Лантэ появилась внезапно и очень своеобразным путем. Она всегда выбирала какие-то свои пути, даже ее появление было обескураживающим. Однажды задержавшись допоздна над черновиками, Маглор услышал шуршание, после лёгкий всхлип и ойканье. Его лучшая симфония говорила после, что родилась с болью – на самом деле просто ударилась об угол сундука бедром.  

"Ты кто?"  

Он – молодой принц Нолдо, склонился тогда перед миниатюрной эльфийкой, которая смотрела на него огромными глазами. Не узнавала и он тоже ее не знал, в этом они были тогда похожи.  

– Я... – она посмотрела на руки, после на свои ноги, потрогала уши, – я эльф!  

– Я вижу, что не майар, – с улыбкой отозвался принц и склонился на корточки перед сидящей на полу, – ты мой ребёнок?  

– А эльфы рождаются черновиков песен?  

– Эльфы родились из песни Эру, мы его дети.  

"Значит я твой ребёнок."  

Лантэ, тогда еще совсем юная заключила это с такой твёрдостью, что Маглор потом никогда не сомневался в этом. Она его ребёнок. Родилась их его песен, как когда он из песни Эру.  

Это могли бы потом назвать богохульством, но богохульства и так выпало много на их долю. От Аквалонде до Сириона, их богохульственных клятв было столько – что измученной душе не сосчитать. Маглор твёрдо верил и помнил всегда только одну клятву, которую давал с чистым сердцем.  

Заплаканная Симфония пришла к нему, в один из светлых вечеров, в дни после воцарения солнца и луны. Ее слезы блестели в закатных лучах и отозвались трелью в сердце поэта:

"Плачем о юных, о вешних берёзках, о несмолкающем звоне в тени; плачем, как дети, о всех отголосках в летние дни."  

– Ты плачешь?  

– Отец, они сказали я не Нолдо...  

– Какая несусветная глупость. Я Нолдо – значит и ты тоже Нолдо.  

Она посмотрела на него впервые так серьёзно и прямо, как будто до этого прятала свой секрет рождения и теперь готова была рассказать. Только если он не согласится приносить ей клятву.  Тогда она расскажет тому, кто стал ее родным отцом – абсолютно все. Это подтолкнуло его, Маглор сохранил этот секрет от себя и от мира. 

– Ты Нолдо. Клянусь, – Маглор протягивает ей мизинец, как когда в юности, когда учил ее каким-то детским клятвам.  

– Я Нолдо, – повторяет Симфония и крепко сжимает мизинец своего отца, улыбаясь ему с застывшими слезами на глазах.  

"Отнято всё, — и покой и молчанье. Милый, ты много из сердца унёс! Но не сумел унести на прощанье Нескольких слёз"