«Силсай не будет так благосклонен к своему брату, как я» — слова Ваярона эхом отбиваются от сознания. Соршан закрывает глаза, видя перед ними кровавую пелену, и лишь единственный долг удерживает его сознание от стремительного и долгого падения в бездну безумия, из которой нет пути обратно.

       «Силсай не будет так благосклонен к твоему ребёнку, как я, Соршан» — вот истинный смысл, скрывающийся в тенях, который Ваярон не озвучивает, но подразумевает. Последователь Эребоса, его верный и преданный ученик, как и учитель, несёт лишь хаос и беспокойство, реки крови и тень смерти. Ничто и никто не способен остановить его перед достижением его цели, и Менан в ней — главная преграда.

       Вместе с Менаном же и всё то, чем принц особенно дорожил. Все те, кого он любил.

       Соршан знает: у него не было шансов. Особенно сейчас, когда он был слаб и наделён той милостью, что не характерна мужчинам. У Менана не было шансов спастись, смерть в любом случае дышала ему в затылок, и это был лишь вопрос времени, когда и как она настигла бы его.

       Разумеется Ваярон понимал это. Как и понимал, что Соршану тоже известна эта жестокая истина.

       Он ухмыляется жёстко, и Соршан давит гнев внутри себя. Безумец ликует, чувствует себя триумфатором и победителем. Рассчитывает на то, что Соршан, сломленный и уставший, последует чужому плану и собственными руками отнимет не одну родную жизнь.

       Ведь никому не нужна династия, вышедшая из чрева убитого принца, верно?

       Верно — Соршан соглашается. Их с Менаном дочери не нужно бремя власти и вечная опасность, висящая над ней невидимым клинком. Их дочь заслуживает лучшей судьбы, чем судьбы её несчастных родителей. Их дочь заслуживает счастья и беззаботности, тех самых, что не заставляют постоянно в страхе вглядываться в тени.

       В конце концов, Ваярон просчитывается. Бессердечному безумцу никогда не дано будет понять, насколько сильны и прочны бывают узы, связывающие воедино одного и другого. И уж тем более ему никогда не дано будет понять, как сильна и крепка любовь отца к своему ребёнку, толкающая его на настоящее безумие.

       Ваярон мнит себя великим стратегом, просчитывающим каждый ход противника, и в этом его главная ошибка. Соршан обходит его под его же носом, скрываясь в тенях от острого, как отравленный кинжал, взгляда.

       Обмануть обманщика оказывается не так уж и сложно, тем более тому, кто как никто научился делать это, и Соршан крепче прижимает к себе своё новорожденное дитя.

       Он оставляет позади тело Менана, которого ему приходится лишить жизни собственными руками. Теми самыми, которыми он держит спящую дочь, пряча её в складках своего плаща. Бежит из дворца, куда врывается безумец, под покровом теней туда, где Ваярон никогда не сможет найти исчезнувшего ребёнка. 

— Жрицы позаботятся о тебе, дитя моё, — он не может сдержать горечь и боль в голосе и взгляде, которым смотрит на их с Менаном дочь. — Маласса защитит тебя от правды и своим шёпотом отвадит тех, кто желают тебе зла.

       Он оставляет ребёнка на пороге храма, отдавая во власть владычиц теней, не оставляя им ничего, кроме имени, вложенного меж складок одеяльца, в которое младенец был завёрнут. Сам же при этом уходит, не оборачиваясь, чувствуя, как разбиваются осколки его сердца, врезаясь до крови в незащищённую плоть.

       Свою дочь он больше никогда не увидит.