Она сбилась со счета, сколько уже идут по лесам. По ощущению — несколько месяцев, но на самом деле каких-то десять дней. Шела сама сказала об этом во время последней остановки. Но от сказанных слов Эйлин легче никак не стало. По ее подсчетам и по сопоставлению подводного исчисления и человеческого у нее ожидается день рождения, от мысли о котором ее передергивает. Не верит, что прошел почти целый год с ее совершеннолетия по подводным меркам, что ей скоро исполнится двадцать один, что все это время прожила с людьми, от которых получила мало хорошего. С каждой пройденной милей сирена чувствует нарастающую тревогу и тяжесть в мыслях, от которых хочется убежать, забыться, повернуть обратно в Ноли. Но вместо этого Эйлин выдыхает, смотря на горящий огонь в темноте густого леса, пока Шела занимается освежеванием какой-то птицы или кролика. Сирена не спрашивает, чем они питаются, ей все равно. Но грустно, что эль графиня запрещает много пить. А сирене так хочется, ведь кажется, что только так сможет успокоить свою душу и мысли, и что идти дальше на север в опасное Королевство будет не так гнетуще.

«Как нас встретит Менсис?», «Как мы доберемся до острова?», «Что я буду делать, вернувшись домой?» — только часть мыслей сирены. Она не переставала думать, представлять разные варианты будущего, что каждый следующий казался еще более абсурдным и ужасным по сравнению с предыдущим. Продолжая смотреть на огонь, она не прекращала теребить кончики волос, ставшие очень жесткими и спутанными из-за красящего порошка и долгой дороги. Шела за весь путь пыталась заговорить с ней, но сирена не была настроена на разговоры, а если что-то и отвечала, то очень односложно и иногда невпопад. Она теряется в себе, не понимает, что чувствует, чего хочет. Желает просто лечь на землю, как каждую ночь во время их похода, и остаться лежать на долгое время. У Эйлин нет сил двигаться, что-то делать. Но она поднимается с сырой земли, касаясь мокрой травы, и идет за Шелой, прокладывающей путь в Менсис. Для Эйлин окружающий мир потерял значение, ей все равно на пролетающих птиц, на еду, на жесткую и холодную землю, ведь внутри у нее очень большой мир — мир мыслей и чувств — уже пережитых, возможных из недалекого будущего или чего-то абстрактного. За все время их путешествия, если его, конечно, можно так назвать, сирена потеряла опору в жизни, земля под ногами кажется шатающимся камнем, готовым упасть, а ее мысли с чувствами стали вязким болотом, которое все больше утягивает вниз, забирает весь воздух, не дают вздохнуть новый — и так по кругу. Эйлин хочет в море, но знает, что и там не будет спокойствия и умиротворения.

— Завтра днем мы будем уже на границе, — в своем непринужденно-спокойном тоне говорит Шела, насаживая выпотрошенную птицу на очищенную палку.

Сирена кивает, чувствуя, как вновь беспокойство окутывает ее, как сжимает горло, что невозможно сосредоточиться на прохладном ветерке, колышущем ее заплетенные волосы графиней, на теплом огне, пожирающим сухие ветки, на освеженной птице, от которой идет запах крови, мяса и внутренностей. Эти окружающие мелочи ее совершенно не заботят, не напрягают, хотя еще несколько месяцев назад, особенно, год назад, они были очень омерзительны и страшны. И она, сирена, морская королева, понять не может, это ее так сломал человеческий мир или же это она приспосабливается ко всему и ломается вместе с этим.

— Эйлин, — зовет ее графиня, наконец установив на конструкцию из деревянных палок жариться птицу, и поворачивается. — Чего ты боишься?

— Я не боюсь, — выговаривает тихим голосом сирена, упираясь взглядом на костер. «Насколько он обжигающий?» — размышляет.

— Тогда в чем дело?

— Не знаю.

Шела больше ничего не спрашивает. Они молча ужинают, а Эйлин с трудом чувствует жареное мясо, она не обращает внимание ни на прожилки, ни на обуглившуюся корочку. Только, уже лежа и смотря на усыпанное яркими точками небо, она находит в себе силы заговорить и хоть немного объяснить свои мысли и чувства.

— Я боюсь идти дальше, боюсь будущего. Мне сложно представить, что я буду делать в своем клане, чем я буду заниматься.

— Что ты имеешь в виду?

— Раньше я училась, плавала в одиночестве или поднималась на поверхность. А оказавшись снова в море, не представляю свое будущее. Даже новостей из подводного мира не знаю. Буду снова просто морской принцессой, старшей дочерью в семье или кем-то другим?

— Может, ты будешь помогать отцу в управлении кланом?

— Это вряд ли, — сначала качает головой, но все же дополняет свое действие и словами, догадавшись, что Шела не смотрит на нее: — Старший брат всю жизнь готовился к этой роли, а Дуфф всегда шел как дополнение к нему. Меня эти дела не касались. Но не это даже пугает.

— А что?

— Какова моя роль в этом мире? Или даже в двух мирах? Кем я хочу остаться в глазах следующих поколений?

— Не слишком ли ты переживаешь за мнение еще не родившихся людей и своих соклановцев?

— Не знаю, — на этом Эйлин и заканчивает. Ей сложно объяснить все, что накопилось, что рождается в голове, а потом напрягает.

— Знаешь, — спустя какое-то время вновь говорит Шела, — у меня не было подобных мыслей. Я всегда была чем-то занята. У меня были цели, которые я осуществляла, а потом поняла, что хочу делать. Может, и тебе стоит поискать свою цель или пока отдохнуть от человеческого мира, вернувшись в море? Ты многое пережила.

