Алехандро знает, что ему ещё нужно восстановиться. Тяжёлые роды оставляют на нём свой неизгладимый отпечаток не только уродливым шрамом от надреза, но и кровавой пеленой воспоминаний. Избавиться от них будет не так-то просто, и даже Пустота не сможет поглотить их полностью — мерзкие напоминания всё равно то тут, то там будут выскакивать перед ним, дразнясь. Алехандро от этого скрипит в ярости зубами и сжимает кулаки до побеления костяшек. Как же он всё это ненавидит!

       Он ненавидит Вейна, сотворившего с ним подобное. Зачавшего в его чреве ублюдка и вынудившего его родить его, несмотря ни на что. Он ненавидит ребёнка, что девять месяцев выжимал из него все соки, унизил и превратил в посмешище. Но больше всего он ненавидит Асху, эту лицемерную мерзкую ящерицу, что извратила саму его природу и естество. Наделила своим «величайшим даром», в одно мгновение обернувшимся проклятием. Алехандро ненавидит её за это ещё сильнее, чем за то, что она отобрала у него Альму, единственную и неповторимую любимую сестру. Лживая богиня своей насмешкой над ним подписала себе и своему творению окончательный приговор, и Алехандро — нет, уже Сандро, уже давно Сандро! — станет тем палачом, что приведёт его в исполнение.

       Он знает, что ему ещё нужно восстанавливаться. Однако его состояние уже давно более ли менее стабилизировалось, оправившись после родов, а боль почти ушла. Находиться хотя бы одно лишнее мгновение в этом ненавистном, проклятом месте не просто не было желания — оно вызывало омерзение и отвращение, отчего Сандро хотелось как можно скорее покинуть его. Он уходит внезапно и тихо. Сбегает бесшумно и незаметно — даже если в дороге ему станет плохо от остаточных отголосков повреждений, он сможет сам о себе позаботиться. Раны уже не критичны, и даже его скудных медицинских познаний хватит, чтобы оказать себе помощь, если понадобится. Ведь ни в Аль-Бетиле, ни в Семи Городах Сандро более ничего не держит, и он вырывается на свободу, словно дикий зверь, до этого долгие годы томившийся в клетке.

       О Асха! Лишь тебе одной известно, каким горем это в итоге обернётся!..

       Ни Вейн, ни Белкет не оказываются удивлены внезапным исчезновением Алехандро, когда один из целителей, приглядывающий за своенравным рожеником, докладывает им, что тот сбежал. Они вместе, втроём, заходят в пустующую комнату, и Жнец Душ с затаённой тоской смотрит на неубранную кровать, в которой Сандро лежал. Он ушёл, навсегда покинул не только ряды служителей Смерти, но и вообще отрёкся от всего, так или иначе связанного с Богиней. И теперь следующая встреча с Вейном у него произойдёт, вероятно, только на поле боя.

— Что будешь делать, Вейн? — спокойный голос архонта выводит Жнеца Душ из меланхоличной задумчивости. Он оборачивается и долго всматривается в скрытое капюшоном лицо Ангела Смерти. 

— Я останусь, — прикрывает глаза, отворачиваясь в сторону, и слышит, как тихо хмыкает архонт. — Я должен позаботиться о Закире. 

— Безжалостный Жнец Душ возьмёт опеку над новорожденным ребёнком… — в голосе Белкета не звучит насмешка, но Вейн чётко слышит в нём горечь. 

— Она моя дочь, — он упрямо поджимает губы, а после как-то слишком устало выдыхает. — И в отличие от её второго родителя, я не хочу отрекаться от неё…