Многие пытались сделать вид, что их жизнь идет самым обычным чередом. Они занимались своими привычными делами: пили, ели, подписывали бумаги, выходили на короткие прогулки в сад, занимались бытом и обсуждали окружающих их людей. Они упорно делали вид, что идущая война никаким образом не влияет на них. Но один резкий хлопок дверью, звук пары тяжелых каблуков с характерным лязгом оружия, и все разговоры затихали, а головы поворачивались на источник звука в напряженном ожидании. Никто не мог сказать, чего они ждали — то ли конца войны, то ли плохих вестей, то ли донесение о смерти близких. Они просто замирали в тревожном ожидании, боясь будущего, которое могло случиться вот-вот. Эйлин сама не могла противостоять этому. Любой звук металла, мужских сапог или стука двери, и все, она цепенеет и сглатывает пересохшим горлом. Знает, корабли рано или поздно должны вернуться. Или воины ее брата и других морских королей. Но вот это томящее и напряженное ожидание сводит с ума до боли в сжатых пальцах, до долгой задержки дыхания. Она не может сосредоточиться на делах, на карте региона, на обучении политики в человеческом мире, даже стрелы перестали попадать в центр мишени. Из-за этого волнения ее живот сводит болью, она переживает за корабли, за победу в войне с Вильямом, за общение с Селестиной, но не может поделиться с Леонардо. Какую-то часть он, вне сомнений, поймет, а другую — нет, а за третью начнет переживать еще сильнее. Не время. Хотя многие знатные дамы явно поспорили бы с ней.

— Ты должна понять, что у короля нет прав терзаться и уходить от проблем. Король должен делать все зависящее от него, как бы ему плохо не было, — сказал в один из дней Леонардо, когда объяснял Эйлин правила торговли в их регионе и в Ноли. В тот день сирена едва не упала в обморок от боли в животе. Уверена, Леонардо почувствовал, но списал все на переживания.

— Но я же не король, — кончик ее губ дрогнул в едва заметной усмешке, когда она опустилась в кресло. Эйлин не сводила глаза с короля, с того, кому все-таки решилась довериться, несмотря на прошлое. И она все еще не знает — правильно ли поступает. Хотя отступать уже давным-давно поздно.

— Ты лучше, — Леонардо наклонился к ее лицу, что между их губами осталось расстояния не больше дюйма. Его шепот мурашками прошелся по ее коже, а Эйлин едва ли не прикрыла глаза от удовольствия. — Ты — королева. А порой королевы берут на себя роль короля.

Тогда ей показались его слова самыми обычными, словно были сказаны ради уверенности и силы, но с каждым следующим днем, когда Эйлин вновь и вновь прокручивает их в голове — начинает думать, что Леонардо хотел сказать нечто большее, будто дать подсказку для будущего, но загадка пока упорно не хочет быть разгаданной. С Селестиной она не говорила об этом. Они еще не настолько близки, чтобы обсуждать нечто такое, что было сказано в очень личной обстановке. Даже если это касается будущего Королевства. Эйлин не уверена, каков будет итог их плана, раз боится даже вести тайную переписку с Селестиной, если того потребуется. Только вот выхода уже нет, и она все еще желает избавиться от Вильяма.

Хоть какой-то проблеск надежды проскальзывает в Ноли, когда из Королевства Делиджентиа приходит письмо от Ричарда Маутнера.

«Ваше Величество, Леонардо Александр Кастильо,

Ваше прошлое письмо с просьбой заметно заставило меня задуматься о реальном положении дел в нашем регионе. Мне бы хотелось их с Вами обсудить при личной встрече в особняке виконта Кресья, как вы и предлагали. 

Кажется, только недавно мы обсуждали наше сотрудничество в связи с конфликтом с Королевством Аурум, но вот положение дел изменилось, и карты в наших руках вновь перетасовали.

Хочу известить Вас, что сразу после отправления письма, я поеду в особняк. Буду ожидать Вас там.

С уважением,

Его Величество, Ричард Маутнер».

Леонардо долго ждать себя не заставляет. День сборов, скомканное прощание со встревоженной Эйлин, легкое касание ее губ, и король уезжает со внутреннего двора замка на границу Ноли в надежде на положительный ответ короля соседнего государства. Эйлин же не может перестать смотреть на удаляющуюся карету и уйти внутрь замка, хотя и промерзла вся. Ее руки осторожно опускаются на тянущий живот в попытке поверить, что все образуется. Она не может потерять Леонардо в этой войне.

— Пора бы ему уже сказать, — мимолетная фраза Селестины долетает до нее. Ей бы испугаться, но сил на это уже нет. Не важно, что с каждым прошедшим днем о ее положении могут догадаться. Эйлин ничего не отвечает графини Сокаль, не спрашивает, откуда та узнала. Она просто уходит внутрь замка, ощущая груз от еще одного томительного ожидания.