— Возможно.

Сирена закрывает глаза, но еще долго не может уснуть. Перед глазами очень много образов, воспоминаний — своих и Анны. Они сменяются друг за другом, не могут остановиться. Но Эйлин и не сильно сопротивляется. Решает, что пусть лучше они будут, чем гнетущие и сковывающие мысли. Только вот понять не может эти образы, проплывающие, как большая стая рыб, вырисовывающие чуть ли не сложные фигуры — действительно воспоминания или пресловутые сны. Они настолько реальны и правдоподобны, что ответ очевиден, но в то же время сирена чувствует жесткую землю под собой, остывающий костер, звуки ночных животных, чьи наименования не знает, слышит сопение Шелы, расположившейся по другую сторону от костра. Неожиданно всплывший образ первого дня Анны на суши, и ее пронзает уже привычная боль, давящая боль в груди, находящая выход в одиноко скатившейся слезинки. Эйлин не выдерживает и поднимается.

Вокруг — кромешная тьма, только тлеющий костер хоть немного проясняет видимость их лагеря. В остальном же — черная и завлекающая к себе темнота, в которую хочется окунуться и потеряться там, чтобы больше не переживать ни о чем и чтобы все, желательно, забыли о твоем существовании. Сирена едва сдерживает себя, чтобы не пойти туда. Она хочет уже подняться, почти встает, но мысль, что вот-вот вернется домой, приковывает ее обратно к земле. Несколько мгновений, и сирена все-таки засыпает под цепкий и хмурый взгляд графини, не позволявшая себе уснуть раньше королевы.

Шела оберегает чужой сон, чужую жизнь. Возможно, это впервые в жизни, когда ей хочется не быть просто свидетелем чужой трагедии. Она напрямую участвует в ней. Внутри нее борются две стороны, которые так и не могут определить победителя. Борьба ожесточенная, почти что насмерть. С победой одной, графиня полностью начнет полагаться на нее, вся ее жизнь будет строиться на этом. А проигравшая сторона будет до конца своих дней терзаться сомнениями, насмешками и чувством отвращения к себе и презрения. Девушку захватывает эта внутренняя борьба, она не дает ее уснуть, но Шела до последнего будет скрывать ее от морской принцессы. Это только ее личное дело, и она должна сама разобраться, что важнее. Нападающая сторона — собственная страна, к которой девушка испытывает искреннюю любовь, король, в чьих добрых помыслах не сомневается. Обороняющая же сторона — разочарование в несовершенстве своей стране и стремлении обезопасить от него важных и дорогих людей. Но пока борьба идет, графиня вне сомнений будет на стороне Эйлин, которая не преследует никаких политических целей, она просто хочет вернуться домой.

***

Струящийся дождь, доходящий сквозь массивные кроны деревьев, падает крупными каплями, застилает глаза бело-серой пеленой. Ветер с каждым своим порывом все норовит отбросить капюшон, а идти, опираясь на самодельную походную трость, становится все сложнее. Но две девушки, облаченные в темно-зеленые одеяния, идут вперед к неохраняемой границе двух Королевств, намереваясь проникнуть незаметно и совершить задуманное. Внимательный и устрашающий взгляд Шелы постоянно цепляется за деревья, тени и раскачивающиеся ветки и травинки, а на каждый звук ее голова поворачивается к источнику. Никогда не знаешь, кто может скрываться и прятаться. Будь то хищный зверь, решивший выйти на охоту, несмотря на дождь, то банда разбойников, желавших заполучить твое золото, серебро и какие-либо ценные предметы и убить тебя потом. Графиня напрягается с каждым приближением к границе, потому что эти места не населены никем, и в них может случиться все, что угодно, и никто не придет на помощь. А их «путешествие» идет слишком гладко, что невольно думаешь о какой-то засаде. Девушка в небольших перерывах от изучения обстановки и ориентации по маршруту поглядывает на Эйлин, которая смотрит на землю пустым взглядом. Не знай ее более полугода, Шела сочла бы, что та и вовсе сошла с ума, но в действительности все гораздо прозаичнее. Сирена бережет энергию и пытается хоть как-то забыться. Только вот выбранный метод еще больше вгоняет ее в тоску. Для графини все понятно и просто, но помочь она вряд ли сможет.

Жестокий и опасный человеческий мир, ломающий не принадлежащих к нему людей.

Дождь стихает к полудню, но редкие капли продолжают капать, а солнце даже не пытается выглянуть из-за туч, чтобы хоть как-то согреть землю. Вместо этого ветер разбрызгивает капли воды с травы на накидку и с ветвей деревьев в лицо. Шела в очередной раз оглядывает местность, понимая, что граница вот-вот за лесом, стоит только выйти в виднеющийся проход меж низко-опущенных ветвей. Она помогает Эйлин пройти заросли, там едва не цепляется волосами за листья. Небольшая поляна и одинокая каменная невысокая изгородь, простирающаяся в разные сторону куда-то дальше за горизонт. Девушки приближаются, а на душе у графини становится все не спокойнее, что она обнажает кинжал, а нож перекладывает поближе. Сирена ничего не говорит на это, но все же тоже достает нож. На всякий случай, решивший оказаться не таким уж простым случаем.

