Элисия не стала долго ждать отъезда. Всего несколько дней сборов, и королевская карета стоит во дворе замка, украшенная гербами семей Морен и Кастильо. Множество слог укладывают вещи вдовствующей принцессы, решившей спустя более двух десятков лет вернуться в родное Королевство. Её чёрное одеяние развевается от прохладного ветра, а на общем сером фоне замка фигура кажется чёрной птицей смерти. Её пронзительный взгляд внимательно следит за работающими слугами, словно ястреб выслеживает свою добычу. Наблюдая за Элисией, Эйлин понимает — вдовствующая принцесса отныне не собирается возвращаться в Ноли и забирает все свои вещи. Она полностью хочет избавиться от тени и любых напоминаний об Энрике Кастильо, настигнувших её в Айл-кох*. Эйлин радует, что Элисия смогла преодолеть все трудности и несчастья, возложенных на неё родным братом. Но в то же время сирене тоскливо и как-то пусто становится на душе, что отныне она не встретится в гвидди с Элисией и не услышит от неё мудрый совет.

— Вроде, всё готово, — задумчиво проговаривает Элисия, поворачиваясь к Эйлин с остатками ястребиного взгляда и поправляя развевающиеся полы верхнего платья. — Не знаю встретимся ли мы ещё когда-нибудь, Ваше Величество, но желаю, чтобы ваша жизнь была долгой и наполненной спокойствием.

— Благодарю, Ваша Светлость, — улыбка расплывается на лице Эйлин, и привычка заставляет присесть в реверансе, слегка склоняя голову. — Я была рада познакомиться с такой проницательной и умный женщиной как вы.

— Вы мне льстите, — звонкий смех разносится по всему двору, заставляя слуг обернуться. — Была бы такой, как вы описали, смогла бы предотвратить Чёрные дни и помешать брату.

— Сейлан не захотела спускаться, — приближается к Эйлин и Элисии Селестина вместе с Леонардо. Её привычное красное одеяние не поддается ветру, и кажется, что вдовствующая графиня плывет, а не идет. Все движения настолько плавны и легки.

— И чёрт с ней! — взмахивает рукой Элисия, словно отгоняет от лица надоевших мошек. И сразу же добавляет, видя ошеломленные лица королевской четы: — Религиозность не означает, что я не имею права упоминать жителей преисподни. Кроме того, они же другая сторона праведности.

— Поразительно, — всё что может произнести сирена, качнув головой в разные стороны.

Леонардо протягивает своей тёти письмо для Себастьяна, и Элисия убирает его под платье, как бы говоря: «доставлю в целости и сохранности. Только смерть заставит меня лишиться этого письма». Женщина прощается с вышедшими членами королевской семьи и садится в карету, зашторивая дверное окошко. Кортеж выдвигается вместе с несколькими гвардейцами, принявших приказ короля о сопровождении вдовствующей принцессы.

— Почему Сейлан отказалась выходить? — спрашивает Эйлин, обращаясь к Селестине. Думала, что вдовствующая королева только на неё держит злость.

— Моя мать всё ещё обижена на семью Кастилью, — отрешенно отвечает дочь Сейлан, поправляя невидимые складки на идеально сидящем платье. — И она всё ещё винит её в смерти сына и внука.

— Как она ещё ко мне проявила благосклонность — удивительно! — хмыкает Леонардо, поднимая руки к небу, будто собирается вознести молитву Богу. Но он сразу же опускает их, и искорки озорства мерцают глазах.

— Потому что ты её внук, ‒ на выдохе говорит. А набрав новую порцию воздуха, продолжает: ‒ Возможно, она бы и Валенсии отнеслась с такой же благосклонностью, будь твоя сестра здесь, — продолжает рассуждать Селестина, разглядывая пасмурное серо-синее небо, и, постояв ещё немного, возвращается в стены замка.

***

Она уже и забыла, как далеко находится столица Аурума — Стелла-марис*. Помнит, как покинула родной дом и отправилась в совершенно чужое Королевство, ни разу не видев наследного принца Жана. Вспоминает, как боялась, грезила, чтоб будущий супруг оказался хотя бы в половину красив, как его сестра — уже вышедшая замуж за Энрике. В то время Элисию мало волновала политика и власть. Как и сейчас, собственно. Во время всей ее молодости жизнь для неё казалась романтической поэмой. Ведь все двадцать один год ее растили, как красивую птичку в клетке, не выпускали во взрослый мир, не позволяли узнать что-то лишнее. И только спустя время Элисия поняла — в поэме могут быть не только прекрасные принцы и принцессы, не только доблестные рыцари и коварные разбойники. В поэме жизни каждый может притворяться идеальным и творить ужасные вещи. Как ее брат, собственно. А та молодая, романтичая и по-своему наивная Элисия не видела этого.