***

Холодные и бессонные дни встречают Леонардо по пути в земли виконта Кресья. Он даже не знает, удалось ли Ричарду спокойно добраться до особняка, не возникли ли трудности на границе, ведь посты гвардейцев все еще не пропускают никого без приглашения или разрешения и тщательно досматривают тех, у кого нет с собой бумаг. У Леонардо даже не было времени распорядиться об указе пропустить короля Королевства Делиджентиа, если потребуется. Единственное, о чем он может думать всю дорогу — об ответе Ричарда. Хочет верить, что тот не просто так согласился на встречу. Он готов к очередному сотрудничеству, а Леонардо готов на любые условия, лишь бы удалось выиграть войну с Вильямом и обезопасить Эйлин. Если он сам дьявол, то Стюарт — король ада под маской благодетеля, уничтожающий все вокруг себя. А защитить Эйлин ему надо. И не просто из-за того, что он ее уважает и проникся к ней. Не из-за того, что она королева Ноли или своего Гласиалиса. Не из-за того, что Эйлин согласилась родить ему ребенка. Он хочет и жаждет этого, как кружку прохладного эля в жаркий день. Он надеется, что у них получится хоть несколько лет прожить семьей после рождения ребенка. Тем более, Леонардо чувствует, что с Эйлин что-то происходит, она стала быстро уставать, он чувствует ее боль в животе, видит, какой задумчивой та стала. А времени становится очень мало. Ему хочется насладиться этой маленькой русалочкой столько, сколько она сама позволит, а с этой войной — совершенно не до этого.

Особняк Кресья встречает его глубокой ночью, только сонные слуги спешат к нему, чтобы достать его вещи и отвести в наспех подготовленные покои. Разбуженный от крепкого сна виконт встречает Его Величество уже в гостевых покоях. Его торопливо завязанный халат и хриплый голос выдают в нем нервозность. Явно не был готов к ночному визиту короля, даже если один уже прибыл. Леонардо позволяет виконту удалиться, пока раздает мелкие распоряжения слугам: умыться бы с дороги и поесть бы. Моросящий дождь начинает барабанить в мутные стекла, отчего чувствуется дыхание Самайна почти что в лицо. Скоро его время придет. Невольно вспоминает прошлый год, когда Анна нежилась в его постели и согласилась родить ребенка, представив его всему Королевству ребенком Эйлин. Как все было бы просто, если бы так тогда и произошло.

Утро наступает туманом, покрывающим всю землю, продолжаемым моросящим дождем, словно он и не останавливался ни на минуту. Леонардо с трудом разлепляет глаза, смотрит в окно и не желает вставать. Как давно он спал, сколько хотел? Не помнит. Просыпался ли он с Эйлин в одной постели одновременно? Не знает. Как бы он хотел встретить ее при других обстоятельствах, показать свою лучшую сторону, а не ту, которую хотел видеть его отец и общество. Но, увы, королю не позволено жить так хочется. Он обязан жить так, как надо. Прикрывает глаза, пытаясь считать, как себя чувствует Эйлин — та о чем-то переживает, и ее живот вновь болит. Отмечает, что сирену надо отправить к лекарю. А не захочет идти, взять на руки и отнести к нему, пока Эйлин будет кричать и требовать отпустить. Усмехается. Почему-то ему нравится представлять, как будет вести себя сирена в тех или иных ситуациях. И почему-то уверен, что поступи он так, то она не станет пытаться его убить.

Совещание начинается в зале празднеств, которое было щедро предоставлено виконтом Кресья. Сразу навевает воспоминания о той далекой весны, когда Бригита* только начинала свой путь. Хозяин особняка учтив и вежлив, хотя он то и дело бросает подозрительные и опасливые взгляды. А его супруга, виконтесса Кресья, обходится одними условными любезностями. Леонардо смеется про себя: а ведь действительно, как вся эта встреча выглядит со стороны — два короля собрались в особняке без свиты, без слуг, без предупреждения и собираются провести переговоры, что-то решить и также стремительно, как и прибыли, уехать. Уверен, переговоры не затянутся на целые дни, как было чуть больше полугода назад. Ричард раскладывает исписанные бумаги, Леонардо — чистые. Они разливают вино по кубкам и смотрят в ожидании, сев напротив друг друга.

— Давай опустим все формальности? — предлагает Леонардо, беря всю их встречу в свои руки. Такое поведению на переговорах королю недопустимо, но кто их осудит. Ричард без лишних слов кивает, и Леонардо продолжает: — Я попросил у тебя помощи и хочу узнать твой ответ.