Стоит двум путницам перешагнуть за сломанную часть стены в Королевство Менсис, как толпа разбойников выбегают из-под укрытия, намереваясь нажиться, не ожидая, что две девушки без сопровождения могут оказаться не так просты. Шела ловко уворачивается от простых, но явно остро заточенных, ножей. Эйлин вторит графини, но ловкости ей все же не хватает. Ей сложно уследить за движениями противников, окружающих и нападающих со всех сторон. Практики-то было гораздо меньше. Мужчины в грязной и поношенной одежде с каждым промахом все больше звереют, их выпады становятся более агрессивными. Нескольких бандитов графиня пронзает своим кинжалов в шею, что кровь брызгает в разные стороны и заливает чужую одежду и ярко-зеленую траву.

— Вот патаскухы! — со кипящей внутри злостью выругивается один из мужчин и сразу же бросается на Шелу. Но та успевает и его положить на землю быстрым движением руки и тела.

— От прокаженного слышу, — слова слетают с ее губ с запыхавшимся дыханием.

Бой продолжается. Эйлин будто приходит в себя с начала сражения, она сразу же погружается в происходящее. Нескольких умудряется даже сильно ранить. Не насмерть. А жаль. Но на стонущих и корчащихся от боли у нее нет времени. По ощущению они вытанцовывают на границе долгий высокий танец*, но в действительности их бой длится не так долго. Только вот бандитов не уменьшаются, а будто их становится больше вместе с падающими телами. Графиня оказывается за спиной у сирены, ее грудь тяжело вздымается, и она проговаривает, запинаясь:

— Мы долго не протянем. Надо что-то придумать.

— Надо, — короткий ответ звучит за спиной Шелы. Сирена не успевает задуматься, как идея ей сразу же приходит в голову. Был же дождь. — Прикрой меня.

— Что и делаю все это время.

Эйлин глаза закатывает на высказывание подруги. Не отходит от нее ни на шаг, отбиваясь только от тех, кто решил зайти сзади и окружить их полностью. Ее движения становятся слабее, слегка с заминкой. Все внимание уходит на сотворение магии. Сирене сложно, она никогда в здравом уме не практиковала такую сильную магию. Разбойники полностью поглощаются графиней, не замечая, как резко становится холоднее, а трава покрывается изморозью. Воздух горит холодом, пробивающим все внутренности, но Эйлин не останавливается. Каждая капелька воды превращается в кристально чистый лед, отделяющейся от других, бывших, капель. Они заполняют все пространство — траву, капли на одежде, частички во влажном воздухе. Усилием рук каждая льдинка отделяется от своего прежнего места нахождения и поднимается в воздух, заставляя бандитов замереть на месте.

— Сейчас же почти лето, откуда тут снег? — спрашивает один, которого Шела поражает ножом в грудь.

Остальные отмирают, но действуют уже не так уверенно и постоянно оглядываются друг на друга. На их лицах читается замешательство и помутнение сознания от происходившего в реальности. Противоречие, сомнения, а потом и страх, что рядом с ними что-то нечеловеческое, инородное, необходимое уничтожить как можно скорее. Один из наемников выходит из оцепенения, его взгляд хищного зверя, оголодавшего по охоте, цепляется за темноволосую девушку, не обращающую внимания ни на что и опустившую оружие. Мужчина наблюдает за нею несколько секунд, медленно уходя из поля зрения рыжей охотницы. Быстрое движение, и его нож касается тела своей жертвы, рассекая одежду и окрашивая ее багровой кровью.

Боль пронзила ее тело. Удивленный взгляд. Убийство наемника рассеченным горлом. Эйлин смотрит на падающее тело с хлыстающей из раны кровью. Остальные наемники поражены не меньше, но какое-то мимолетное мгновение, и они нападают снова. Но сирена чувствует, как силы начинают покидать ее, а горячая кровь стекает по ее боку. Она вновь возвращает все внимание к замершим льдинкам, часть которых успела разбиться о землю. Только не важно это. Снежные кристаллы принимают форму острозаточенных лезвий и сразу же направляются на наемников, пронзая их мелкими, но опасными и глубокими ранами. Несколько мгновений, и все мужчины, нападающие на двух девушек, уже лежат на сырой земле, истекая кровью, пока лед в их телах медленно тает, скрывая способ смерти. К ним присоединяется и сирена.

Графиня бросается к подруге, удерживает ее от жесткого падения на разбившийся лед на земле. Не может найти слов, они застревают в горле, пока сирена широко распахнутыми глазами смотрит в темно-серое небо. Боль в боку Эйлин ощущается такой острой, что пронизывает все тело, а сознание пытается удержаться. Но мысли улетучиваются, а холод начинает окутывать ее. Морская принцесса наконец-то чувствует то самое умиротворение, которого ни разу не испытывала среди людей. А всего-то надо было напороться на острый нож, оставивший кровавый след на левом боку под ребрами. Нервный смешок вырывается.

— Эйлин... Эйлин... Эйлин, — сквозь шум ветра и собственное громко стучащее сердце слышит сирена.

— Кажется, я не попаду домой, — медленно проговаривает дрожащими губами.

— Попадешь, обязательно попадешь, — сиплым голосом отвечает графиня, смахивая горячие слезы обиды и злобы. — Мне только и надо, что залатать твою рану. Но этот дождь...

— Шела, — ее глаза устремляются на подругу, показавшую ей новую жизнь среди людей и оказавшаяся рядом в самый важный момент, — обещай, что похоронишь меня среди льдов. Ты точно придумаешь, как это сделать.

— Сегодня ты не умрешь! Слышишь? — восклицает, начиная расстегивать одежду, чтобы рассмотреть рану. К сожалению, серьезная, без наличия инструментов не залатать. — Только не засыпай! Не смей!