Помнит первую встречу с Жаном. Он помог ей выйти из кареты, тепло и приветливо улыбнувшись. Будущую Элисию Морен покорила легкость и жизнерадостность наследного принца. Она ее окутывала и дарила надежду на светлое будущее. Думала даже, что ее «золотую клетку» просто сменили на новую, и все остальное, присутствовавшее в жизни, останется без изменений. Также в те наивные времена ей нравилось смотреть, как свет играет на ярко-красных прядях волос Жана. Их было не так много, но молодая Элисия была влюблена в такую особенность Жана. Как же она была счастлива в день свадьбы. Как же мечтала о скором окончании праздничного ужина. Как же не терпелось снять красное платье и оказаться в одной камизе перед новообретенным мужем.

Женщина, глядя на проплывающие деревья, усмехается на ту наивную девушку. Ее счастье не продлилось долго. И дело даже не в том, что Жан и ее сын умерли. Этим несчастьем всего семь лет — ничто по сравнению с тем, сколько она прожила. Несколько лет счастья — вот сколько ей было отмерено Богом. Энрике не стал долго скрываться. Он хотел сделать родную сестру участницей своих темных дел. И юная, и напуганная Элисия поддалась гнусным манипуляциям. А озарение пришло, когда стало донельзя поздно. Ее муж умер. Одинокая слеза стекает по щеке, и рука, облаченная в черную материю, смахивает соленую каплю. Перед глазами сразу образ: остывшее тело; глубокий гроб, по взгляду слишком велик для наследного принца; каштановые волосы, выглядящие ярче по сравнению со светло-синей кожей; а красные пряди так и полыхали, будто рассказывали о страстной натуре обладателя.

Элисия вспоминает похороны, но все мгновения кажутся яркими вспышками, а в промежутках между ними ‒ абсолютная темнота. Она даже глубже, чем цвет всей ее нынешней одежды. В тот далёкий и мрачный день даже небо скорбело по потере самого яркого, жизнерадостного и умного человека с частичкой моря в сердце. Жана тянула морская гладь. Он мечтал исследовать его, построить порт и развить торговлю с ещё неизведанными странами. Всю похоронную церемонию Элисия не отходила от тела Жана, крепко держалась за бортик гроба одной рукой, а второй сжимала ладошку Люсиана, у которого слезы стояли на глазах: набирались и набирались, но он усиленно сдерживал их. Не все, правда, удавалось ему сдержать.

Тогда Элисия решила, что во что бы то ни стало защитит Люсиана. Но по иронии ее брат оказался проворнее и подстроил смерть ее сына. Самый ужасный день в ее жизни. Она молилась, пыталась сделать хоть что-то, пока ее сын умирал на ее руках. Но спасти Люсиана не удалось. А последующие фразы Энрике почти добили ее: «Да брось! Ты же женщина. Родишь еще. Я подберу тебе идеального следующего мужа». Той Элисии, только потерявшей любимого мужа и сына, было безмерно больно, а ее грудь сжималась в тисках, она не могла дышать. Ее единственное желание было — перестать дышать и воссоединиться с любимыми. Но у Бога оказались другие планы. После слов Энрике Элисия прозрела, увидела истинное обличие брата и отреклась от него, перестав отвечать на его письма, разговаривать. А уход в религию позволил показать, что ее рассудок не в лучшем состоянии. Со временем же Элисия стала тенью, на нее никто не обращал внимания, и она смогла слушать и узнавать истинное положение дел в Королевствах Ноли и Аурум. Но пользоваться ими нет смысла. И вдовствующая принцесса желает только покоя и умиротворения.

Элисия и дальше продолжала бы прятаться и быть откликом в чужих воспоминаниях и перешептываний, но изменения в Королевстве Ноли с появлением сирены пробудили в ней интерес. Насколько хорошо она помнит такого не было с брака с Жаном. Эта Эйлин взбудоражила весь замок, а все ее действия обсуждались на каждом повороте, в каждой комнате. Поначалу Элисия думала, что дикарка окажется очень надменной, испортит отношения со всеми придворными, а некоторые станут исполнителями любых прихотей. Но догадки Элисии так и оказались только догадками. И она была рада.