— Я согласен, — спокойно отвечает Ричард, успевая увидеть легкое изумление на лице короля Ноли. — Но моя помощь будет ограничена моими условиями. Я заинтересован в сотрудничестве, если только мое Королевство не пострадает.

— Я этого ожидал, — без какой-либо злобы усмехается Леонардо, понимая прекрасно, что в его ситуации и ситуации в Ноли он будет согласен на почти все, что угодно. Не отдаст только свой трон, Эйлин, власть, землю, а на все остальное — без разницы. Хоть и понимает, насколько его мысли могут быть губительны для Королевства и подданных.

— Чтобы не затягивать наши переговоры, я подготовил перечень того, в чем Делиджентиа может оказать содействие и какие условия для этого, — Ричард протягивает исписанные бумаги. Он совершенно спокоен, в его поведении не читается ни надменности, ни превосходства. Абсолютное умиротворение и толика заинтересованности, словно Ричард пытается найти ответ на какой-то вопрос.

Леонардо же, неожиданно ощутивший сухость во рту, принимается читать условия от короля Делиджентиа. Сердце замирает, а потом совершает быстрый кульбит. Листки едва ли исписаны наполовину. На них даже слов не так уж и много. Только вот от смысла этих слов все трепещет внутри. Поверить не может в прочитанное — условия очень жесткие, но справедливые, по мнению Леонардо. Именно так должен вести себя благоразумный король, служащий на благо своему Королевству. Жаль, что он понял это так поздно, хотя и пытался не допустить такого промаха.

— Предоставить доступ к морю Кэрулум*, беспошлинную торговлю с Ноли и торговлю с Аурумом по снижению пошлины вдвое, — протягивает Леонардо. Его брови сдвигаются к переносице, а хмурый взгляд продолжает скользить по тексту Ричарда. — И все это ради предоставлении пяти тысяч воинов для генерального сражения. Я потерял в разы больше. И я не уверен, согласится ли Себастьян снижать пошлину на торговлю.

— Можем договориться, чтобы ты организовал нам встречу, а дальше я сам все сделаю, — пожимает плечами Ричард, откидываясь на спинку стула, чувствуя легкий триумф и победу. Чувство-то приятное, но такое нежеланное. — А что же до воинов...

— Я понимаю, — прерывает его Леонардо, кивая. Никто не захочет сражаться и идти на почти верную смерть за чужое Королевство и без какого-либо подкупа. Пять тысяч уже хоть что-то. — Давай обсудим, какие отряды и по сколько человек ты предоставишь.

***

Шела уехала из замка и даже из своего дома несколько недель назад, еще до того, как Леонардо отправил корабли в Менсис. Не ожидала, что будет втянута в дела Королевства настолько глубоко. Раньше никогда не рассчитывала на это. Обычная графиня, имея только жалкое название от своего статуса и землю. Уважение? Смешно. Деньги? Допустим. Но признание короля и посвящение ее в столь закрытые вопросы Королевства — слишком нереально. Она узнала о новом шаге Леонардо из донесений. Ей рассказал Эдмонд, в чьем поместье сейчас находится. Не хотела уезжать, но приказ короля не посмела нарушить. Тем более, ее помощь Королевству существенна. Вместе с Эдмондом Шела распределяет собранный урожай, часть отправляет на нужды двора, часть — военным отрядам Королевства. Со своей землей уже давно разобралась, практически сразу после ритуала, не без помощи крестьян и горожан, конечно же, и почти все направила в замок. Отдала только заслуженную часть тем, кто работал на ее полях. Ей все равно, что до следующего года остается без собственного урожая. Это не имеет значения. Особенно тогда, когда любая помощь от аристократов и всех других сословий нужна Ноли. А своим волкам дала полную свободу — они могут приходить и уходить когда угодно через скрытуют от посторонних глаз дверь.

Эдмонд же занимается подготовкой воинов и отрядов для генерального сражения. Когда только начались военные действия, герцог Шарби предоставил людей, но сейчас нужны более опытные, выносливые мужчины, которые смогли бы совершить последний рывок для победы. Увы, людей не хватает, и Эдмонд занялся подготовкой тех, кто сам захотел войти в состав войск, кого господы заставили присоединиться. Он собрал несколько тысяч людей, в том числе, и из числа подданных своего отца — герцога Шарби-старшего. Шела не раз наблюдала, как Эдмонд тренировал новобранцев, как каждый вечер он приходил в гостиную измотанным и был в состоянии прожевать несколько кусков теленка и выпить несколько бокалов вина, погрузившись в размышления. Каждый вечер Шела находилась рядом с герцогом. В первые дни она порывалась оставить его одного, дать пространство в его же особняке, но уже через день Эдмонд остановил ее словами: «Не уходи». И она осталась. Что-то в его уставшем голосе заставило ее вернуться и просидеть перед камином на втором канапе до поздней ночи, пока мужчина не решил отправиться спать, пошатываясь. С тех пор, она каждый вечер проводит наедине с Эдмондом, глядя в огонь и думая о своем.