Эйлин слабо кивает, усмехаясь с упертости Шелы, пока та быстро собирает оружие и некоторые важные предметы от мертвых наемников. Графиня пытается собраться, но ей страшно, ее трясет мелкой дрожью. Она видала не одну смерть, сама убивала, но вот так просто проститься с той, кто особенная, кто должна мир изменить, у которой интересная судьба — не может. Мысленно дает себе обещание, что будет вечно рядом с сиреной, где бы та не оказалась в человеческом мире. Вернувшись к ней, обнаруживает ее неровно дышащую. Приводит Эйлин в сознание и осторожно, придерживая, уводит обратно на территорию Ноли в глухой лес. И именно к этому момент дождь начинается снова.

Сирена опирается спиной о большое дерево, кашляет, задыхаясь, пока графиня пытается поджечь размокшее от влаги ветки для костра. Злость окутывает Шелу еще больше, что отбрасывает хворост в сторону, зарываясь пальцами в волосы. Понимает — ей надо взять себя в руки, помочь раненой подруге, но как помочь, если все не на ее стороне, а кровь продолжает утекать, что сирена бледнеет все больше. У нее нет даже чистой и сухой ткани, чтобы перемотать рану. Что делать графиня не знает. Неожиданно в ее голове что-то всплывает, и она, приближаясь к Эйлин, спрашивает:

— Ты же можешь связаться с Леонардо?

— Что? — сонно проговаривает сирена, едва шевеля губами.

— Вы же родственные души или как там у вас. Ты можешь попробовать с ним связаться...

— Я не завершила ритуал, — с длинными паузами почти шепчет сирена. — Хотя...

В сознании Эйлин всплывают какие-то знания о связи соулмейтов, и ей начинает казаться, что можно подтвердить связь и без обряда. Невольно думает, а не бред ли это умирающего? Но решает попробовать. Собирает часть своих последних сил, думает о Леонардо, об обряде. Тонкая едва осязаемая ниточка вырывается из ее груди и движется куда-то вдаль. Она пронизывает пространство за считанные секунды, пока не находит того, к кому и стремилась. Сирена знает, что совершает ошибку, знает, что, подтвердив связь родственных душ, она будет связана с Леонардо до конца жизни. Но у нее нет сил сопротивляться предложениям Шелы. Та всегда знает, что делает. Ниточка достигает короля, вставшего с трона и желающего что-то сказать. Эйлин не знает причин, ей они и не важны. Ниточка проникает в грудь Леонардо, отчего тот хватается за одежду. Ниточка обвивает все внутри, не обращая внимания на кашель, на сдавленное дыхание и попытки раскрыть грудь мужчины. Знак. Песня сирены слабым звуком вырывается, она исходит потресканными губами, почти потерянным сознанием. Эйлин действует по своему наитию. Она вкладывает в песню маяк, а в их связывающую ниточку путь к ней. Последние силы на исходе. Слабая и дрожащая ладонь тянется к боку, и шепчет:

— Лед не должен растаять.

Под ошеломленный взгляд Шелы, сирена использует свои последние силы, чтобы заморозить рану и кровь. А потом теряет сознание.

  ***

Леонардо восседает на троне, слушая доклады уполномоченных людей Королевства. Заседание должно быть коротким, потому что ему нужно выдвигаться в Аурум, чтобы успеть к последним приготовлениям к похоронам Энрике Кастильо и к проведению уже самих похорон. Несколько дней назад он получил письмо от своей младшей сестры — Валенсии, в котором она рассказала, что произошло в Королевстве, но Леонардо уверен — все написанное — официальная версия. А то, что случилось в действительности, возможно узнать только от принцессы и временной правительницей Королевства Аурум до определения следующего короля. Ведь власть передается от отца к сыну. А он, Леонардо Кастильо, неофициально изменил такой порядок престолонаследия в своем Королевстве. Брачный договор — только исключительный случай, не претендующий на становление законом. Но он обязательно подумает об этом позже.

Кивок в сторону, соглашаясь с услышанным заключением от одного высокопоставленного человека. Мужчина слушает в пол-уха, он и так знает, что происходит в его Королевстве, и все это просто проходит через официальное мероприятие. Только чтобы показать, что король восседает на троне и на решении всех важных дел. А он, Леонардо, предпочитает решать все вопросы в зале совещаний, где не надо держать лицо, сохранять невозмутимость перед придворными, которые так любят посещать эти официальные встречи короля с высокопоставленными людьми.

Все мысли короля уходят вновь к сирене. Уже как десять дней он послал свои тайные отряды на разведку и поиск, но никаких новостей. Он боится и переживает за Эйлин, которой стоит пересечь границу с северным королевством, как она полностью окажется в опасности, у нее не будет возможности попросить помощи. А у той графини, что сопровождает ее, может и не получиться защитить сирену или оказаться рядом. Сложность доставляет и необходимость ехать в Аурум, чтобы показать народу, что он желает примирения с отцом и простил его за попытку начала войны. Снова быть праведным и мудрым королем. Леонардо устал от этого, устал решать вечные проблемы, переживать и думать. Он мечтает взять перерыв, но не может.

Кивок в знак окончания последнего донесения. Леонардо поднимается, собираясь озвучить свои распоряжения, как чувствует, нечто касается его груди, разрывает и пронизывает ее полностью. Он не удерживает равновесия и оседает на тронное кресло обратно, пока гвардейцы окружают его, а придворные зовут лекаря. Но вся эта суета меркнет на фоне того, что начинает происходить в его сердце и груди. Он слышит голос сирены, своей Эйлин, которую стремился найти, он понимает ее слова, она зовет его и указывает путь к себе. А боль в груди резко прекращается и на ее место приходит боль в левом боку под ребрами. Леонардо даже касается этого места пальцами, но не находит ничего. И осознание случившегося резко приходит в голову — только под угрозой смерти Эйлин могла обратиться к нему. Произошло нечто настолько ужасное, что страх перед ним показался ничем в сравнении. Туман в голове рассеивается, а фантомная боль в боку продолжает напоминать, когда взволнованный лекарь прибегает со всеми своими инструментами.