Очередной кочкой образы перетекают на восьмое августа прошлого года. Элисию без всяких сомнений пригласили на венчание Эйлин и Леонардо, на праздничный обед и ужин. Она могла пойти, но вместо этого осталась в замке. Не было желания присутствовать рядом с Энрике Кастильо. Может, и выглядит со стороны очень трусливо. Но именно это избегание и время позволили Элисии держаться подальше от влияния брата. Как же рада, что теперь свободна.

Шум за пределами кареты вынуждает вернуться в действительность. За окном видит торговцев, горожан, гвардейцев, облаченных в символику Королевства Аурум. Неужели? Она вернулась?! Отодвигает легкую ткань с окна, чуть ли не высовывается в небольшой отверстие, пока слезы не ощутимыми дорожками стекают. Элисия не верит в происходящее. Смотрит на Стелла-марис и кажется, будто все эти дома рухнут игральными картами, а людей поднимут веревками неизвестные кукловоды, а потом выйдет Энрике и рассмеется на глупость сестры, решившей, что обрела свободу. Элисия встряхивает головой, избавляясь от наваждения.

Улицы сменяются, горожане внимательно смотрят на королевскую карету, но практически сразу же забывают о ней. Свои дела оказываются важнее. Элисия видит ворота замка. Эти стены будто не изменились. Для них будто ничего не произошло, и только она постарела на двадцать пять лет. Губы растягиваются в грустной улыбке. Она не сходит до самого выхода из кареты. Ее встречают. Семья. Себастьян улыбается и раскрывает свои руки. Долго упрашивать Элисию не надо. Секунда, и она обнимает младшего брата. Не скажет, что они были близки, но никогда не враждовали. Себастьян крепко держит Элисию, у которой стан стал чуть у́же. А, может, ему просто кажется.

— Ваше Высочество, — обращается к ней рядом стоящая молодая девушка с короной на голове. Где-то Элисия ее видела, не может вспомнить. — Я со своим супругом рада встречать вас по возвращении. Надеюсь, дорога была не утомительной.

— Я ее даже не заметила, — улыбается Элисия и приседает в реверансе. — Приветствую вас, Ваше Величество.

— Вы так похожи на моего отца, ‒ слышит еще один голос. Элисия поворачивается, и перед ней предстоит молодая девушка в бежевом платье с оторванными и подшитыми рукавами верхнего и нижнего платья. Она держит на руках сверток белый ткани.

— Валенсия? — спрашивает. Принцесса заторможена кивает и приседает в реверансе. — А это, видимо, моя внучатая племянница? — Валенсия кивает, а в глазах проскальзывает испуг, а пальцы еще крепче зажимает сверток. — Я не причиню ей вреда.

— Хочешь отдохнуть после дороги? — заканчивает обсуждение щепетильный темы Себастьян.

— Было бы славно.

Королевская чета удаляется внутрь замка. Элисия с нескрываемым удовольствием вдыхает запах: нагретый солнцем камень, морская вода, распускающиеся цветы и растущие фрукты, витающая в коридорах пыль. Она уже забыла всю эту композицию, играющую на воспоминаниях беззаботного детства и молодости. Король с королевой приводят Элисию в до боли знакомый коридор. Этой щели тридцать лет, а эта потертость осталась от детских игр. Неужели? Себастьян открывает дверь, пропуская старшую сестру вперед. У той медленные шаги, во взгляде скользит осознание и неверие. Пальцы касаются старой мебели, в окне видно привычное и родное небо.

— В этих покоях никто не жил с твоего отъезда, — спокойно говорит Себастьян, подходя к столику и разливая вино на четыре бокала. — Я подумал, что ты была бы рада и дальше жить здесь.

— Благодарю, — все, что может произнести Элисия онемевшим языком. Принимает бокал вина. — За возвращение и воссоединение!

— За воссоединение! — поддерживают оставшиеся члены семьи Кастильо.

***

— Себастьян! — поразительный недовольный крик разносится по тронному залу и еще несколько раз повторяется из-за эха. Элисию пригласили на аудиенцию к королю, и она вошла в открытые двери гвардейцами.

— Разговор окончен, — жестко отсекает любые дальнейшие возмущения сидящий на троне Себастьян, разложив руки на подлокотники. — Члену королевской семьи не подобает жить вне замка, особенно в твоем положении, Валенсия.