Изначально Шела предполагала, что эта поездка окажется кошмаром, что ей будут надоедать, мешать и порываться устроить дуэль. В действительности же все оказалось совершенно по-другому. Эдмонд целыми днями был занят в поле тренировками, выезжал по своим владениям, пытаясь призвать еще кого-нибудь в войска для генерального сражения. Иногда и сама Шела выезжала за пределы особняка, ведь полей достаточно во владениях герцога Шарби-младшего. Но свою работу она закончила быстро, а Эдмонд — нет. Могла бы уехать обратно, но что-то заставляет ее не делать этого. Несколько раз порывалась собрать вещи, сказать о своем намерении, приказать подготовить карету и покинуть владения графа Шарби, но каждый раз, видя состояние Эдмонда поздним холодным вечером, весь ее запал растворялся. Кажется, будто кто-то или что-то намеренно шепчет на ухо не уезжать, и она не может воспротивиться. Хочется порой спуститься в гостиную из покоев и просидеть несколько часов в тишине, разглядывая языки пламени.

— Сразимся? — раздается охрипший голос Эдмонда. Произнесенное слово моментально гремит эхом в большой гостиной, отчего Шела вздрагивает и нехотя отворачивается от огня. Мужчина, сидящий на длинном канапе с пустым кубком, не смотрит на нее, его глаза все также прикованы к камину. Свет от пламени отражается в его зрачках, заполняя имеющую пустоту.

— Разве не слишком поздно? — пытается немного остудить неожиданный порыв Эдмонда. Шела понимает, что браться за мечи не то, что поздно, опасно — света от камина недостаточно, свечей не хватит, во дворе особняка даже факелы не помогут, а выпитое вино может все усугубить в разы.

— Я соскучился по твоей технике, — отрешенно проговаривает Эдмонд, наконец отводя глаза от огня. Он заглядывает прямиком в душу Шелы, словно пытается сказать нечто важное, но графиня не понимает. Не хочет понимать и разбираться в своих чувствах. Она не может позволить им возыметь вверх над ней, над ее разумом. Зря что ли так долго скрывала свое нутро и выковала себя из боли, ненависти и сточной ямы прошлого? Нет. Она не позволит, хотя чувствует, как ее завеса ломается и падает с каждым днем, проведенным с Эдмондом.

— Если после моего парирования ты упадешь, мы сразу закончим, — вместо отказа проговаривает Шела, сдаваясь. Она проиграла битву, но не войну. Убеждает себя, что в будущем сможет избавиться от чувств, что сейчас такое время. Ошибается.

Довольная улыбка расплывается на лице Эдмонда, а играющие тени на его лице рисуют складки, сменяющие друг друга за короткое время. Слегка пошатываясь, он поднимается и бредет к стойке с оружием. Шелу уже не удивляет, что в его особняке мечи, луки, булавы, копья и всевозможные ножи находятся в каждой комнате на самом видном месте. Подумать бы, что он боится нападения, но ему просто нравится собирать оружие и демонстрировать. Эдмонд сам рассказал Шеле по приезде. Мужчина выбирает себе меч, даже не оценивая его вес, а девушке самой позволяет выбрать клинок. Она же с удовольствием примеряет каждый по руке, оценивает вес, баланс, пока не останавливает выбор на мече с резной ручкой, покрытой серебром, и с крепким основанием и острым наконечником. Не сомневается, что каждое оружие в доме герцога Шарби заточено и отполировано по всем правилам. Тут же усмехается от пробежавшей мысли: «Не захотела бы я быть на месте вора».

— Вместо смешков, нападай лучше! — продолжает улыбаться Эдмонд, отходя к противоположной стене от стойки с оружием. — У тебя все шансы одолеть меня.

— Зачем тебе это? — все же делает первый выпад, который моментально блокируют и парируют, отчего Шела отходит на несколько шагов назад с изумленными глазами, не веря в произошедшее.

— Мне скучно, и я пьян, — смеется и тоже нападет, пытаясь задеть лезвием Шелу по руке, но та уворачивается чуть ли не в самый последний момент. Было бы печально заканчивать поединок так рано.

— Как ты еще на ногах стоишь? — шагами, напоминающие танец из неизведанных стран с юга и востока, она обходит Эдмонда, продолжая сыпать его атаками, которые очень удачно отбиваются.

