Алехандро меняется. Вейн замечает это отчётливо. Вернее, он с горьким осознанием думает о том, что на самом деле его возлюбленный остаётся неизменным. Он лишь сбрасывает с себя маску, которую берёг для Вейна, и раскрывает пред ним свою истинную сущность и натуру.

       Ядовитую, злобную, чёрную.

       Он рвёт и мечет, шипит с тихой яростью, прожигая Вейна, стойко держащего удар, полным ненависти взглядом. И возможно Жнец Душ мог бы понять чужую боль и горечь, и скрытый глубоко внутри страх — всё-таки мужчина — не женщина и родить просто так ребёнка ему трудно, но…

       Они были любовниками. Они любили друг друга, а значит, вместе они могли бы справиться со всеми трудностями. Так, по крайней мере, думал Вейн. Реальность же безжалостно бьёт его в лицо.

       Алехандро ненавидит его. Но ещё больше он ненавидит дитя в своей утробе. Маленький комочек жизни, которого не должно было существовать ни по одному закону Асхи, но которым она, тем не менее, наградила их — Вейн иначе не мог думать об этом ребёнке.

       В то время как Алехандро на полном серьёзе считал его проклятием. Злобной насмешкой над его природой и сущностью, искажённой и извращённой так, как не искажает и не извращает даже Хаос.

       Они всегда были дуалистичны. Всегда были противоположностями одного целого — Вейн, влюблённый почти до беспамятства, не замечал этого поначалу. Теперь же у него словно открывались глаза. И всё то, чем дорожил Вейн, презиралось Алехандро; всё то, что Вейн считал благом, Алехандро считал проклятием.

       Так было всегда, но Вейн закрывал на это глаза. Так было и теперь, и Вейн с болью осознания наблюдал за тем, как Алехандро плавится в собственном яде и злобе, тихой ярости и ненависти.

       Самое главное — ничего не мог изменить и противопоставить. Лишь принять ужасающую данность и смириться с тем, что ждало его в недалёком будущем. С одиночеством и противостоянием, на которые он сам обрёк себя ещё в самом начале.