Она смотрела остро-колюще, словно знала абсолютно все наперед и молчала. Она чаще всего молчала и что-то писала, у себя в покоях; исписанные пергаменты – сотни их, если не тысячи.

– И зачем тебе они? – очередной кусок какого-то события, котрого никогда не происходило, лежал у него на коленях, Артано лениво читал какую-то бессмыслицу. О любви и храбрости, о том, что в конце все равно всех побеждала смерть. Не слишком по-эльфийски, но она и эльфом до конца так и никогда и не стала.  

– Кто? – тихий голос, даже слишком тихий для Нолдо, и огня, как будто в серце эльфа никогда и не бывало. Там стыл лед. Лёд не исчезает никогда. Аратно знал: любимых у эльфа нет, как нет и близких друзей, Провидица вседа одна. Только эти бесконечные истории, которые она записывает, как будто сама для себя.  

– Всё это, – лениво и презрительно он взмахивает рукой, обводя комнату заваленную черновиками, –  Что ты называешь историями... Кто такая Бария? Почему у тебя в письменах кто-то танцует со смертью, а место богов заняли – Голод, Чума и Война?  

– Это выдумки, в них не должно быть много смысла, -- отрываясь от письма возражает Нолдо и ее собеседник хмыкает. Не объяснит.  

– Ты пишешь о Норвегии? Что это?  

– Страна холода, моря, гор, туманов и бесконечных зелёных холмов. Ее хранит Один.  

– Один?  

– Бог грома.  

– Очередная выдумка?  

– Как иначе? – эльфийка наконец поворачивается и вежливо ему улыбается, как-то устало, словно сама сожалеет о чем-то. Сожалеет о том, что ее Норвегия всего лишь выдумка? Артано недовольно хмыкает, он откладывает письмена и встаёт. Спина собеседницы напрягается, она боялась его – сильнее её никто его не боялся, ни одна живая душа Арды. Артано не знал причину такого сильного страха. Она лежала куда глубже, чем его прошлое служение Мелькору, но причина была скрыта от него чужим разумом. Она знала о нем даже больше, чем он сам о себе знал, а он пламя о льде не знал ничего.  И не хотел. Для чего знать больше о красивой игрушке?

– Я мог бы просто убить тебя или пытать, пока ты бы не поведала мне все... Абсолютно все, –  горячие ладони ложатся на плечи, эльфийская дева вздрагивает, снова не заметила, как он подошёл ближе. Пальцы скользят по плечам, словно заботливо, словно пытаясь гладить.  

– Я же говорила, я знаю только ближайшее будущее.  

– Ты мне нагло врешь, – мурлыкает пламя прямо в острое ухо, но такие игры уже не внушают былого ужаса этой трепетной душе. Она научилась приглушать страх, к досаде Майрона.  

– А если говорю правду, Вы лишитесь лучшего предсказателя Арды, по собственной глупости, – фыркает девушка и терпит боль от сжавшихся рук, слишком сильных рук, даже для эльфа. Не ойкает и даже не вздрагивает, кажется, исход пыток и смерти ей всегда казался самым ожидаемым, а ему как и всякому стихийному пламени, хотелось быть непредсказуемым.  

– Верно. Поэтому ты жива... – кивает снова Саурон и уходит на кушетку, чтобы поднять ещё какой-то лист. Сказка о море и жемчуге, о боли и злых духах. Майрон прикрывает глаза и усмехается. Занятная попытка подражать Эру, не более. Но все же... Он снова смотрит в спину, которая слонилась над очередным пергаментом.  

– Ты сама ко мне пришла, – говорит он в который раз, в который раз надеясь услышать другой ответ, но нет.  

– Мне интересно, что будет если все будет иначе.  

Артано снова закрывает глаза и усмехается. Интересно. Ей просто интересно и поэтому она жива.