— С Божьей помощью, — издает смешок, парируя сильный и неожиданный удар Шелы. Азарт полностью захватывает его, он едва ли дает проясниться сознанию после выпитого, а тело ощущает каждое чувство и каждое движение в несколько раз слабее. Оттого или нет, Эдмонд стремительными ударами приближается к Шеле, не дает ей выдохнуть и перевести внимание на окружающую обстановку, чтобы она смогла увидеть и догадаться, что он сейчас собирается сделать. Выпад, атака, Шела блокирует его меч и уходит разворотом, теряя Эдмонда из виду, чем он и пользуется. Одним шагом оказывается за спиной графини и тут же подставляет меч к ее горлу, отождествляя, что Шела проиграла поединок. Тяжело дышащая девушка не сразу осознает, что успело произойти буквально за несколько секунд. Ее голова поворачивается, взгляд упирается на руку, держащую массивный меч.

— Ты выиграл, — шепчет, потому что на большее не способна. Голос не слушается ее то ли от их сражения, то ли от вспыхнувшего смущения и необъяснимого оцепенения.

— Даже будучи пьяным, — произносит и так очевидную истину Эдмонд.

Его грубый голос ласкает чужой слух, отчего кожа покрывается мурашками, словно ее окунули сначала в холодную воду, а затем — в горячую. А стоит Эдмонду зарыться носом в волосы Шелы, как дыхание у нее останавливается. Одновременно хочется убежать, спрятаться, развернуться и... Что делать дальше, пока не представляет. Знает, что и как происходит, но не уверена, чего хочет, не может разобраться со своими мыслями, чувствами и найти что-то не такое категоричное.

— Ты меня поражаешь, — продолжает шептать Эдмонд, отводя меч и выпуская из рук, не обращая внимания на падающий клинок на пол громким лязгом. Шела пугается, хочет отодвинуться, но горячие руки герцога, опустившиеся на ее плечи, не позволяют сдвинуться с места. — Такая смелая и сильная. Такая обычная, но в то же время уникальная. Почему мы не встретились раньше?

— Я скрывалась и не привлекала внимание к себе, — отзывается тихим голосом. Она с шумом дышит, едва ли не дрожит. Боится то ли себя, то ли того, что он может сделать. Не раз видела.

— Ты сводишь меня с ума, — мужское разгоряченное дыхание касается ее уха, и Шела с трудом удерживает себя, чтобы не поддаться назад и не оказаться полностью в руках Эдмонда. Как же ей этого все-таки хочется. — Я всегда думал, что это обойдет меня стороной. Но я надеялся, что когда-нибудь оно случится.

— Зачем тебе я? — здравомыслие все-таки побеждает, и Шела разворачивается, упираясь взглядом в шею мужчины. Не надо было. Его запах манит ее. Смесь кожи, металла и свежего осеннего воздуха окутывает ее. Он дурманит, порождает тайные и запретные желания. И еще немного, и она позволит им. С трудом берет их под контроль, не переставая сильно вдыхать запах. — Ты нравишься многим аристократкам, они только о тебе и говорят на своих сборищах, многие хотят стать твоей женой.

— Они хотят мою власть, мои деньги, но сами ничего предложить не могут, — Эдмонд наклоняется еще ниже, между их губами остается всего ничего, но оба не переходят границу, держатся из последних сил. Одно небольшое движение, и грань будет пересечена, неизбежное свершится, и им придется с этим что-то делать. — Они мало что из себя представляют. Делают то, что от них ждут, живут по чужим правилам.

— А ты хочешь, чтобы тебе перечили?

— Я хочу быть с той, кто сама что-то делает, ценит свою жизнь, имеет свое мнение и умеет сама распоряжаться землей, деньгами.

— Неожиданно слышать от тебя такое, — улыбается и поднимает глаза на Эдмонда, в которых алкоголь смешался с обожанием, страсть с трепетом. Немыслимое сочетание, который изумляет и завораживает, что Шеле хочется пересечь границу, поддаться соблазну. Ведь никто не узнает, никто не осудит, а если и да — то какая разница? Ей не впервой.

— Не обращай внимания, — качает головой и отодвигается, а на лице сожаление расплывается. Не позволит себе такое отношение к небезразличной девушке. Ее честь — все для него. Даже если только он посягнет на ее достоинство. А если что-то и было до него — Эдмонд не хочет показаться безнравственным ублюдком.— Уже поздно. Я пойду.