Хрупкую фигуру принцессы трясет. Видно невооруженным глазом. Валенсия секунду стоит перед троном и моментально со злостью разворачивается, намереваясь удалиться. Элисия успевает разглядеть негодование и поражение. Неосознанно в ее мыслях закрадываются сомнения о дипломатичности нового короля.

— Я тебя слушаю, — с прикрытыми глазами устало произносит Себастьян.

— Ваше Величество, — элегантно опускается в реверансе Элисия, — я прошу у Вас дозволения заняться развитием и усовершенствованием религиозной деятельности в нашем Королевстве.

— Зачем тебе это? ‒ легкое пренебрежение слышится в чужом певучем голосе. Но ноты, увы, не мажорные.

— У меня есть идея для улучшения жизни наших подданных и Королевства, ‒ таким же уверенным и спокойным голосом продолжает говорить Элисия, сжимая пальцами края верхнего платья.

— Какая тебе выгода от этого? — убирает руку от лица король, устремляя уставший взгляд на Элисию.

— Никакой, — качает головой. Просто честный ответ. — Обычное удовлетворение духовного начала в бренном теле, ‒ и пожимает плечами, будто смахивает злые сплетни.

— И все? ‒ брови Себастьяна едва не взлетают вверх. Сомнения и недоверие так и пестрят. Вот оно, то, чего так боялась Элисия.

— Хочу дать надежду, успокоение заблудших душах, помочь девушкам и женщинам в трудную минуту, дав им пристанище и безопасное место, ‒ продолжает стоять на своем. Не собирается сдаваться. Грудь высоко вздымается, переводя дыхание. ‒ Хочу основать женские монастыри и создать систему контроля священнослужителей и всех божьих домов.

— Я понимаю, что для тебя религия очень важна. Но разве в Королевстве все очень плохо с религиозностью? — по словам Себастьяна Элисия еще больше понимает, что королю совершенно не нравится ее идея. Он в корне хочет «срезать» ее планы, но Элисия Морен научилась кое-чему у своего мертвого брата: добиваться всех своих целей, которых за последние семь лет практически не было.

— Может быть еще лучше, — уверенно говорит, и ее подбородок поднимается, показывая всю свою стойкость. — Как всем известно, католичество основал наш брат с двумя конкретными целями: отбелить себя в глазах подданных и установить контроль над ними. А мы знаем, каким Энрике был королем. Ваше Величество, позвольте подготовить материал со всеми проблемами в религиозной деятельности и предложить свои решения, а там уже и определитесь с ответом на мою просьбу.

— Хорошо, — сдается Себастьян, решая, что проще согласиться и заодно узнать, какие проблемы могут быть в Ауруме. ‒ Ты можешь свободно перемещаться в пределах Стелла-марис.

— Благодарю, — склоняется в реверансе и удаляется, чувствуя разгорающейся предвкушение о предстоящих дел и планов.

Элисия уже продумывает, с чего начнет свой доклад, что будет узнавать в первую очередь. Идет в покои, не смотрит по сторонам. Жар так и поднимается по телу. Чувствует обжигающие кончики волос под вуалью. Хочется даже снять весь свой траур и одеться в любимый цвет покойного мужа — в красный. Стоит подумать об этом, как сердце пропускает колкий удар. А через секунду некто хватает ее за руку и тянет куда-то. Не успевает испугаться и что-то предпринять, как лицо неизвестного освещает солнце из открытого окна. Валенсия тяжело дышит, все еще держит ее за руки.

— Помоги мне, — шепчет принцесса, а в глазах отчаяние и страх бушуют. — Я хочу уехать из замка, но Себастьян не разрешает.

— Зачем ты хочешь уехать? ‒ искреннее непонимание. Все, что Элисия знала о Валенсии ‒ это ее возраст, родственная связь с ней и последние новости о приемном ребенке.

— Я не хочу жить там, где происходили убийства, ‒ быстро выпаливает, не дышит даже, а голос срывается. ‒ И не хочу, чтобы Люция росла во враждебной обстановке. Что мне делать?

— Мои силы тут ограничены, — качает головой Элисия. У нее нет полномочий и власти, чтобы помочь племяннице. — Могу дать совет: будь откровенна с Его Величеством.

— И все? — глаза Валенсия так и распахиваются, и разгораются злостью.

— Манипуляции, угрозы и даже самые лучшие линии защиты на аргументы короля не помогут изменить его мнение, ‒ спокойно говорит, глядя на озлобленную племянницу. ‒ Помогут только самые искренние слова. И правда зачтется тебе после смерти.

— Я подумаю, — взгляд мерцает сомнением и недоверием, но Валенсия отпускает руки Элисии и делает шаг назад.