— Ваше Величество, что с вами?

— Объясню по дороге. Нам надо спешить, — Леонардо поднимается, смотрит на высокопоставленных людей, обращаясь к ним: — Вы знаете, что делать. Мой отъезд в Королевство Аурум откладывается, у меня появилось срочное дело.

Король уже направляется к выходу из тронного зала, как в него входит вдовствующая королева. Ее взлохмаченные волосы и покрасневшие щеки говорят о быстром беге по коридорам замка из ее башни. Рядом с ней через оказывается и Ронан, подоспевший сразу же после нее.

— Тебя отравили? — осматривает взглядом Сейлан внука.

— Нет, Эйлин сказала, где она.

— О чем ты? — не поверив, проговаривает Ронан Кин. — Как она...?

— Связь родственных душ, — догадывается вдовствующая королева.

— Она же ее не подтверждала, — с сомнением в своих же словах говорит тритон. Смотрит на Сейлан, но та только пустующим взглядом смотрит в стену, пока Леонардо бросает короткое: «позже расскажите, что имеете в виду». У русалки в голове тишь да гладь, словно штиль в море пленит одинокий парусный кораблик. Все подводные жители знают об исключительной возможности подтвердить связь родственных душ только в день своего рождения, а сегодня — не тот самый день. Сейлан помнит. Кажется, что это еще одна тайна Морской ведьмы, о которой вряд ли когда-нибудь узнаешь.

— Сейлан, — обращает на себя внимание Ронан русалки. — Разве это возможно?

Озвучивать мысль не надо. Оба понимают, что думают об одном и том же. Слишком уж сложный вопрос, ответить на который не так уж и легко.

— Я не знаю. В легендах, которые собраны Гвен, ничего про это нет.

— Лишь бы он ее живой привел, — озвучивает очередную и очевидную пугающую мысль бывший морской король и нынешний посредник между подводным и человеческим миром.

Прошло столько напряженных месяцев, столько времени. С каждым днем и следующим месяцем надежда на возвращение Эйлин в замок кажется мифом и сказкой. А тут такая новость! Ронан хоть и готов был похоронить дочь в пустом гробу, но эта мысль убивала его. Спать было тяжело. Ведь вину испытывал, купался в ней, начиная с пленения своей дочери. Но пока та была в замке, под присмотром Сейлан, тритон был уверен, что с Эйлин ничего не случится. А что за пределами замка — представить сложно и боязно.

— Леонардо всегда исполняет обещания. Он вернет ее, — подытоживает вдовствующая королева, наконец входя в тронный зал, где придворные и высокопоставленные лица ожидают ответа на поведение короля.

***

Королю с лекарем подготавливают лошадей и припасы, которые первый едва ли хочет брать, но передумывает. Леонардо не уверен точно, куда ему надо ехать. Он чувствует, в какую сторону. Ребра туго и ноюще болят, а сердце вырывает и хочет уже само достигнуть сирены, первее хозяина. Кажется, что оно тянулось к этой девушке все время, постоянно притягивало свои несуществующие руки, а он, Леонардо, игнорировал внутренние и истинные желания. Но теперь, клянется, будет рядом с Эйлин всегда, пока она сама не прогонит его, будет защищать ее ото всех.

Ворота замка открываются, и двое мужчин на лошадях галопом двигаются по дороге. Горожане города сразу же узнают Его Величество Леонардо Александра Кастильо и придворного лекаря. Для них не редкость, что король выезжает без сопровождающих его гвардейцев, но новость о смерти короля Энрике Кастильо и поездке Леонардо долетела даже в самые отдаленные деревушки Королевства, в этом нет сомнений. И поэтому глядя на галопом скачущего на север короля, горожане с пугающей тревогой во взглядах провожают стремительно отдаляющиеся фигуры. Приехал какой-то важный гость? Случилось что-то с армией или чем-то другим? Еще одна смерть? Ответов нет.

Король практически сразу же рассказывает лекарю о цели их поездки, на что тот только кивнул и не задавал вопросов. И как не просветить лекаря во все эти дела, если он уже полгода контролирует «беременность королевы»? Да и придворный лекарь тот, кто должен знать обо всем, и также тот, кто обязан хранить все королевские тайны. Любое лишнее слово — и вот ты уже зарыт в землю.

Изначально и было понятно, что путь к Эйлин будет долгий. За десять дней она с графиней Освальд уже могли дойти к границе Менсис, но Леонардо не ожидал, что эта странная связь приведет к небольшой деревушке буквально у границы. Несколько часов верхом, и вот соседнее Королевство. Они скакали шесть дней, меняя лошадей в домах знатных людей Королевства. Ему никто не смел отказать в замене лошадей и комнате на отдых и еду. Ведь королевская корона с витиеватым узором, одеяния короля и меч подтверждали его неоспоримый статус. Все эти шесть дней Леонардо боялся, что не успеет, что потеряет связь со своей сиреной, но чем ближе становилась маленькая деревушка, тем сильнее он чувствовал ее присутствие. Совершенно не важны были озирающиеся и боязливые взгляды жителей. В столь отдаленной местности никто не знал, как выглядит король. Только редкие описания его внешности доходили слухами и разговорами купцов. Но даже благодаря им сложно вообразить, как в действительности выглядит Его Величество.