***

Месяц проходит в ожидании кораблей из Менсиса. От них все еще нет никаких вестей, а динайсайдьён будто и не отправлялись вовсе с ними и не могут сообщить о результате битвы. Эйлин думается, что можно было хоть кого-нибудь отправить, чтобы им понимать дальнейшие шансы. Хотя и так очевидно, что остается рассчитывать только на сговор с Селестиной. Их тайное сотрудничество продолжает набирать обороты, особенно, многое они подготовили, когда Леонардо уезжал на встречу с Ричардом. Она с графиней Сокаль могла спокойно находиться в покоях и совершенствовать технику шифров и тайных посланий, которое должно пригодиться в недалеком будущем. По возвращении Леонардо в замок, их встречи вновь стали ограничены оружейной и «чтением трактатов». Как же она устала от них. Все ждет того момента, когда война закончится, и ей не придется больше читать нудные тексты «видных умов Королевства», в которых больше желчи и ненависти, чем чего-то стоящего. Или Селестина намеренно отбирает такие тексты?

Чем ближе становится Самайн, тем больше Эйлин вспоминает события прошедших дней. Все еще тяжело. Приходит к выводу, что древний праздник не понаслышке знаменует переход к темному времени, к высвобождению злых духов. Увы, в прошлогодних событиях виноваты не духи, а всего лишь она сама, и ей с этим жить. После возвращения из поместья виконта Кресья Леонардо вновь отдалился, перестал посвящать Эйлин в дела Королевства. Даже о положениях подписанного соглашения с Королевством Делиджентия она узнала от Селестины, которая каким-то образом добыла эту информацию. В тот день та только посмеялась и сказала, что учится вести теневую игру на политической арене. Обдумывая положения, на которые Леонардо согласился, Эйлин чувствует холодок на коже. И нет, он не от ветра или стен замка. Нет сомнений, раз король подписался на очень жесткие условия, значит, все очень плохо. Хотела бы поговорить с ним, но он сторонится ее, возвращается в покои поздно ночью и уходит рано утром. И Эйлин принимает позицию Леонардо, хоть и не одобряет ее в полной мере.

Ожидание продолжает съедать жителей замка, и каждый день хуже предыдущего. Даже приближающийся праздник не сглаживает ситуацию. Кое-где слышны перешептывания о проклятии, о напасти, о наказании, посланного Богом. Эйлин слышит их по несколько раз на дню, в гвидди не протолкнуться, и молитвы разносятся не только в закрытых комнатах. Усмехаетея на их поведение. Никакие злые силы или наказания тут ни при чем — все дело в чужой алчности, злобы и тщеславии. Выносить все это сирене крайне трудно, ей хочет сбежать, уйти из замка на день или меньше, но не может. В море выплыла бы с удовольствием, но погода слишком холодна, а в человеческом теле она не сможет снять одежду и войти в воду. Год назад не побоялась бы, но сейчас слишком рискованно. И Шелы нет, чтобы с ней уйти на охоту какую-нибудь. А без нее Эйлин запрещено покидать замок. Небезопасно, да и озлобленные горожане с крестьянами все еще приходят к воротам.

Проснуться не успевает, когда ее взгляд натыкается на фигуру Леонардо, стоящего у окна и смотрящего сквозь него. Непонятно даже, что он пытается разглядеть. Мужчина встревожен и задумчив, но руки и взгляд говорят об обратном — он собран и готов к новым испытаниям. И только Эйлин знает, что на самом деле чувствует Леонардо. Его пальцы крепко держат корону, ровную спину покрывает камиза, что легко можно рассмотреть его мышцы и фигуру. Есть в них что-то привлекательное.

— Надо назначить дату генерального сражения, — вдруг говорит, не отрываясь от едва заметного горизонта за пределами замка. Сон как рукой снимает. От столь неожиданной новости тяжесть в животе удерживает Эйлин от резких движений. С каждым днем он больше становится.

— Корабли приплыли? — спрашивает и медленно садится, укрываясь одеялом, желая хоть немного скрыть свое положение. Кажется, что Леонардо может запретить приходить ей в его покои, ведь религия не позволяет супругам, зачавшим плод, заниматься любовными утехами.

— Нет, — все тот же ровный голос раздается. — Вильям прислал письмо, — тихая ухмылка, скользящая пренебрежением и тихой ненавистью. — Он хвалит мою атаку, пишет, что я застал его врасплох. Но из его уст звучит так, будто он просто хвалит нелюбимого ребенка. Ублюдок!

— Он не написал, кто выиграл? — Эйлин подходит к Леонардо, пытается заглянуть в его глаза, но он не поворачивается, продолжает смотреть в окно. Она обнимает его за шею, вынуждая взглянуть на себя. Лучше бы не делала. От всепоглощающей ненависти холод пробивает до костей. Хочется сразу отвернуться, но уже поздно — Леонардо обнимает Эйлин и притягивает к своей груди.

— Нет, но, думаю, ждать осталось недолго.

