его, практически не осматривает комнату. За столько времени она успела побывать в таком количестве домов и комнат, что окружающая обстановка ее практически не интересует. У нее слипаются глаза, что держать веки открытыми больше не может. Гвен ложится на водорослевую постель. И прежде чем уснуть, у нее проносится быстрая, практически мимолетная мысль, об отличии каждого клана друг от друга. Но она откладывает эту мысль до следующего дня, подумает, когда отдохнет. Она наконец закрывает глаза и засыпает спокойным и безмятежным сном, намереваясь задержаться в клане чуть подольше и узнать чуть больше об Эйлин.

Русалка резко открывает глаза, удивленно поднимается, оглядывает покои, пытаясь вспомнить события прошлого вечера. Ей приснилось, что Леонардо узнал о ее паломничестве, что она житель подводного мира, и вот-вот ее казнит. Но реальность оказывает проще и легче — Гвен приплыла в клан Гласиалис и ночь провела в ледниках. Она впервые так далеко от дома, на севере, где хладность вод ощущается гораздо сильнее, что дыхание обжигает с непривычки. Русалка хочет было уже встать и узнать, сколько она проспала, но другая мысль напоминает о себе, о своем существовании, что вновь останавливается. Ее паломничество заняло почти пять месяцев, за все его время она повстречала совершенно разных подводных жителей, переговорила с ними, увидела привычки, поведение и особенности каждого клана. И это открытие поразило ее до глубины души. Знала, что кланы отличаются, но чтоб настолько, что модель их жизни развивается совершенно по-другому. Например, представить не могла, что в клане Серикум, который посетила после своего — Ферокса — тритоны женятся со своими родственными душами, но могут брать наложниц, других русалок, сирен. Гвен такое чуждо, но она не намеревается вмешиваться. Поняла, что жизнь каждого члена клана тесно связана с людьми, живущие близ них. Да и не в ее компетенции вмешиваться и менять уклад.

Гвен додумывает мысль, осознает, пережевывает и обратно откидывается на подушку, желая полежать совсем немного, но не ожидала, что уснет и проснется только следующим утром. Усталость, накопленная за столько времени, которая впиталась в каждую клетку кожи, в каждую чешую, дала о себе знать.

***

Приходила в себя она несколько дней, половину которых спала, а в остальную половину знакомилась с семьей Кин. Гвен сначала хотела расспросить старших братьев Эйлин, но передумала, решив сосредоточиться на близняшках, которые после стандартного обучения уплывали в военные поселения для тренировок. Русалка не знала, как с ними сблизиться, пока неожиданно рядом с ней не появляется уставшая после насыщенного дня Камрин и не спрашивает:

— Ты собираешь информацию, чтобы помочь Эйлин?

— Да, — заторможено отвечает Гвен.

— Поплыли.

Камрин берет ее за руку и тянет куда-то в замок, в королевские покои. Кили уже ждет их, сидя на оконной раме. В комнате чисто, убрано, но не ощущается чувство наполненности, что кто-то в них живет. Камрин заводит Гвен в середину комнату, сама встает в дверном проеме. Близняшка поднимается с оконной рамы и приближается к старшей русалке.

— Расскажи, что ты узнала, — требовательно начинает.

— Нет, — отвечает Гвен, — у меня приказ о неразглашении.

— Я знаю, что ты что-то узнала об Эйлин. Ты должна сказать! — начинает трястись от злости, ожидания и страха Кили. Она никогда не давила на кого-то, не требовала что-то сделать, но сейчас у нее нет выбора. Мёфи накануне рассказала, что подслушала, как эта русалка с суши что-то пытается узнать о морских королевах, и Кили зацепилась. Если та узнает о королевах, значит, ей что-то известно об Эйлин, значит, это может хоть как-то помочь.

— Не могу! — твердо говорит Гвен, вставая с кровати. — Я пойду, мне не о чем с вами разговаривать.

Русалка плывет к выходу, но внезапно Кили хватает ее за ладонь, тянет на себя и выкручивает руку. Проделывает это так, словно училась этому не один год. Гвен даже пошевелить пальцами больно. Она попалась.

— Говори!

— Что вы расскажете взамен? — торг. У нее нет выбора.

— А что ты хочешь знать?

— Как проявились силы у Эйлин.