***

Валенсия на протяжении нескольких дней обдумывала слова тети. Она видела в них смысл. Но казалось, что все это очень просто, будто подвох какой-то. Пыталась найти и придумать какие-то другие решения. Только все они были глупыми и не подходили для поведения члена королевской семьи. Держа и укачивая недавно заснувшую Люцию, Валенсия продолжает перебирать варианты решения своей проблемы. Несколько очередных минут, и она сдается, признавая, что искренний разговор с Себастьяном — идеальный вариант, способный показать принцессу, как взвешенную и рассудительную подданную, которая осознает истинное положение дел в Королевстве и не собирается пойти на поводу жаждущих власти и выгоды гнусных людей.

Ребенок во сне дергается, и все внимание Валенсия обращает на Люцию. Пристальный осмотр — она продолжает мирно спать. В последние несколько недель ее приемная дочь постоянно плачет, чем-то недовольна, а минуты и часы ее сна кажутся благословением. К такие мгновения Валенсия хочется находиться рядом с дочерью, держать на руках, укачивать. Ей самой это доставляет наслаждение. Она чувствует спокойствие, комфорт, безопасность. А, испытав все это многообразие, Валенсия хочет, чтобы так продолжалось вечно. Как бы романтично ни звучало. Ради Люции принцесса сделает все, чтобы сбежать из замка, где кровью залиты все стены. Тошнота подступает от этого к горлу, а тело сразу же хочется омыть.

В покое входит няня. Валенсия передает тучной женщине Люцию, поцеловав прелестный лобик перед выходом из своих покоев. Прием к королю не назначен, но Валенсия знает, что Себастьян в это время в зале совещаний, готовится к докладам уполномоченных лиц. Не успевает она дойти до следующего поворота перед залом, как дорогу преграждает Элисия.

‒ Я тебя искала, — на выдохе произносит вдовствующая принцесса. А на непонимающий взгляд Валенсии добавляет: — Я вспомнила о летней резиденции семьи Кастильо. Мы там отдыхали с родителями и братом, но уже более тридцати лет в том особняке никто не появлялся, насколько я знаю. Скажи Себастьяну, что ты можешь переехать туда. Земля принадлежит нашей семье. Ты будешь под защитой и далеко от двора.

— Никогда не слышала о летней резиденции, — морщинки закладывается на лбу Валенсии. Пытается вспомнить хоть какие-то слухи или слова об этом. Но никак.

— Энрике не любил её. Не уверена, что Себастьян знает о ней или нет. Но на карте она находится на юге Королевства, почти на границе с Пустой землей. Красивое и тихое место. А еще можно гулять по полуострову Пустой земли и взбираться на их скалы.

— Спасибо, — с благодарностью улыбается Валенсия. — А почему Аурум не расширяет границы на эти Пустые земли?

— Не мне отвечать на твой вопрос, — искренне смеется Элисия, пока Валенсия засматривается на чужое лицо, отмечая более мягкие линии отличные от редких и острых черт ее отца. Необычно видеть лицо Энрике на другом человеке. Они никогда не виделись, и принцесса даже не представляла, какая ее тетя. Хоть и все знали, что Энрике и Элисия близнецы.

Валенсия прощается со вдовствующей принцессой и движется к залу совещаний, где когда-то проводила собрание по выбору короля. Дожидается. Гвардейцы пропускает ее. Формальное приветствие, и Валенсия в очередной раз просит дозволения уехать из столицы. Ее привычные доводы сменяются на рассказ о прожитом, об усталости от бесконечного этикета, о желании воспитывать Люцию безопасном месте, о страхах из-за её происхождения.

— О чем ты? — неожиданно прерывает ее Себастьян. Задумчивый пронзительный с толикой неких подозрений взгляд впивается в фигуру Валенсии. Еще немного и начнет пытать.

— А Леонардо тебе не рассказал? — секунда молчания, и Валенсия продолжает: ‒ Люция — дочь Диего. Я спасла ее из утробы убитой служанки.

— Теперь понятно, почему такое рвение оберегать этого ребенка, — Себастьян отпивает гранатус, задумчиво постукивая кончиками пальцев по столу. — Хорошо, ты можешь уехать в летнюю резиденцию. С тобой отправятся гвардейцы, твои служанки, няня, кормилица и мое доверенное лицо, чтобы...

— Я понимаю, — кивает Валенсия, едва сдерживаюсь от восклицаний и слов благодарности.