***

Все утро перед празднованием Самайна Оливия докучала Эйлин, не покидала ее покои, перебирала одежду и радостно делилась мыслями. От такой неугомонной подруги Эйлин хотела уйти куда-нибудь, где ее никто не достанет. В другие дни она была бы рада провести время с подругой, которая большую часть времени управляла делами замка и передавала распоряжения Его Величества отцу, но в этот день Эйлин совершенно не настроена на празднование древнего праздника и на общение. Утром ее вырвало и теперь весь день ощущает головокружение и тошноту. «Еще немного», — убеждает себя. И молится каждый день о скором прибытии генералов и кораблей.

— Тебе совершенно не интересно? — вдруг спрашивает Оливия, присаживаясь на кровать, не обращая внимания на разложенную в хаотичном порядке платья.

— Не сегодня, — качает головой Эйлин, глядя на подругу через зеркало. У той пронзительные голубые глаза кишат неким подозрением. Понять пытается. Между ними тайн много, они отдались. Делают вид, что они такие, как и прежде. Но «как прежде» уже не будет.

— Жаль, — с грустью вздыхает Оливия, оглядывая беспорядок, который сама и натворила. Ее пальцы медленно проходятся по чужим платьям, разглаживают ткань, а поникшие плечи добавляют несколько лет девушке. Эйлин почувствовала бы вину за свою безучастность, но смысла нет. Слова сказаны, их не вернуть и никак не сгладить.

Не успевает вновь уйти в свои размышления, как дверь резким звуком открывается, и Леонардо влетает, едва не сметая все на своем пути. От его появления Оливия подпрыгивает, хватаясь за грудь, а у Эйлин дыхание останавливается, и сердце замирает. Вот оно. У Леонардо глаза горят, почти кровью наливаются, а сжатые и растянутые губы делают его похожим на дьявола. В нем ярость, триумф и возбуждение смешиваются в густую адскую смесь. Возможно пойло отдает привкусом крови и пота. Эйлин проверять не хочет. Страх и отвращение сгущаются. Так и хочется уйти и спрятаться, но не может. Леонардо уже рядом стоит, он хватает ее за плечи и наклоняется.

— Генералы прибыли, — блаженно шепчет в чужие губы. Тяжелое дыхание доносится, а нутро Эйлин стягивается в петлю. Невольно прикрывает глаза от удовольствия и облегчения. Уже скоро. — И корабли видели в нескольких дней пути отсюда.

— Когда объявишь день генерального сражения?

— Именно поэтому я и пришел за тобой, — улыбается и невесомо касается талии Эйлин. — Пойдем.

Мужская ладонь соскальзывает с талии и касается женских пальцев, мягко сжимая их. Мимолетный взгляд на смущенную Оливию, и Леонардо уводит Эйлин из покоев, намереваясь провести очередное собрание, на котором наконец-то будет решено, о чем так долго говорили. Генералы уже собрались, ждут своего короля и свою королеву. Он мог бы послать Джона за Эйлин, но решил сам ее пригласить. Ведь на столь важном обсуждении сирена не просто должна присутствовать, она должна быть неотъемлемой частью. Все это из-за нее и для нее. И Леонардо уже давно принял решение. Во что бы то ни стало защитит Эйлин и преподнесет безопасное и целостное Королевство Ноли к ее ногам. Верит, что Самайн откроет им ворота в новую жизнь. Надеется, что в лучшую.

— Господа, — только начинает свою речь Его Величество, восседая в центре стола и глядя на собравшихся генералов, как массивную дверь открывает запыхавшийся Джон. Неужели ему нравится так прерывать своего господина?

— Ваше Величество! — на ходу выкрикивает паренек. Отдышаться не успевает, как продолжает: — Известие от адмирала. Морская кампания закончилась нашей победой, порт Менсиса разгромлен вместе со всеми его кораблями.

— Прям со всеми? — приподнимает бровь Леонардо, не скрывая своего ликования от хорошей новости. Хоть что-то уже начало получаться.

— Не... Не могу знать, Ваше… Ваше Величество, — тушуется Джон, опуская глаза вниз. Его и так раскрасневшееся лицо окрашивается в пунцовый. — В известии... В известии не было... — не может подобрать слов, заикается, и глаза не смеет поднять.

— Расслабься, Джон, — посмеивается Леонардо. Эйлин видит, как его забавляет поведение оруженосца, но в подначивании верного слуги королем нет ни тени глумления и попытки показать превосходство. И ей это нравится. — Твои вести хороший признак, особенно, в рамках нашего собрания, — Леонардо обращается уже к генералам, которые готовы приняться за новое дело. — Я хочу объявить, что генеральное сражение будет через месяц. За это время нам надо будет подтянуть все имеющиеся силы к территории близ бывшего поместья графини Анны Фрей. Также надо будет помочь переправить армию Ричарда Маутнера к выбранному месту. Объявляю, что война с Королевством Менсис закончится через месяц, каков бы итог не был.