Кили переглядывается с сестрой, та не моргает, но ясно дает свой ответ, что русалка соглашается на сделку. Гвен рассказывает не все легенды. На это у нее ушло бы слишком много времени. Она рассказывает о первой сирене — Нерсии, о первой королеве — Руолан Рейд из клана Серикум, как затем появлялись другие первые королевы, почему их короновали. И главное — Гвен рассказывает о соулмейтах сирен-королев, на что близняшки ужаснулись, что Кили ослабляет хватку, и Гвен смогла освободиться. Она дорассказала все, что могла, вкратце. Сестры несколько минут не могли поверить в услышанное, молчали, пока Камрин первая не приходит в себя и не ведает о событиях того времени:

— Нам было лет десять, наверное. Мы плавали и играли постоянно, пытались заставить Эйлин с нами поиграть, но та только отмахивалась и уплывала на границу клана или поднималась на ледники. Она думала, что никто об этом не знает, но вся наша семья знала. Незадолго до той ночи, она начала бывать на границе слишком часто и возвращаться поздно. Мы пытались за ней проследить, но Эйлин искусно скрывалась. Кили злилась, потом отыгрывалась на ней, а мне казалось, что наша сестра что-то скрывает. За несколько дней до той ночи наши родители уплыли по делам, оставили Блейра за главного, а Эйлин, стоило родителям покинуть замок, уплыла и не возвращалась до глубокой ночи, когда ее принесли без сознания. Мы тогда спали, не знаем, что произошло, но по слухам на поверхности началась война между подводными жителями и людьми, кто-то их начал вылавливать, и Эйлин оказалась втянута в это. Все море гудело этими вестями, но с каждым годом стараются упоминать об этом все меньше, — она переводит дыхание и продолжает: — Когда Эйлин проснулась, она первым делом хотела плыть на границу, говорила, что ей надо что-то найти. Она и искала, но безуспешно. Потом узнала больше деталей и чуть не совершила самоубийство. Если бы наша мать не вмешалась и не попросила бы помощи у Морской ведьмы, ее бы уже не было.

— Кого она могла искать?

— Мне кажется того, кого она покрывала, — спокойно отвечает Камрин.

— Вернуть ей память возможно?

Но Камрин качает головой, и Гвен понимает, что шанс очень маленький и сделать это практически невозможно.

Русалка задерживается в Гласиалисе до самого Самайна и решает отпраздновать праздник мертвых вместе с семьей Кин, которые за почти месяц ее пребывания свыклись и, в какой-то степени, подружились даже. Гвен даже прониклась к близняшкам и младшим сестрам, они стали для нее такими же родными, как и своя собственная семья. Она хотела стать им новой старшей сестрой, но знала, что никогда не сможет заменить Эйлин. Поэтому решила отправиться в Лингум как только отпразднуют Самайн, который длится практически шесть дней.

***

Лепонтийский язык. Два слова, которые начали вызывать у Генриха восхищение и внутренний трепет, граничащий с благоговением и бабочками в животе. У него такое впервые. Еще никогда за свои тринадцать лет его так не привлекало что-то, не интересовало настолько, что он готов был проводить в королевской библиотеке целые дни в поисках книг об истории региона, чтоб узнать больше деталей, о языках их региона, старые свитки, написанные людьми той, ушедшей эпохи. Его полностью перестали заботить другие предметы, которым его обучали, его мысли крутились полноценно о том, что рассказала сестра, которая в последнее время сблизилась с Ричардом и что-то обсуждали. Но Генриха это не касалось, ему не было интересно, чем они занимались, что планировали, почему сестра сблизилась с королем. А он уверен, что для этого должно быть явно веская причина. Без нее Эльза не будет ничего делать.

Учителя высказывали недовольно, но Генриха их речи не волновали. За несколько недель, проведенные в библиотеке, он нашел довольно интересные и полезные книги, в основном, истории и легенды о вождях кельтах, об их обычаях, отрывки из их письменности, которая сохранилась в очень ограниченном количестве, что ученые и писатели этих книг приводят тексты оригинала и их возможный перевод. Казалось бы, что сведений нет, более подробных деталей нет, но Генриха все равно это занимало и ему было все равно, что всего этого очень мало, ему казалось, что в будущем он найдет еще больше сведений. Хочет верить.