— Если когда-нибудь захочешь выйти замуж, сообщи, — лукавая улыбка зажигается. — Или если найдешь подходящего мужчину.

***

Король едва сдерживает свое негодование. Пальцы зарыты в волосах. Опустошенный взгляд, устремленный в стену. Все звуки заглушены. Мужчина не слышит ни сильный ветер за стеклами, ни стуки каблуков в коридоре. Мысли и паника от предстоящего. Время закончилось. Думал, у него еще есть в запасе несколько дней. Хотя какие, к черту, несколько дней. Если его письмо в Менсис дойдет, в лучшем случае, дней за пять, если не больше. Не помнит, как быстро гонцы доставляют письма. Не было необходимости проверять. Леонардо дрожащими руками наливает вино, но отпить ‒ невозможно. В горле ком стоит. Даже вдох не сделать. Но вместо того, чтобы позвать слуг, продолжать сидеть. Тело окаменело, будто несколько суток провел на морозе, облитый водой. Хотя вряд ли он оказался бы жив, в таком случае.

Вдох. Горло саднит. Выдох. Еще раз. Начинает отпускать. Вино горечью разливается по нутру. Леонардо опускает глаза на стол с разложенными письмами из двух Королевств. Справа ‒ новости из Аурума, слева ‒ известия о начале войны из Менсиса. А внутренний карман горит от письма Вильяма Стюарта. Черт бы его побрал! Только-только «закончилась» одна война, как объявляется следующая, которая, вне сомнений, так легко не закончится.

«Ваше Величество, Леонардо Александр Кастильо,

Ваше письмо меня удивило, как и то, что Ее Высочество Элисия Екатерина Морен решила вернуться. Я принял к сведению Ваши опасения относительно ее фигуры в политике. Однако у меня другое мнение на этот счет. Элисия Морен, несмотря на свою религиозность, упорна в своих целях. Я буду помнить Ваши опасения и внимательно следить за ней. Но категорично запрещать что-либо делать ей я не буду.

Со всеми лучшими пожеланиями, Его Величество Себастьян Иоанн Кастильо.

P.S. Леонардо, ты почему мне не рассказал о Валенсии?»

Очень иронично. Леонардо вновь начинает перечитывать текст Вильяма и едва не сдерживается, чтобы не разорвать бумагу в мелкие клочки.

«Его Величество Вильям Стюарт, единоличный правитель Королевство Менсис, обращается к Его Величеству Леонардо Александра Кастильо, монарха Королевство Ноли.

Я, Вильям Стюарт, от лица Королевство Менсис объявляю войну Леонардо Александру Кастильо в лице Королевства Ноли. Наступление начнется после празднования Лунасы*. Королевство Менсис не будет милосердно Королевство Ноли. Леонардо Александр Кастильо виновен в покрытии преступников обоих Королевств. Некая баронесса Белла Освальд собиралась незаконно перейти границу Королевства Ноли, но охранный пост Королевства Меенсис воспрепятствовал ей в этом. Баронесса Белла Освальд вместо того, чтобы сдаться, разбила лучших гвардейцев Королевства Менсис и скрылась в стенах замка Королевства Ноли. Я, Его Величество, Вильям Стюарт, требую выдать преступницу баронессу Беллу Освальд с целью осуждения за убийство подданных Королевства Менсис.

Я, Вильям Стюарт, даю письменное обещание, что я остановлю военную компанию сразу же, если Леонардо Александр Кастильо выдаст баронессу Беллу Освальд под суд или осудит сам. До тех пор, военная кампания будет идти, пока либо Королевства Менсис, либо Королевство Ноли не потерпит поражение.

Его Величество Вильям Стюарт, король Королевства Менсис.»

Зарывается пальцами в волосы снова, тихо скуля. Ловушка, так ловко поставленная. А он и не заметил все вовремя. Увидел бы закономерность, сразу бы смог решить все проблемы. Но он не обратил внимание на людей Менсиса вовремя. Его ошибка, и больше ничья. Но корить себя можно бесконечно. А времени решить проблему мало. И так Эйлин давно догадывается о «тайных дел» Королевства, но о делает вид, что верит отговоркам. Тянуть уже нельзя. Только подумал об этом, как сирена влетает в зал совещаний, придерживая спадающий гейбл.

— Либо ты все сейчас мне рассказываешь, либо я уплываю в море, и ты никогда не узнаешь, родился наследник или нет! — ее злость распыляется на ярды вперед и окутывает злостью, от чего хочется сразу же вступить в яростное противостояние.