Леонардо не обращает внимания на их взгляды, все его чувства и мысли сосредоточены на тонкой ниточке, что ведет его, и на сохранения спокойствия для жителей деревни, чтобы случайно не навлечь на себя их гнев. Не знает, что здесь за порядки, как относятся к посторонним, несмотря, что все они его подданные. Король останавливается у небольшого дома с покосившимися стенами, с сараем с жухлой и прошлогодней соломой. Хозяйка дома боязливо выглядывает из дома, озирается. На ее лице читается испуг, пробирающийся под самые внутренности и заставляющий цепляться хоть за что-нибудь.

— Ваша Милость.... Высочество... Нет... Сиятельство, — пытается вспомнить хоть что-то из обрывков чужих разговорах о знатных особах, но тучная женщина с грубыми руками сразу же спотыкается на собственное незнание.

— Опустим это, — отмахивается от лишних неумелых любезностей король.

— Что? — не понимает селянка.

— Где две одинокие девушки? Они где-то рядом.

— Какие девушки? — нервно смеется женщина, а ее блуждающий взгляд еще больше продолжает цепляться за соседей, от которых помощи не стоит и ждать. — Здесь никто не проходил. Это точно. Кто мог здесь приходить?

Леонардо только это еще не хватало. Его губы трогает усмешка. Вместо лишних слов он направляется к сараю, куда и ведёт его Эйлин. Селянка пытается его остановить, что-то кричит в спину, но лекарь останавливает ее жалкие попытки и идет следом. Скрипучая дверь открывается, и король видит и понимает все. Бессознательная и бледная сирена, лежащая в луже крови и на небольшом клочке стога сена, и графиня, тихо рыдающая над нею. Леонардо все это время представлял этот момент, как вновь встретит Эйлин, но сейчас все мысли из головы улетучиваются, нет смысла что-то еще представлять и думать о возможных вариациях. Все же и так понятно! Король тяжелыми ногами приближается к графине Освальд, кладет руку на ее плечо, заставляя девушку встрепенуться.

— Вы пришли! — не верит своим глазах Шела. С каждым днем ей казалось, что Эйлин не смогла позвать короля, что сирена так и умрет в богом забытой деревне от рук каких-то проходимцев. Но оказывается вот оно спасание.

— Что случилось?

— Пожалуйста, сначала спасите ее.

Лекарь присаживается рядом и открывает замороженную рану, на которую не знает, как реагировать.

— Вы же явно могли сами ее вылечить. Зачем...? — лекарь не успевает договорить, а его уже перебивает Шела:

— В других бы обстоятельствах — бесспорно, но в этих — определенно нет! Когда ее ранили, шел сильный дождь, вся одежда, ветки и трава промокли. Она потратила все свои силы на массовое убийство и запечатывание раны.

— Сколько прошло времени? — спрашивает лекарь, доставая все необходимые инструменты, под осторожный взгляд хозяйки дома.

— Какое еще массовое убийство? — вклинивается в разговор и Леонардо.

— Шесть дней. Она приходила в себя на несколько минут, замораживала кровь, пела короткую песню и снова засыпала.

— Что за массовое убийство, графиня...! — король начинает терять терпения, но и его Шела прерывает:

— Не при свидетелях! — и смотрит за его спину.

Леонардо приближается к женщине, коротко и тихо с ней разговаривает, на что та быстро начинает кивать и клясться, что никому ничего не расскажет. А потом лекарь просит селянку вскипятить воду и принести ее. Женщина не смеет перечить и быстро убегает.

— Шела, что произошло? — в очередной раз спрашивает Леонардо, пока лекарь начинает лечение раны.

Графиня некоторое время молчит, понимая, что не надо скрывать ничего от короля, и понимая, что это единственный шанс на спасение и спокойное возвращение в родные земли. Тем более времени у них теперь достаточно. Шела рассказывает медленно и размеренно, начинает с самого начала. Знает, что королю будет интересно и важно. А на вопрос о цвете волос Эйлин, графиня едва не смеется, говоря: «Какие же гвардейцы олухи, что из-за простого изменения цвета волос, они не могли распознать ее». Леонардо же не мог не посмеяться, ведь действительно ‒ это так глупо.

Горячую воду вскоре приносят, и лекарь чистой мокрой тканью разогревает лед, покрывающий всю рану. Эйлин даже просыпается, но продолжает сопротивляться. Она зовет Леонардо, кричит что-то на другом языке, пока король не опускается у ее головы, не завоевывая всем ее вниманием. Только после этого вспотевшая сирена перестает вырываться. Она что-то бормочет, явно бессвязное на другом языке и снова проваливается в бессознательное. Король не отходит от нее ни на минуту, а лекарь с помощью графини останавливают кровь. К их счастью, лезвие не затронуло внутренности, но рана оказалась чуть глубже, чем просто порез. Благо лед не дал проникнуть грязи внутрь и вытечь очень много крови, из-за чего сирена могла и не дождаться спасения. Лекарь постоянно поливает рану спиртным, что в сарае смешивается запах пота, алкоголя и крови. Ужасное сочетание, от которого хочется сразу же избавиться, но не в этот раз. Даже хозяйка дома перестает заглядывать в приоткрытую дверь.