Жаль только, что учителя о его невнимательности к придворному обучению доложили вдовствующей принцессе, что Дениз пришлось вмешаться и вывести сына на разговор, чтоб понять, чем так занят в библиотеке, что так захватило его внимание. Она уверена, что без веской причины Генрих не стал бы пропускать занятия и игнорировать обучение. Ее дети слишком похожи в этом на их отца. Только не ожидала, что причиной стало увлеченность коренным населением и их языком, уже давно считающимся мертвым. Она не знала, что сказать, как отреагировать. Ведь те истории принято считать за сказки на ночь детям, а сведений об их языке настолько мало, что проще поверить, что его и не существовало вовсе. Дениз пытается мягко донести об этом сыну, но тот отпирается, говорит, что не может быть, ведь он видел тексты, прочитал уже достаточно книг и свитков.

— Откуда ты вообще об этом узнал? — наконец спрашивает она.

— Эльза рассказала.

И Дениз резко понимает, что у дочери больше тайн, чем думала. Эльза, по ее мнению, живет в своем мире, сама его строит, сама им руководит, не рассказывает о нем никому. И если что-то и задумала, то будет делать молча, не раскрывая своих истинных мотивов. Женщина пытается подобрать ответ Генриху, тот ждет потому что. Но не знает, что сказать, какой ответ найти, чтобы тот поверил и вновь вернулся к обязательному обучению.

— Понимаешь, лепонтийский язык уже давно не существует, он затерялся в истории,— начинает медленно, с большими паузами. — С кельтскими племенами также. Хоть нынешние Королевства порождение тех событий, для современности они играют очень маленькую роль, практически не играют, я бы сказала. Тебе лучше перестать об этом думать и читать книги.

— Но как мы можем развивать наше Королевство без опоры на историю, где можно найти решение некоторых проблем или понять, что может помочь?— удивляется Генрих. — Были сведения о вражде племен Ноли и Аурум. Знаешь, как они решили разногласия?

— Устроили встречу на границе племен, и вожди сразились в поединке. Вождь Аурума проиграл, но признал поражение и окончил вражду.

Глаза Генриха расширяются в удивлении, он смотрит на мать, которая продолжает говорить спокойно и уверенно:

— Это было, да. Но наше время отличается от того. Нам остается только учитывать события прошлого, но развивать политику и деятельность Королевства в нынешних реалиях. Если хочешь, ты можешь углубляться в изучение лепонтийского языка и читать истории о племенах, но в первую очередь нужно сосредоточиться на королевском обучении.

После этих слов Дениз уходит, оставляя Генриха наедине со своими мыслями и в своих покоях. Она надеется, что тот вернется к привычному обучению, потому что только так он сможет добиться каких-то высот как принц Королевства. Но сам Генрих ощущает только спутанность мыслей, непонимание, что ему делать. Несколько часов проходит, а он так и не может прийти в порядок. Сомнения его гложут, не дают выбрать правильное и четкое направление. Он не слышит, как Эльза заходит в его покои и садится рядом, беря брата за руку.

— Что мне делать? — поднимает на нее потерянные глаза и выкладывает все, что произошло. Надеется, что сестра поможет дать ответ, найти решение и выход из сложившейся ситуации. Она молчит долго, обдумывает разные варианты, пока наконец не находит нужные слова и не озвучивает их:

— То, что тебя заинтересовало, действительно достойно похвалы. Но наша мама права: королевское обучение стоит в приоритете, потому что только благодаря ему мы сможем чего-то добиться и стать не просто принцем и принцессой Королевства Делиджентиа. Однако твой интерес может пригодиться в будущем, ты сможешь использовать полученные знания в реализации своей политики…

— Какой еще политики?! — вспыхивает Генрих. — Мне она не интересна! Я не хочу участвовать в ней!

— Не хочу тебя разочаровывать, Генрих, но мы члены королевской семьи. Хотим мы этого или нет, но мы должны участвовать в ней. Наше рождение стало последствием политики, смерть нашего отца стала результатом борьбы за влияние. Мы не можем просто так все оставить.

— Именно об этом ты и говоришь с Ричардом?

— Да, — кивает Эльза. — У меня есть план. Я его вынашивала долго, искала необходимые ресурсы, пока король не предложил мне попробовать его реализовать. Мой план ему понравился.

