Менан зябко ведёт плечами. Беременность влияет на него, обостряет восприятие, отзываясь перманентной усталостью. Окружающая среда, враждебная и опасная, ощущается теперь несколько иначе, и Менан с любопытством прислушивается к ней.

       В то же время он будто выпадает из неё. Ощущает себя так, словно он не взаимодействует с миром, а наблюдает со стороны. Его предпочитают лишний раз не трогать, и принца это более чем устраивает.

       Мир и жизнь проходят будто мимо него. Менан же, отверженный и проклятый, с усталым любопытством наблюдает сбоку. Всё тянется и плавно перетекает из одного дня в другой, но невысказанное напряжение дрожит и звенит в воздухе.

       Ещё чуть-чуть, и оно взорвётся, грянет бурей, сметающей всё на своём пути. Но Менан этого уже не увидит. Он этого уже не застанет.

       Сейчас же он большую часть времени прячется в своих покоях. Проводит в одиночестве, всё больше и больше отрешаясь от мира. Устаёт безмерно, хоть и бездействует, и ничто не несёт ему радости и утешения.

       Холод прокрадывается во все щели его души. В подземельях Игг-Шайла никогда не бывает тепло, но тёмные эльфы уже давно привыкают к этой зябкости, сырости и холоду. Но Менана они внезапно сковывают крепкими цепями, и он никак не может от них освободиться.

       Холод просачивается во все щели, и принц не может его прогнать. Ему чудится, что этот холод — отголосок ледяного дыхания Старухи, и он в смирении прикрывает глаза, поглаживая свой живот. Он принимает этот холод и пытается к нему привыкнуть, но каждый раз вздрагивает снова и снова, зябко ведя плечами.

       Соршан видит это. Соршан знает это. Менан как никогда уязвим и слаб, ему трудно справляться в одиночку. Особенно сейчас, когда даже соратники обращаются против него, и он, беременный, остаётся один на один против целого мира.

       Шерстяной плед — гномья работа, один из даров вождю на знак перемирия. Мелочь, на самом деле, но практичная, свидетельство невероятной внимательности и практичности гномов. В подземельях, которые достались тёмным эльфам, всегда холодно, и борьба с этим холодом превращается в настоящую проблему.

       Для тех, по крайней мере, кто не хотят пускать этот холод в свои сердца и души.

       Шерстяной плед тёплый и тяжёлый. Соршан заботливо опускает его на острые плечи Менана — за время беременности и всех переживаний принц заметно похудел и осунулся, отчего согреваться ему стало ещё сложнее. Соршан же заботливо опускает на его плечи плед, запутывая Менана в него.

       Принц смешно фыркает, но поддаётся. Плед обнимает его, словно кокон, надёжно задерживая в себе тепло и не пропуская холод. Соршан прижимает его к себе, позволяя спрятать лицо на своём плече, и чувствует, как холодное дыхание тут же обжигает кожу.

       В конце концов, он оказывается единственным, кто остаётся с Менаном до самого конца. Единственным, кто не отворачивается от него, а продолжает поддерживать и заботиться. Единственным связующим звеном, благодаря которому принц не окончательно выпадает из реальности и мира, и Менан судорожно выдыхает, прижимаясь чуть сильнее.

       Ему важно чувствовать себя не одиноким и хоть кому-то нужным.

       Соршан прикрывает глаза. Единственный гонит холод и страхи с чужой души. Успокаивает и утешает, и Менан снова чувствует себя живым. Распахивает объятия и набрасывает плед на спину Соршана, заключая и его в тёплые родные объятия.

       Пока они были вместе, им было нечего бояться.