Шела помогает зашивать рану лекарю, придерживает разрубленную кожу. Стежки аккуратные, они не дают крови вытечь. Еще одна чистая ткань прикладывается к ране и остается там под уже длинным и узким лоскутом, обхватывающий весь тонкий торс Эйлин. Лекарь отходит и начинает прибирать свои инструменты, пока графиня с королем осторожно одевают сирену в порванную и грязную одежду. Эти несколько часов каждому дались с трудом. Один переживал за любимую, молился за ее жизнь. А вторая — об исцелении. У каждого свои причины о возвращении Эйлин в сознательный мир, но бесспорно каждый желает этого. И слова между ними лишние. Размеренное дыхание раненой доказательство услышанных молитв и совместной работы.

— Ей нужен отдых, — возвращается лекарь в сарай с отмытыми от крови руками.

— Ее нужно доставить в замок, — парирует Леонардо. — А мне еще в Аурум ехать.

— Как вы представляете себе перевозить девушку без сознания с только что зашитой раной, Ваше Величество? — лекарю сложно было сдерживать весь свой гнев и негодование от безумной идеи короля, но он пытался. Шесть дней пути на лошадях сюда не так уж и сложно, но обратно — слишком нереально.

— Не знаю, — выдыхает король, проводя рукой по подстриженным волосам. Вспомнил об этом только из-за необходимости появиться перед высшим светом на похоронах отца.

— А зачем надо в Аурум? — спрашивает Шела.

— Мой отец с братом умерли.

— Вот это мы запутешествовались! — в удивлении восклицает графиня.

— Это уж точно, — усмехается Леонардо. — Есть предложения, как доставить Эйлин в замок?

— Либо телега, либо верхом, — пожимает плечами Шела.

— У нее рана! — едва не кричит лекарь. — Ей может стать хуже!

— Успокойтесь, — строго говорит девушка. — Вы же явно где-то останавливались, меняли лошадей. Уж точно в этих домах либо есть лекарь, либо нужные предметы. Будем делать остановки и проверять ее состояние и менять повязки. А чистую ткань по приказу Его Величества найдут.

— Тогда отправляемся, ‒ подытоживает Леонардо.

Графиня помогает королю усадить боком сирену на лошадь, позади которой взбирается Леонардо. Он крепко удерживает ее двумя руками с обеих сторон, периодически поддерживая одной. Шела же взбирается позади лекаря и не сводит глаз с Эйлин. Их возвращение идет чуть медленнее, скакать галопом не выходит, Леонардо боится повредить рану сирены, и лошадям сложно удерживать двух всадников на длинные расстояния. Они останавливаются в домах знатных людей, проживающих вдали от придворной жизни и занимающихся своими землями. Местная элита принимает короля и его «свиту» без лишних вопросов и препирательств, но неоднозначные взгляды на спящую девушку бросают. Им сложно определить, кем она приходится Его Величеству, раз сначала он ехал только с лекарем, а теперь и с неизвестной, и с графиней Освальд. И каждый подмечает всю их обеспокоенность над раненной особой, будто она не какая-то баронесса из другого Королевства, а какая-то важная персона. Как же они все-таки правы.

Последние сутки пути они практически не останавливаются, Эйлин все также пребывает без сознания, опираясь о плечо Леонардо. Восемь дней пути, за которые король не мог расслабиться ни на минуту, все переживал за сирену, у которой жар поднимался к ночи, а утром спадал. И вот, очередная ночь, они приближаются к замку, а от Эйлин снова исходит жар. У нее тяжелое дыхание, губы обветрились, которыми пытается что-то сказать, но не выходит. Король поглаживает ее по спутанным темным волосам, движутся уже медленно, чтобы не привлекать внимание под покровом ночи, что раскинулась над землей. Леонардо помнит, что было год назад, тогда он узнал об их связи с Эйлин Кин, и тогда она стала жить в замке, как невеста короля и будущая королева-консорт. Не верит даже, что прошло столько времени, кажется, что это был не год, а несколько лет назад. И ровно как год назад сирена вошла в замок к потемкам, так и сейчас возвращается в сумерках.

Гвардейцы без лишнего шума открывают ворота, пропуская короля с сопровождением. Не спрашивают о девушке, которую Его Величество несет на руках. Не их проблемы потому что. Не позволено спрашивать лишнего, особенно, что может принести беды. Леонардо поднимается с сиреной на руках в ее покои, где русалка-служанка продолжает притворяться беременной королевой. Все происходит без лишних слов в тишине. Служка вскакивает с кровати, хочет уже поменять постельное белье, но король одергивает ее. Сейчас это самое последнее дело, которое стоит сделать. Наблюдая, как король укладывает Эйлин и вместе с Шелой раздевает ее. Русалка понимает все без слов и в простой камизе убегает за чистой горячей водой, за вдовствующей королевой, за морским королем Гласиалиса, за фрейлинами настоящей королевы Эйлин Изабеллы Кастильо.

В ночной тишине слышатся только звуки каблуков, шуршание одежды. Яркая луна проникает в некоторые окна коридоров, освещая путь вместе с горящими факелами. Гвардейцы, стоящие на постах, провожают спешащих сонными взглядами. Им не привыкать видеть членов знати, занимающихся всякими вопросами ночью, а видеть их в ночных платьях и наспех накинутых халатах — не вызывает удивление и какую-то настороженность. Особенно, с отъезда короля в неизвестном направлении с лекарем. Скрип двери, раздающийся эхом по коридорам. Стук. Дверь закрылась. А дальше очередная тишина. И только в покоях Ее Величества Эйлин Кин начинает распространяться шум.