— О чем он?

— О помощи простым людям, чтобы в будущем они смогли стать кем-то, даже если родились в простой крестьянской семье.

— Он сработает?

— Не знаю, — качает головой, а после улыбается: — Подумай о моих словах. Я помню, что раньше тебе нравилось читать законы Королевства.

Эльза проводит рукой по аккуратным светлым волосам Генриха и выходит из его покоев. Это правда, что у нее есть свои цели. Правда, что она готова в них использовать своего брата. Но это ложь, что она собирается причинить ему вреда. Для реализации ее задумки нужно время и Генрих, если его пыл и ум направить в нужное русло. Она знает, что он умный, способный, что сможет поменять Королевство в лучшую сторону, что сможет перевернуть регион, но сначала ему нужно набраться опыта, знаний. И Эльза собирается заняться этим, направлять, показывать. И плевать, что это манипуляция чистой воды и сказала не всю правду о своем плане.

То, что она прочитала в старой книге с легендами и историями, было о девах-воительниц, которые во времена кельтских племен участвовали в сражениях и битвах наравне с мужчинами, у них было больше прав и возможностей, чем в нынешнее время. Особенно, в Королевствах Ноли и Аурум, где церковь подчинила себе все, что могла, и ужесточила правила, в частности, для женщин, которые не считаются за живого человека. Ей противно такая мысль, ей не нравится такое от слова «совсем». Эльза искренне восхищается теми воинственными женщинами, которые участвовали в сражениях и защищали замки, когда эпоха кельтских племен ушла, но заменилась на другую. И сейчас ей хочется заново ввести это, разрешить женщинам и девушкам участвовать в сражениях, битвах, идти в армию. Но не по принуждению, а по желанию. На первое время.

Она пока не знает, как все сложится, как подданные Королевства примут это, как будет организовывать все спустя время. Но для нее это важно, ей хочется сделать что-то доступное для девушек, выросших в простых семьях, не в дворянских, которые хотят чего-то добиться, стать кем-то, а не стать простой оболочкой из стандартной жизни крестьянок в виде свадьбы и рождения детей. Эльза видела их, когда сбегала из замка, разговаривала с некоторыми детьми, когда была младше, видела, как их выдают замуж, как те не хотят этого, но иного выбора просто нет. Ей больно их видеть, ведь понимает, что не всем суждено родиться в богатой и властной семье, что не у всех есть выбор. Эльза хочет попробовать дать им новую возможность, возможность изменить их жизнь и судьбу. И заодно Королевство. А потом и регион.

Ричард несколько недель назад пришел и потребовал рассказать, что она хочет сделать, если он даст ей власть и возможность влиять на политику. Эльза сомневалась, но рассказала. Видела, что король настроен серьезно и что ответ ему крайне важен. Ричард, выслушав принцессу, молчал, долго молчал, думал о ее идее, пока не согласился. Но только с тем условием, что Эльза будет координировать все действия с ним, и без его одобрения ничего не делать. Она хотела оспорить, но, взглянув на Ричарда, поняла — тот не намерен ее контролировать, ему нужно не допустить разрушение Королевства и непредвиденные последствия. Она согласилась. И вот она работает, собирает данные, собирает генералов на собрания, узнает их мнения. Эльза настолько погрузилась в работу, что совершенно забыла о Вильберте Шульце, приходящем для музицирования. Ей все равно на его присутствие, на его ошибки в нотах. Просто работа по реализации своего плана выматывающая, что сил спорить с композитором нет, и Эльза наслаждается игрой на инструментах в приятной компании, чего не хотела признавать в первые дни знакомства с виконтом, пишущим композиции.

Ее дни однообразны, они полны работой с легкими проблесками музицирования. Единственное, что заставляет ее не бросить свою задумку — мысль, что отец будет рад, что она идет не на поводу привычной модели. Он многому ее научил, показал, как устроен замок и Королевство. Эльза знала, что в некоторых вопросах была его орудием, но ей все равно, потому что она старалась ради Королевства, которое любит и которым дорожит. И поэтому ей хочется реализовать свой план. Показать, на что она способна. А потом на празднике мертвых, который вот-вот настанет, рассказать о своих достижениях духу отца и получить его благословение.