Анастасия была одной из немногих, кто знал всю правду. Она была удивительно чуткой и понимающей женщиной, которая, даже несмотря на своё благочестивое воспитание ангелом в догмах Священной Империи, с честью и спокойствием приняла чужую тайну, сохраняя её.
Предательство возлюбленного закаляет её разум и дух и учит полагаться в первую очередь на себя. Слушать своё сердце, пусть даже уже не бьющееся, и следовать по своему пути. Анастасия Грифон, младшая из дочерей герцога, стойко следует этой науке.
И наверно именно потому к ней Вейн обращается в самую первую очередь.
Анастасия всегда нравилась ему как человек и добрый друг. К ней всегда можно было прийти за советом и добрым словом, пониманием, которым она всегда щедро одаривала Жнеца Душ. Нередко он приходил в её дом ещё в те дни, когда Алехандро был обременён, только чтобы найти покой своей душе и усмирить буйство собственных мыслей.
Анастасия слушала всегда внимательно и молчала. Уважала чужое желание выговориться и никогда не перебивала. И всегда старалась хоть чем-то помочь уменьшить чужое напряжение и разочарование, утешая разбитое сердце беседами да советами.
Анастасия нравилась Вейну как друг. Очевидно, Вейн в том же ключе нравился и самой Анастасии, отчего они неплохо сближаются, укрепляя узы, связывающие их. Не любовь, нет, — сердце Вейна, кажется, навсегда забрал с собой тот, кому оно было не нужно, в то время как сердце Анастасии так и не смогло исцелиться после предательства — но крепкая сильная дружба, что в их случае становится единственным действенным исцелением.
Наверно именно потому Вейн и обращается к Анастасии за помощью.
Она смотрит с лёгким удивлением на мужчину с ребёнком на пороге своего дома. Вейн смотрит с мольбой и усталостью во взгляде. Она, кажется, понимает всё без лишних слов, пропуская нежданного гостя внутрь, и Вейн принимает чужое приглашение.
— Я один не справлюсь, — он констатирует факт, трепетно и аккуратно прижимая к себе спящее дитя. — Жнец Душ не тот, кто может растить ребёнка в одиночку, да и… Девочке нужна мать — я не хочу, чтобы когда она подрастёт, она чувствовала себя ущербной или какой-то неправильной.
— Но обман всё равно раскроется, — Анастасия вздыхает, внимательно вглядываясь в личико спящего ребёнка. Как и его отец, она улавливает в плавных чертах черты другого родителя, что добровольно отрёкся от собственного дитяти.
— Да, — Вейн не спорит, прикрывая глаза, — когда время придёт, я всё расскажу ей. Но до тех пор я хочу, чтобы Закира росла обычным полноценным счастливым ребёнком… Анастасия, ты единственная, кто может сделать это!
«Ты единственная, кому я могу доверять и кого я могу попросить», — недосказанность, которую они оба читают между строк, повисает в воздухе, и Анастасия, на самом деле, не колеблется.
Мёртвое дерево не даст своих плодов, а она сама уже давно лишена той милости, которую другой, тот, кто в принципе не должен был ею обладать, проклинал самой страшной хулой. Ей никогда не дано было стать матерью, и тупая притаившаяся боль тугими кольцами сжимала её немёртвое сердце.
В то время как Асха дала ей шанс.
— Закира — моя дочь, — Вейн опасается, что личность того, кто дал малышке жизнь, противна Анастасии. — Она моё дитя, и не имеет значения, из чьего чрева она вышла.
Анастасия улыбается горько, качая головой. Она знает, какую боль эта ложь несёт Вейну. А потому накрывает своей рукой его руку, на которой он не держит дочь, и улыбается лишь уголками губ.
— Я помогу тебе, — её взгляд теплеет, и она с нежностью смотрит на дитя на второй руке отца. — Ты не будешь одинок в своей заботе о Закире…