Вдовствующая королева подбегает самая первая к кровати. Она не сразу узнает сирену северного клана. Ее волосы не блестят, они темные, грязные и спутанные. Лицо Эйлин бледное, в царапинах и редкой грязи. И только по острым очертаниям, ставшими еще резкими, узнает в лежащей девушке сирену. Ронан Кин только мельком взглянул на дочь, сразу поняв, что это она, как сразу же отворачивается из-за наготы. Он не будет смотреть на свою дочь в таком виде. Фрейлины окружают кровать и вдовствующую королеву с двух сторон, пока лекарь вместе с незнакомой для них девушкой омывают тело морской принцессы.

— Что с ней произошло? — шепчет Оливия, стремясь оказаться близко к сирене, но боится даже притронуться к ней. Вдруг это все окажется иллюзией и всеобщей фантазией.

— Их поджидали на границе с Менсис, — устало проговаривает Леонардо. — Скорее всего, Вильям узнал о ее местонахождении и следил за нею через своих шпионов.

— Зачем? — удивляется Сейлан.

— Не знаю. Мне давно казалось странным интерес Вильяма и к Анне, и к Эйлин.

— Леонардо, что нам дальше делать? — слегка поворачивает голову тритон.

Король думает несколько секунд, но вдовствующая королева оказывается быстрее:

— Надо, чтобы Эйлин родила ребенка. А потом нужно объявить о его смерти. Как раз она сможет восстановиться.

— Какой к черту ребенок? — ко всеобщему удивлению вклинивается в разговор графиня Освальд. — Кто-то здесь видит беременную девушку? Или все забыли, сколько длится беременность?

— Не обязательно нужен ребенок, — спокойно отвечает вдовствующая королева, хотя осуждающий взгляд все же кидает на молодую девушку в грязной и запачканной засохшей кровью одежде. — Надо лишь изобразить роды. Приступай, — поворачивается к служанке, притворяющаяся все эти месяцы королевой Эйлин.

Ее запуганный взгляд скользит по каждому в покоях, но все же кивает и начинает кричать. У нее нет опыта в изображении родов, но по рассказам вдовствующей королевы пытается воспроизвести нечто похожее. Выходит слабо и слишком нереально, но спустя время ее игра становится более уверенной, а лекарь и остальные присутствующие помогают в имитации родов. Алая теплая вода подтверждает «роды», а полотна ткани с пятнами крови не противоречат легенде. Лекарь как раз меняет повязку на ране Эйлин и наносит мази, вновь обматывая чистой тканью. Шела с королем одевают на сирену чистое ночное платье. Наступает уже рассвет, когда служанка перестает притворяться роженицей, а король выходит из королевских покоев, у которых собрались придворные, чтобы хоть мимолетно углядеть процесс рождения первенца в королевской семье. Но их ожиданиям не суждено сбыться. Леонардо смотрит на собравшихся уставшим взглядом и тихо сиплым голосом проговаривает:

— Ребенок родился мертвым, а Ее Величество Эйлин Изабелла Кастильо уснула в изнеможении. Не тревожьте ее.

Король медленно пробирается в свои покои, чтобы привести себя в порядок, умыться и сменить одежду. Усталость пробивается, у него нет сил ехать в Аурум, но ему жизненно необходимо отправиться туда. Слышит стук в дверь, и после разрешения Эдмонд проходит в наспех застегнутой одежде.

— Значит, ты ее нашел?

— Нашел, — кивает Леонардо омывая тело и лицо прохладной водой из кувшина.

— Как она?

— Ранена. Ублюдок Вильям постарался.

— Ты уверен, что это его рук дело? — сомнение скользит во всей интонации молодого графа, наливающего в два бокала вино и передающего один королю.

— Уверен, — кивает. — Уже как несколько месяцев все представители Менсиса покинули двор, а в городе видели людей из Менсиса, поэтому я приказал за ними следить. Они либо интересовались, либо были рядом с графиней Шелой Освальд. А когда она с Эйлин покинули окрестности, то и люди Менсиса исчезли.

— Эта графиня случайно не та, кто живет за стенами города?

— Она, — кивает. — А ещё она вытащила стрелу из твоего плеча.

— Невозможно! — восклицает Эдмонд, едва не расплескивая вина. — Ты сейчас в Аурум?

— Да.

Эдмонд допивает вино и уходит, оставляя короля наедине со своими мыслями. Тот прикрывает глаза, надевает аби, собирает вещи на похороны и сразу же выходит из покоев. Карета все эти дни была готова и только ждала, когда Леонардо вернется из «странного» путешествия и отправится в южное государство. Он с удовольствием бы не ехал никуда, остался бы в замке и был бы рядом с Эйлин. Даже вернувшись с нею на руках все еще не верит, что нашел ее. Точнее, сирена позволила найти себя. Но это даже и не важно. Наконец-то, думает, боль и тоска в сердце прекратится, не будет переживать о ней. Только вот противный червячок, прогрызающий путь к сердцу в виде короля Вильяма Стюарта, не дает расслабиться в карете. Он острыми зубами хочет впиться в мягкую плоть, разорвать ее и забрать все самое ценное, что у Леонардо есть. Эйлин. Ему даже его корона не настолько уже важна, как безопасность сирены. Мог бы, с удовольствием бы променял ее на спокойствие. Только знает, она не примет такой жертвы, а он не готов жертвовать своим народом напрасно. Ведь от Вильяма Стюарта не знаешь, что ожидать. Порою кажется, что он сумасшедший, желающий захватить власть во всем мире, наплевав на законы и правила. Уверен, Вильям будет идти до своей цели до последнего, особенно, зная его нездоровый интерес как к покойной Анне Фрей, так и к Эйлин Кастильо. А он, Леонардо, как назло уезжает из замка, когда ситуация может стать еще опаснее и серьезнее. Предчувствует это. А червячок только подкрепляет его опасения.