— Сейчас не получится, — удерживает себя от порыва Леонардо, сжимая кулаки. Выдерживает паузу, предчувствуя еще большего взрыва, но он не следует. — Проблема очень большая, — смотрят на возмущенную, озлобленную Эйлин. — Нужно созвать всех.

— Ты же король! Всегда принимаешь решение сам, — стывает Эйлин, присаживаясь в кресло и снимая гейбл, открывая вид на светлые корни в несколько дюймов.

— Здесь я один не справлюсь, — берет чужие руки в свои и покрывает каждый пальчик поцелуями, шепча: — Чтобы не случилось — знай — я никогда добровольно от тебя не откажусь. Если только ты захочешь уйти. Я никогда добровольно не позволю кому-то тебя забрать против твоей воли.

Простые слова, но такие правильные и нужные для Леонардо. Для Эйлин они кажутся чем-то романтично-безнадежным.

***

— Зачем ты нас собрал? — раздраженные слова вылетают от вдовствующей королевы. Ее недовольный вид ясно даёт понять всем её отношение к происходящему. — Леонардо, хватит молчать! У нас у всех есть дела...

— Хорошо, — опирается локтями на спинку кресла. — Если коротко, Вильям объявил нам войну из-за Эйлин.

— Чего? — подскакивают озадаченные Эдмонд и Ронан, переводя взгляды с Леонардо на Эйлин и на друг на друга. И так по кругу.

— Более детально рассказать? — смотрит на бабушку Леонардо, усмехаясь. Хотя внутри его всего потряхивает. И Эйлин тоже. — Тогда слушайте.

Король, насколько может, коротко рассказывает о положении дел в Королевстве: как Вильям прислал неофициальное письмо со своими планами и требованиями; как Леонардо советовался с генералами о готовности Ноли к возможной войне, о провизии, обмундировании. Но Королевство слабо и может не выдержать. Мужчина говорит и о самом простом решении — выдать баронессу Беллу Освальд.

— Так давайте ее выдадим, в чем проблема? — закатывает глаза Сейлан, явно уставшей от собрания. — И дело с концом.

— Мама... — пытается позвать ее Селестина, но Леонардо жестом руки останавливает графиню, мимолетно взглянув на застывшую и побледневшую Шелу Освальд.

— Видишь ли, дорогая бабушка, — нараспев начинает говорить король, сладко растягивая губы в улыбке, будто он не назревавшую войну обсуждает, а жареного кабана. — Баронессы Беллы Освальд нет. И титул, и имя выдуманы Эйлин и Шелой. Так что, вашу морскую королеву отдадим Вильяму?

— Почему я не знала... — хлопает глазами Сейлан, будто действительно не помнит.

— Эйлин рассказывала об этом, — тяжело вздыхает Селестина, закатывая глаза и смотря куда угодно, но только не на мать. — Может, хватит злиться на всех, кто действует не так, как ты хочешь?

— Селестина! ‒ пронзительный и осуждающий крик разносится по залу, но никакой реакции от дочери Сейлан никто не наблюдает. Она все также смотрит на темные стены и на горящие свечи.

— Мне больше интересно, зачем ему «Белла»? — задумчиво произносит Эдмонд, похлопывая подбородок указательным пальцем. — Если он не смог поймать нарушителя, то и наказание должен исполнить монарх, откуда преступник родом.

— По легенде Белла родом из Делиджентии, — отвечает Шелла, устало вздыхая, приняв положении дел в Королевства и то, куда она ввязалась. — Следуя твоей логике, Вильям должен был направить Ричарду Маутнеру письмо. Насколько я знаю, то четких законов у нас нет по этому поводу.

— С законами мы разберемся позже, — отсекает любые дальнейшие рассуждения и препирания Леонардо. — Король может потребовать вернуть преступника, но нужны определенные условия, у которых все равно нет четких формулировок, — его голос затихает, заставляя остальных здраво взглянуть на ситуацию в их регионе.

— Вне сомнений, Вильям знает, кем является Белла на самом деле. И меня настораживает его интерес к Эйлин, — продолжает говорить Леонардо и обращается к сирене: — Ты знаешь, почему?

— Я никогда с ним не встречалась до венчания, — качает головой Эйлин. А во взгляде опустошение так и плещется.

— Эйлин, — тихо и осторожно зовет ее Леонардо. Она с замедлением поднимает голову, и король утопает в море страха. — Я не позволю тебе уехать в Менсис.