А у Эйлин от слов Леонардо все нутро вновь сжимается. Месяц. Так много и так мало времени одновременно. Она с Селестиной не успела подготовить все необходимое. А еще, думает, что скрывать вторую тайну от короля ей может и не удастся. Пора бы порадовать короля радостной новостью, но не представляет — уместно ли. Пока Эйлин размышляет, Леонардо успевает переключиться на разработку стратегии сражения, где и какие отряды будут располагаться, еще раз просматривает местность на карте. Она пытается слушать и вникать, но чувствует, как время ускоряется, как сжимается петлей вокруг нее и давит, не позволяя дышать. Толстая веревка с каждым вдохом делает оборот вокруг тела, отчего хочется выйти на свежий воздух. Только вот нельзя, и Эйлин надо исполнять роль королевы надлежащим образом. Как же утомительна жизнь среди людей. Грудь тяжело вздымается, корсет давит сильнее обычного, а голова кружиться начинает. Похоже на опьянение, но с ясным рассудком. Правда, и он начинает подводить.

Она падает в пропасть, ощущает, как земля уходит из-под ног, как голова тяжелеет, как теряет связь с реальностью. А дальше перестает понимать что-либо. Ей хорошо становится, безмятежно, будто плывет по течениям морской глади, а перед глазами бескрайнее чистое небо. Утонуть бы в нем, но не может. Хочется просто наслаждаться. Легкость. Свобода. Спокойствие. Так себя ощущает Эйлин. Не знает, где находится, почему с ней это происходит. Знает одно — она совершенно не желает покидать это место, будь хоть оно потусторонним миром. Но кто-то настойчиво хочет, чтобы она вернулась куда-то. А куда? Вопрос эхом раздается, он будто звенит и причиняет головную боль. Неужели так себя чувствуют люди? Люди? Кто это? А я кто? Обрывки воспоминаний проскальзывают яркими вспышками, и ей еще сильнее не хочется возвращаться куда-то. Молит о свободе, о легкости и спокойствии. Но молитвы ее никто не слышит, кроме нее самой. Слова смешиваются, повторяются вновь и вновь, пока Эйлин не кричит от нескончаемой боли в голове, и что-то не выталкивает ее.

— Она очнулась, — слышит какой-то старческий спокойный голос. — Сегодняшний вечер ей лучше провести в покоях. Ваше Величество, вы можете идти. Я понаблюдаю за ней.

Эйлин пытается понять, что успело произойти, и где она все-таки находится. Мысли о реальности и сном перемешались, а голову продолжают держать в тисках. Она приподнимается, как дверь закрывается. Невозмутимый лекарь складывает микстуры, протирает руки и баночки. Он спокойно заканчивает со своими делами и присаживается на край ее постели с теплой улыбкой и искрящимися глазами.

— Знаешь, тебе повезло, — как ни в чем не бывало проговаривает мужчина, но смешок все же не сдерживает. — Ты не дышала некоторое время, Леонардо места себе не находил.

— Из-за чего это произошло? — охрипшим голосом спрашивает, хватаясь рукой за горло. В него будто песок насыпали.

— Воздуха было мало, — пожимает плечами лекарь и по-отцовски похлопывает тыльную сторону ладони Эйлин. — Леонардо переживал бы сильнее, если бы знал о бремени. Почему ты не говорила?

— Война, — в силах только произнести. Больше не может. Голос не поддается, а горло огнем жжет.

— Война всегда была и будет, — с почтением и тяжелым вздохом поднимается лекарь, подходя к своим снадобьям. — Но она не причина лишать себя маленьких минут счастья, — он наливает что-то в бокал и протягивает Эйлин, которая тут же хватается за кубок, будто не питье там, а что-то более ценное и важное — то, что спасет все Королевство и решит все проблемы. Напиток горький, вязкий, но она выпивает все. — Мой тебе совет: расскажи как можно скорее, пока не стало поздно. По моим домыслам ты освободишься от бремени через полгода. Отдыхай.

С этими словами лекарь еще раз по-доброму улыбается и выходит из королевских покоев, оставляя Эйлин в одиночестве. Даже служанки нет. Думает, она где-нибудь снаружи. Сирена складывает руки на согнутые колени и задумывается о словах лекаря. В них есть смысл, особенно, когда времени действительно осталось не так много. Месяц. Так мало, и так много. И она не имеет ни малейшего представления, что будет делать дальше.