— Мне... Мне кажется, я что-то знаю, — неуверенно, пересохшими губами тихо говорит спустя несколько минут молчания. Голос едва дрожит, но она проводит языком по губам, собираясь: — В воспоминаниях Анны было кое-что странное. Когда мы были под водой, то были четыре тени от кораблей. Но я расправилась только с тремя. Когда Анну выбросила на берег Клогвин*, в порту стоял похожий корабль.

— Хочешь сказать, что Вильям мог быть на том корабле и видеть тебя? — пытается уловить мысль Леонардо, прищуривая глаза и пододвигаясь ближе к Эйлин.

— Не знаю, — качает головой еще больше потерянная и запутанная сирена.

— Говоришь, ты три корабля потопила в водах Клогвин? — потирает лоб Леонардо, пытаюсь вспомнить хоть что-то известное о таких новостях семилетней давности. Какие-то обрывки скользят, но уловить стоящие трудно. Траур! Точно! — Семь лет назад Менсис держал траур из-за кораблекрушения на севере острова Клогвин. Говорили, что Вильям Стюарт благословлен богами, раз смог выжить шторме и спасти один корабль. Но зачем ему ты?

— Может, он видел, как Эйлин применяла способности? — спрашивает Селестина. — Может, ему понравились ее силы? В свои годы он все еще не женат...

— Вряд ли, — качает головой Леонардо, садясь в свое кресло. — Вильям не тот человек, который будет все эти годы любить кого-то, кого видел однажды.

— Ну ему нравится обладать с кем-то и наслаждаться страданиями этого человека. Анна тому пример, — чуть ли не с ужасом в глазах и голосе проговаривает Эйлин. Она смотрит в стол, взгляд витает где-то. Видимо, в воспоминаниях. ‒ И ему все равно, кем был и кто обладал этим человеком до этого.

— Мы не позволим Вильяму тебя забрать! — восклицает Ронан, ударяя кулаком по столу. — Если надо будет биться, то мы будем. Подводные жители встанут станут на нашу сторону!

— А мы уже решили биться? — усмехается Леонардо, почувствовав некое уединение с семьей и семьей Эйлин. Что бы не случилось они все окажутся рядом и поддержат.

— Вильям Стюарт поплатится за убийство динайсайдьён, использование Анны, — зло шипит Эйлин. — Я отвоюю свою свободу!

— Почему динайсайдьён? — хмурится Сейлан, потирая лоб в попытках вспомнить.

— Так нас назвала Морская ведьма, — отвечает. Ей уже начинается казаться странным, что вдовствующая королева не помнит про это.

— Что с ней делать будем? — спрашивает Ронан.

Эйлин оказывается в состоянии только качнуть головой. Собрание и весь этот день ее утомил. Ей хочется отдохнуть, но понимает — сейчас не время для отдыха. Леонардо отпускает всех присутствующих, но Эйлин остается. Продолжает смотреть в стол.

Мужчина медленно подходит со спины к ней и касается ее плеч, массируя их. Тишина в зале сохраняется, пока Эйлин резко не отмирает и не разворачивается к королю с мольбой в глазах:

— Мне страшно, — шепчет, едва шевеля губами.

— Мы выстоим, — пытается заложить в голос уверенность, но понимает — его надежда листочку на сильном ветре.

Хочется верить в лучшее, надеяться на победу, но оба понимают — шансы малы. Войска Менсиса сильнее, опытнее, всегда готова к сражениям. А Ноли давно ни с кем не воевала, и все генералы и гвардейцы заняты другими делами, хоть и их начинали собирать для противостояния с Аурумом. К их же счастью — не сложилось. Эйлин, из воспоминаний Анны, вытягивает военные доклады, и ей ещё больше не по себе становится. Даже по такой старой информации очевидно — они не выстоят. Холодок пробирает, и сирена, на негнущихся ногах, выходит из зала совещаний. Ей нужно успокоиться.

Ноги сами приводят Эйлин к бывшей тюрьме русалок. Валуны разобраны, гвардейцев и в помине нет. Сирена снимает туфли, чулки и ступает в воду, дрожа от непривычной прохлады и мурашек. Входит по грудь в воду, платье развевается в разные стороны, корсет ещё больше утяжеляет тело. Невольная мысль: хотела бы утонуть, то запросто смогла бы. Истинные обличье окутывает Эйлин, и она уходит под воду, желая раствориться в ней и привезти в порядок мысли. Ей нужна холодная и ясная голова. Как же, оказывается, она скучала по плавнику и морской глубине.